В зале, где мы ужинали кабаном и жареным лососем, стояли длинные деревянные столы и узкие скамьи. Стены были выложены из камня, а не стекла, как в верхней части дворца, и темные плиты блестели в свете нескольких солнцепалов в настенных бра. Я вздрогнула, оглядывая мрачную обстановку, и отметила, что в ней нет тех единственных постоянных атрибутов, к которым я привыкла за эти годы.

Асидия стала домом для суеверий, и я полагала, что народ имел право в них верить.

Жители моего поселения собирали крошечные мраморные статуэтки богов, а большинство возводили алтари, посвященные Рейне. Замысловатые гобелены, изысканные свечи и бесчисленные подробные иллюстрации воздавали почести бессмертным, и ни один дом не избегал знаков веры – притворных или настоящих.

Помимо статуй в саду, я не заметила других изображений богов в святилище рыцарей, и, хотя я не считала себя религиозной, мне будто не хватало их знакомого успокаивающего присутствия.

Практически целиком проглотив еду, к немалому изумлению Патрика, я откинулась назад, удовлетворенно положив руку на живот. Прошли недели с тех пор, как я хотя бы отдаленно наедалась. Возможно, мне бы следовало чувствовать вину за то, что я потворствовала себе, когда многие обходились без пищи, но я была слишком довольна, чтобы испытывать стыд.

– Я не могу, – вздохнул Патрик, указывая на еду. – Совершенно уверен, что кабан еще жив.

Меня разобрал смех от того, как он наморщил нос.

– Тебе нужно поесть. К тому же на вкус не так уж и плохо, и кто знает, когда нам в следующий раз подадут столь изысканное блюдо. – Я поковырялась в его тарелке и, лучезарно улыбаясь, отправила в рот кусочек мяса. Патрик не мог говорить всерьез: в последнее время еда ценилась не меньше монет.

Он пододвинул ко мне свою тарелку:

– Тогда можешь забрать мою порцию. Ты заслужила, после того как разобралась с Адамом.

Я уже собиралась возразить, ведь нам обоим нужны были силы, но Патрик принялся доедать буханку хлеба с вполне довольным видом. Когда он, приподняв одну бровь, бросил на меня выразительный взгляд, я сдалась и съела его еду.

Какая-то часть меня подозревала, что он просто проявлял доброту, и эта часть противилась тому, чтобы принять его предложение. Я не привыкла к подобной щедрости, но желудок все-таки одержал победу над гордостью.

Вскоре прозвучал гонг, положив конец нашему недолгому ужину.

Пока все разбегались по комнатам, среди снующих тел вспыхнуло несколько потасовок. Однако я могла думать только о том, чтобы побыстрее стереть грязь с кожи.

И еще об отсутствии зрителей.

– Спокойной ночи, Ки, – пожелал Патрик, устраиваясь на своей койке. Он натянул тонкое одеяло до подбородка, слегка вздрогнув от холода.

– Спокойной ночи, – ответила я, с ухмылкой наблюдая, как он пытается улечься поудобнее. В каком-то смысле он напоминал мне Лиама, и на мгновение я представила, как на койке Патрика отдыхает мой брат.

Я радовалась, что выбрали меня. Сомнений больше не осталось.

Когда все разошлись по местам, я побрела по коридору к помещению с бассейном. Как мне и обещали, вокруг не было ни души.

Слава жестоким, злым богам.

Наспех справившись с крошечными пуговицами рубашки, я закрыла глаза, когда свежий воздух поцеловал голую кожу. Брюки, затвердевшие от засохшей грязи и других вещей, о которых мне не хотелось бы вспоминать, упали на камни.

Последними остались перчатки.

Вздохнув, я стянула плотную кожу с пальцев, и сердце ухнуло в желудок при виде обнаженной плоти. Сколько бы времени ни прошло, никогда к этому не привыкну.

На ладонях выступали рубцы. Они покрывали тыльную сторону, испещряя каждый палец грубыми ониксовыми и синими линиями, которые расползались, словно пораженные болезнью вены.

Не теряя драгоценного времени на жалость к себе, я подошла к краю бассейна и опустилась на первую каменную ступеньку. Темная вода оказалась теплой, по периметру с шипением расплывались пузырьки от жужжащего фильтра.

Губы изогнулись в нерешительной улыбке – моей первой настоящей улыбке за день, – и я спустилась по конической лестнице, все глубже погружаясь в воду, пока она не достигла плеч. С уст сорвался довольный стон.

Моя жизнь катилась по наклонной, но, по крайней мере, я буду чистой.

Не торопясь, я безжалостно оттирала каждый дюйм тела, используя ногти в тех местах, где грязь не желала отходить. Убедившись, что избавилась от мерзкой дорожной вони, я перешла к волосам, намыливая их дешевым мылом и массируя кожу головы.

Я задержалась под водой дольше, чем нужно, промывая волосы и наслаждаясь зловещей тишиной. Единственным звуком в этом непроглядном безмолвии оставался гулкий стук сердцебиения в ушах. Там, внизу, я могла представить, что вернулась домой, к Лиаму, Мике и моему любимому лесу. Под безопасной поверхностью воды появлялась возможность притвориться, что ничего не изменилось, даже если перемены были всем, чего я жаждала.

Легкие не позволили мне долго предаваться фантазиям.

Вынырнув на поверхность, я втянула воздух, реальность давила на меня с каждым резким вдохом.

Череда грубой брани заставила меня резко повернуть голову, мокрые волосы упали на плечо. Я не сумела сдержать сорвавшийся с губ вздох.

Позади меня, держась за пуговицу брюк, стоял полуобнаженный рыцарь.

Я присоединилась к его ругательствам, опустилась под воду и прикрыла грудь усеянными шрамами руками – хотя в этом не было необходимости, поскольку я сомневалась, что незнакомец мог видеть сквозь плотный слой грязи и пены.

Мне оставалось только беспомощно пялиться на него. Взгляд предательски скользнул к подтянутому животу, который, к моему удивлению, покрывали розовые шрамы и рубцы. Они пересекали рельефный пресс и усеивали грудные мышцы, некоторые раны еще не до конца зажили.

Но лицо мужчины…

В тусклом свете факелов я рассмотрела его черты – произведение искусства, сулящее погибель. Он был молод, вероятно, всего на год или два старше моих восемнадцати лет.

Прямые волосы цвета воронова крыла ниспадали ему на лоб и игриво вились вокруг ушей. Туманное желтое свечение пламени подчеркивало резкую линию челюсти и высокие скулы, которые сами по себе могли бы служить оружием. А его губы… Никогда раньше не видела мужчин с такими полными губами, но почему-то они ему очень шли.

Однако именно левая сторона лица придавала рыцарю неземную красоту. Два красных шрама, начинавшиеся над бровью и тянувшиеся до острой, как бритва, скулы, пересекали его глаз, почти лишенный видимого зрачка и имевший молочно-голубой оттенок. Никогда еще мне не доводилось видеть такой цвет, но под клубами пепла и теней, за загадочностью взгляда, скрывалась искра огня, свет которой изо всех сил стремился вырваться из тьмы. Временами я узнавала такой взгляд в собственном отражении.

Он пленил меня целиком и полностью.

– Что ты здесь делаешь, рекрут? – рявкнул мужчина, опуская руки к бокам. Удивленный взгляд придавал ему мальчишеский вид.

В ответ с моих губ сорвался писк, и вода заплескалась вокруг, когда я дернулась, не переставая ругать себя за то, что восхищаюсь незнакомцем.

– Мне сказали, что я могу прийти сюда после ужина и помыться. Наедине, – пояснила я, собирая по крупицам то немногое самообладание, которое у меня еще имелось.

Надо сказать, почти ничего и не осталось.

Рыцарь никак не отреагировал на мои слова, но его взгляд устремился на каменный пол. Возможно, я ошибалась, но бледные щеки мужчины окрасились розовым.

– Ясно, – пробормотал он чуть более глубоким от волнения голосом. Затем нерешительно поднял взгляд и суровым тоном произнес: – Что ж, обычно я оставляю это время для себя.

– Тогда выходит, что у нас проблема. – Я говорила то, что думала, и в его карих глазах зажегся огонек, словно незнакомец не меньше меня втайне наслаждался брошенным вызовом.

Рыцарь отвлекал меня, и, видят боги, мне нужно было отвлечься от реальности.