Игнор.

― Четыреста двадцать восьмой двигатель объёмом семь литров. Триста пятьдесят пять лошадок. Разгон до сотни за шесть с половиной секунд… ― чуть ли не долбятся в дёсны с моей крошкой, и не думая отлипать. ― Где ты был раньше, любимый?

Нет. Не пьяная. Сомневаюсь, что бухарик способен выдавать настолько сложные предложения без запинки. И не угашенная, а то ведь дурь тут купить можно едва ли не в каждом продуктовом. Вместе с хлебом и молоком.

― Это девочка. Вообще-то, ― замечаю.

― Сам ты девочка, осёл. Ты ещё рюшки на него нацепи. Это зверь!

― Ээ… ― только и успеваю проблеять, потому что в МОЮ крошку садятся БЕЗ РАЗРЕШЕНИЯ. Собственнически кладут руки на отделанный деревом руль и с блаженством откидываются на спинку кожаного сидения, прикрывая ярко намалёванные тенями глаза. Просто шедевральная наглость. ― Принцесса-ебанесса, ты ничё не попутала?

― Отвянь. Я в раю.

Збс.

― Ммм…

И чё с ней делать? За шкирман вытаскивать?

Другой вопрос: а надо ли?

В смысле, я, конечно, больше привык, что бабы вешаются на меня, а не клеятся с такой страстью к тачке, но и этот расклад в целом тоже неплох.

Неважно какими способами, но девчонка уже в машине. Даже уламывать и покупать коктейли в баре не пришлось. Остальное дело техники. Я, конечно, собирался свалить, но раз уж такое дело…

― Пересаживайся на пассажирское, чумичка, ― снисходительно облокачиваюсь на распахнутую дверцу. ― Так и быть, прокачу.

Мне, наконец, делают одолжение и впервые удостаивают вниманием, вскидывая глаза. Большие, выразительные и ярко подведённые тенями. Словно этого мало, ещё и губы намазюканы тёмным бордо.

Кстати, девица ничего.

Эксцентричная излишне, но это даже плюс. Скромняжки, которые все поголовно: "ой, да я не такая", при том, что буквально через час уже охотно отсасывают прямо в тачке, чаще всего не могут похвастаться горячим темпераментом. А вот прибахнутые…

Ууу, это пожар. У меня однажды была такая крейзи, в порыве страсти чуть не откусила мочку уха. Было больно, но круто.

Пока разглядываю её, меня не менее тщательно оценивают в ответ, сканируя с ног до головы. Решают: достоин ли потраченного времени?

― Ты меня прокатишь? А, может, я тебя? ― дерзко парируют, хитро сощурившись.

Лиса. Натурально лиса.

― Смотря, как.

― С ветерком.

― У тебя права-то есть?

Мне требовательно протягивают ладонь, звякающую от обилия браслетов на запястье.

― Гони ключи и узнаешь.

Воу. Это однозначно что-то новенькое. Обогнув тачку, падаю на соседнее место, вручая запрашиваемое. Интересно же, что будет дальше.

― Учти, разобьёшь ― будешь отрабатывать. Деньги не возьму, отдашь натурой.

― Прейскурант такой же примитивный, как и твоя причёска, ― усмехаются, заводя движок.

Эгей, не понял! Причёска-то чем ей не угодила?

― На трассе держи на нижних передачах. И имей в виду, в затяжном вираже задняя ось заноси… ― масклкар с рёвом срывается с места, не давая договорить…

POV КРЕСТОВСКИЙ

Наши дни

Она.

Бля! Это она! Та девчонка из клуба.

Стоит в широком дверном проёме: промокшая с ног до головы, с подтёкшим макияжем и дебильной плюшевой игрушкой подмыхой.

А стоит, потому что…

Ёбнврт. Так она что, и есть дочурка новой отцовской пассии?!

Вот это подстава.

– Ты, ― повторно вырывается из меня для закрепления результата. А то вдруг галюны пошли на почве акклиматизации.

– Сюрприз, ― театрально разводят ручками, скалясь в фальшивый улыбочке. Настолько фальшивой, что вижу её задние зубы. Острые и умеющие кусаться. Это я ещё с прошлого раза помню.

– Вы что, знакомы? ― озадачивается отец, наконец, отрываясь от своего Блэкберри.

Семейное вечернее чаепитие, ёптыть. Один мозгами с работы так и не ушёл, слишком занятый, чтобы спросить самое банальное на свете: "как дела, сын?". Другая какую-то хрень черкает в графическом планшете, напевая себе под нос. А третий, то есть я, всё это время в телефоне от нефиг делать ковыряется. Душевно, блять, слов нет.

Уж и не чаял разбавить эту убогость хоть какой-то движухой, но тут на те… Открытие. И я чё-то настолько охренел от него, что выхренеть обратно пока не получается, поэтому отцовский вопрос остаётся без ответа.

Да и какое мне сейчас дело до его вяканий, когда тут ТАКОЕ…

– Глазёнки сломаешь, ― едко замечает новоприбывшая, видимо, почувствовав неловкость от того, что я безбожно на неё пялюсь. Пытаясь если не высверлить из пространства, то хотя бы проделать в ней новые отверстия. ― Если соскучился, так и скажи.

Выдерга. Зато в реальность с пинка возвращает.

– А ты времени зря не теряла. Жопу наела. Подсела на мучное?

– Обрастаю защитным целюлем, чтоб избавить себя от домогательств со стороны всяких мутных личностей.

Подлая провокация! В тот раз она полезла на меня первой.

Ну, почти…

– Насколько помнится, ты была не особо и против.

– Тебе показалось.

– Да ну как же. Я ж прям заставлял тебя совать язык себе в рот.

– Это был эксперимент. Зато проверила на практике: не всё то золото, что блестит. Чтоб ты знал: целуешься паршивенько. Потому с продолжением и не срослось.

Чихаю от возмущения.

– Слышь, принцесса-ебанесса, а давай-ка мы…

– Кирилл! ― одёргивает меня с досадой отец. ― Что за выражения? Ты с девушкой разговариваешь, а не со своими быдловскими дружками.

– Кто девушка? Эта что ль? Тебя обманули. Тебе подсунули Сатану в женском обличье. Думаешь, я ― геморрой на задницу? Это ты с ней не тусил. Я из-за неё дважды едва не огрёб. Всего за одну ночь!

– Вот не звезди, ― фыркает девчонка, безмятежно покусывая заусенец. Как её там зовут? Вроде имя называлось, но я не запоминал. ― Один раз очень даже хорошо огрёб.

– Провоцировать тех мудаков не надо было.

– Чем это я их провоцировала?

– Голой задницей.

– Ты меня путаешь с проститутками из квартала Красных Фонарей.

– Не. Это те пацаны тебя с ними перепутали. Что, кстати, несложно. И, наверное, не стоило их переубеждать. Морда целее была бы.

– Ути, божечки, ― насмешливо складывают губы уточкой. ― Да кто-то до сих пор дуется, что ему обломался секс.

– Так. Думаю, с нас достаточно подробностей, ― тактично покашливая, снова напоминает о себе отец.

Надо заметить, неловко сейчас только ему. Его "невеста", едва сдерживая смешок, активно общается с дочерью с помощью жестикуляции.

Сложноопределимо крутит пальцем, будто что-то спрашивает и, надо заметить, её прекрасно понимают, подтверждая кивком. На что в ответ мимикой изображают что-то в духе: "ооо, теперь всё ясно".

Чего им там ясно? Что за бабские шифры?

– А вслух можно? ― не выдерживаю. ― Тоже хочу поучаствовать в беседе.

– Прости, это только для девочек, ― спархивая с дивана, на котором до того сидели в позе лотоса, будущая мачеха одаривает меня улыбочкой. Которая, вероятно, запланирована быть милой, но вызывает исключительно отторжение. ― Кариночка, пошли. Поболтаем… о женском. Переоденешься заодно. Ой, я же ещё подарок свой тебе не вручила… ― уводя дочь под локоть, щебечут пташкой, а я с лютым недоумением провожаю обеих взглядом, пока те не скрываются за поворотом к лестнице.

– Серьёзно? ― меня всего только что не передёргивает. ― Ты предпочёл матери вот этого недоподростка?

Моя мать ― утончённая леди, которая даже в глубоком маразме не позволит себе дранные джинсы, обляпанную краской безразмерную футболку и непонятное гнездо на голове с втыканными туда кисточками. А это чучело…