— Не плачь. Все не так плохо. Мне кажется.

— Ты не понимаешь!

Возразить было нечего. Я обдумывала информацию, когда внезапно за дверью раздался приглушенный рык Йейнирдена:

— Какого Шасторета ты тут делаешь?

Варналия сдавленно пискнула и залепетала:

— Папа, не сердись! Я же клятву дала…

«Зря она это сказала», — поморщилась я.

И точно — ее слова вместо того, чтобы успокоить, подействовали на Йейнирдена, как красная тряпка на быка. Трактирщик взревел не своим голосом:

— Забудь про клятву! Не было никакой клятвы! Тролли с драконами не связываются!

— П-папа! — приглушенно воскликнула Варналия.

До меня донеслись звуки борьбы и, пару мгновений спустя, тяжелые удаляющиеся шаги. Подозреваю, что строгий папаша попросту взвалил непутевую дочь на плечо или ухватил за шкирку. Варналия еще говорила что-то отцу, но слов я уже разобрать не могла.

Я думала, что не усну после этого, но ошиблась. Разбудил тихий скрип открывающейся двери. На пороге с объемным свертком в руках стоял мальчишка-блондин.

— Чего вылупилась? — ухмыльнулся он, разглядывая мое помятое со сна лицо. — Вставай, переодевайся и пошли.

Он бросил мне сверток и привалился плечом к косяку.

— Может, выйдешь? — спросил я.

Парнишка осклабился в ответ, но с места не двинулся.

«Ну и подавись», — мысленно ощетинилась я.

Сверток оказался тонким шерстяным одеялом, в которое были завернуты старенькие, но очень удобные кожаные сапожки, теплые штаны коричневого цвета, длинная балахонистая белая рубашка и зеленый бархатный кафтан с вытертыми локтями.

Я распустила шнуровки — теперь, по прошествии почти двух недель, я, наконец, могла одеваться-раздеваться без помощи Варналии — и подняла юбку на шею. Вот и пригодился детский опыт переодевания на пляже, когда все кабинки заняты. Блондин следил за манипуляциями круглыми глазами. Но я даже порадоваться не могла тому, что уела поганца: после ночи проведенной в неудобном положении мышцы противно ныли, каждое движение давалось с трудом.

— И зачем ты О-Рэлли понадобилась? — пробормотал мальчишка.

«Вот и я о том же…», — мрачно подумала я, натягивая сапоги.

На то, чтобы одеться, ушло всего несколько минут. Все-таки штаны были мне привычнее многочисленных юбок причудливого кроя.

Когда я более-менее привела себя в порядок, мальчишка, имени которого я до сих пор не знала, ведь он не счел нужным представиться, отвел меня в общий зал. В помещении было ожидаемо пусто — только Кугар и его люди сидели за одним из столов, заставленном многочисленными тарелками и блюдами. Никого из селян, никого из постояльцев. Йейнирдена тоже не было. Не то мне в глаза смотреть не хотел, не то дочь караулил, чтоб глупостей не натворила.

— Подойди, — холодно приказал мне Кугар.

Я подчинилась. Мальчишка последовал за мной по пятам, след в след, заставляя нервничать еще больше. Чего он опасался? Что я с голыми руками брошусь на его ненаглядного командира?

Приблизившись, попала под перекрестный огонь внимательных взглядов. Меня разглядывали все, даже О-Рэлли. Этот смотрел совершенно равнодушно.

— Да не боись ты, — прервал мои размышления хрипловатый голос.

Я покосилась на его обладателя и встретилась взглядом с громилой. Тот снисходительно ухмыльнулся.

— Сказок наслушалась? — понимающе спросил он. — Не дергайся. О-Рэлли дракон, но просто так он тебя убивать не будет. Ведь так?

Последний вопрос был адресован самому дракону, но тот его проигнорировал.

— Привыкай, — хмыкнул громила, ничуть не удивившись такой холодности. — Он болтать не любит. Кстати, меня Родогаром звать.

— А меня — Даша, — представилась я и, решив не тянуть кота за… хвост, задала самые животрепещущие вопросы: — Что со мной будет? Зачем я вам?

Обращалась я ко всем, но смотрела только на дракона. Который, впрочем, вопрос снова проигнорировал.

— Болтаешь много, — мрачно буркнул Кугар. — Садись и ешь, скоро выходим.

Я пару мгновений помедлила — душа протестовала против такого обращения: даже прислуживая в таверне я никогда не чувствовала себя такой униженной! — а потом все-таки послушно села. Рядом тут же приземлился мальчишка. Не заморачиваясь особо, он подвинул к себе тарелку и ложку и жадно принялся за еду.

Парень-ровесник, который еще вчера удивил меня своим спокойствием и чувством собственного достоинства, доброжелательно улыбнулся и представился:

— Меня зовут Юзилан.

Самое удивительное, что он, выглядящий так заурядно по сравнению с остальными, нисколько не комплексовал по этому поводу.

— А это — Иламир… — представил он блондина.

Мальчишка бросил на Юзилана злобный взгляд, но промолчал. Еда его занимала больше, чем выяснение отношений.

Родогар сунул мне под нос тарелку.

— Ешь, — скомандовал он. — А то по дороге без сил свалишься.

О-Рэлли так ничего и не сказал, продолжая сидеть и делать вид, что все происходящее не имеет к нему никакого отношения.

Потом, поскольку сажать меня к себе в седло никто из его людей, даже О-Рэлли, желанием не горел, Кугар потребовал у Йейнирдена лошадь. Трактирщик спорить не стал и отдал низенькую, мохнатую, невнятной бурой расцветки кобылку, которую держали для повседневных работ: привезти-увезти, вспахать-выкорчевать… Под седлом она практически не ходила, потому что обладала на удивление тряским ходом и поистине ослиным упрямством.

Вскоре мы покидали деревню. Странное чувство… Мне было сильно не по себе, хотя я еще ночью решила, что это наилучший выход. Самой мне было не уехать, так и осела бы в этой деревушке. Работала бы в трактире, общалась с людьми. Может, даже замуж со временем вышла бы, детей родила… А так — можно сказать, судьба вмешалась.

Никто нас не провожал — селяне, напуганные произошедшим, попрятались по домам и ждали, когда чужие, опасные люди уйдут. Это потом они соберутся — мужчины в таверне, а женщины на рынке — и обсудят все, что произошло, не стесняясь в словах и выражениях.

Варналия показалась в воротах, когда мы были уже в конце главной улицы. За ее спиной маячил мрачный, сверкающий свежей царапиной на щеке Йейнирден — он пытался удержать девушку, но не смог. Заметив ее, я улыбнулась как можно беззаботнее и помахала на прощание рукой. Подозреваю, что улыбка вышла кривой, а жест — нервным, но это было лучшее, на что я была способна в тот момент. Варналия вздрогнула и зябко обхватила себя за плечи. Вид у нее был такой, словно вот-вот заплачет.

«Это все из-за меня», — подала голос некстати проснувшаяся совесть.

На глаза навернулись слезы, и я, поспешно отвернувшись, принялась разглядывать собственные руки, словно видела их впервые. В каком-то смысле так оно и было… Разве могут мои руки быть такими грязными и неухоженными? Разве могут у меня быть цыпки и шелушащаяся от ежедневной многочасовой работы в воде кожа? Это не мои руки! Это не моя жизнь! Это все происходит к кем-то другим… Не со мной!

За всеми этими мыслями не заметила, как деревня постепенно скрылась из виду и я осталась наедине со своими новыми знакомыми. Сказать, что я чувствовала себя не в своей тарелке — ничего не сказать. Даже в гораздо более обычных обстоятельствах среди незнакомых людей чувствуешь себя неуютно, а уж здесь…

Одинокая слезинка сбежала по щеке, и я сердито вытерла мокрую дорожку.

«Не реви… Не реви, черт тебя подери!» — из последних сил убеждала я себя, чувствуя, что еще немного и просто позорно разрыдаюсь.

Только не это! Я не могу показывать им свою слабость…

Внезапный рывок заставил меня вернуться к реальности. Я испуганно выпрямилась в седле и завертела головой, стараясь понять, что произошло. Оказалось, что пока я рефлектировала, кобыла, на спине которой я восседала, решила подкрепиться и свернула с дороги, к густым кустам, на которых виднелись ярко-красные продолговатые плоды — местный аналог не то огурцов, не то груш, не то морковки. Беда в том, что дорогу к ним преграждал небольшой овражек, в который наглое животное и вступило, стремясь добраться до редко выпадающего на его долю лакомства.