После разоблачения культа Сталина возник вопрос о том, как соблюдались законы в Советском Союзе. Хотя «суверенитет» республик был номинальным, но тем не менее это был конституционный принцип, закрепленный в законе, поэтому начались дискуссии о расширении прав республик, особенно в экономике. Однако СССР был не правовым, а тоталитарным государством. Основная цель закона заключалась в том, чтобы служить Коммунистической партии одним из средств сохранения власти и контроля над обществом. В то время лидеры Коммунистической партии нуждались в поддержке общества, особенно республик, поэтому были приняты законы, которые предоставляли республикам немного больше свободы.
Предпринимались попытки расширить правовую компетенцию республик. В феврале 1957 года Москва разрешила республикам иметь свои собственные гражданский и уголовный кодексы, а также гражданско-процессуальные кодексы. До этого в Литве действовали кодексы Российской Федерации 1936 года. Республики получили «право» принимать законы и кодексы, касающиеся работы судов. Однако на самом деле кодексы всех республик, а также их конституции были унифицированы, они лишь минимально учитывали местные условия и основывались на одних и тех же принципах обращения с советским правом. В 1956 году после упразднения Министерства юстиции СССР функция надзора за судами и юрисдикциями была передана министерствам юстиции республик. Функции полиции были отделены от функций государственной безопасности. Республикам также было предоставлено право присваивать своим гражданам почетные звания, государственные награды и благодарственные письма, помиловать осужденных граждан и решать некоторые менее важные государственные вопросы.
Народные экономические советы (PEC, рус. Совнархоз), созданные в 1957 году, значительно повысили роль республик не только в экономическом, но и в политическом плане. В соответствии с новой системой управления экономикой каждая республика должна была стать единой экономической единицей. Позже, из-за тенденций к децентрализации, которые могли перерасти в экономическую, а также политическую фрагментацию СССР, этот эксперимент стал одной из важнейших причин смещения Хрущева.
Разоблачение культа личности Сталина в 1956 году и непредсказуемые экономические реформы вызвали крупнейший политический конфликт между сталинистами (Георгий Маленков, Вячеслав Молотов, Лазарь Каганович и другие) и коммунистическими реформаторами. Sniečkus, Šumauskas and Paleckis поддерживали политические изменения, но их роль в этих интригах Кремля была невелика — они, как статисты в фильме, должны были поддерживать одну из воюющих сторон: «Когда мы услышали выступление товарища Суслова и узнали, что есть группа, которая пыталась сместить Первого секретаря товарища Хрущева, мы, то есть товарищ Шумаускас, Палецкис и я [...] твердо и без колебаний выступили за товарища Хрущева», — сказал Снечкус. У Снечкуса были личные счеты с «организаторами переворота», в частности, с Маленковым. Более того, эта оппозиционная группа, согласно Снечкус, был «против расширения прав республик». Однако, если бы победил Маленков, Снечкус поприветствовал бы его и заговорил бы о «восстановлении ленинских принципов в партии».
Поскольку глава КГБ СССР Иван Серов, тем не менее, был напрямую связан со сталинскими репрессиями, в 1957 году Хрущев отправил его в отставку и на его место назначил амбициозного 38-летнего комсомольского лидера СССР Александра Шелепина, его первым заместителем стал второй секретарь ЦК КПСС Владимир Семичастный. Аналогичная ситуация была и в Литве. В 1959 году Ляудис ушел на пенсию (у него часто было собственное мнение), и Снечкус назначил 40-летнего Альфонсаса Рандакявичюса, который ранее работал в комсомоле, а с 1956 года был заместителем Ляудиса, новым председателем КГБ ЛССР. Будучи благодарным за свое политическое возвышение, Рандакявичюс был всем сердцем предан Снечкусу. Первый секретарь ЦК комсомола Юозас Петкявичюс стал его помощником, а с 1961 года — заместителем. Когда Ляудис был у власти, многие сотрудники службы безопасности, прибывшие ранее для подавления вооруженного сопротивления, все еще работали в аппарате КГБ. Теперь их ряды значительно поредели. КГБ во главе с Рандакявичюсом стал главными политическими глазами и ушами Снечкуса. Рандакявичюс направлял в Центральный комитет достаточно объективные отчеты и информацию о политической ситуации в Литве, информировал о различных интригах и т.д. Он помог укрепить личный авторитет Снечкуса и политический режим в Литве. Угрожая Москве потенциальными подпольными политическими и террористическими кампаниями, они еще больше укрепили аппарат КГБ. Рандакявичюс особенно заслужил благосклонность Снечкуса за преследование католической церкви.
Политические и экономические реформы Хрущева также изменили политическую ситуацию в Литве. Более смягченный политический режим приобрел другую форму, несколько более экономическую, особенно в сельском хозяйстве, возникла независимость и проявились тенденции к возрождению и консолидации этнической культуры и литовского языка. Однако для коммунистического руководства Литвы и, в частности, для Снечкус, политические изменения в отношении «классовых врагов» были неожиданными и неприемлемыми: «бандиты, их сторонники, кулаки, священники, буржуазные деятели и националисты» начали возвращаться из мест своего заключения и ссылки, а теория «эскалации классовой борьбы» и политика политической бдительности были отброшены. Таким образом, в Литве, в отличие от Москвы, после 20-го съезда КПСС критика репрессий была неприемлема и даже всячески подавлялась. Sniečkus и ветераны LCP не могли смириться с тем фактом, что то, что они делали до войны и в послевоенный период, было неправильным. Коммунистическое руководство никогда не испытывало никаких угрызений совести по отношению к литовскому народу, который был убит, заключен в тюрьмы и сослан — они навсегда остались «классовыми врагами». В период «оттепели» русские писатели почти открыто писали о репрессиях и гибели невинных людей, в то время как в Литве эта тема была запрещена. Даже если писатели пытались более реалистично описать 1940-1941 годы и послевоенные годы, они сразу же вызывали суровую критику. Москва согласилась с этой позицией LCP, потому что репрессии, проводимые в Литве, носили иной политический характер: в России репрессии в основном проводились против людей из-за «классовых» соображений, тогда как в Литве — из-за стремления нации к свободе. Руководство СССР очень хорошо знало, что официальное признание преступлений политики Сталина в странах Балтии могло вызвать политическую нестабильность и новую волну сопротивления, а также возникнуть международная проблема этих стран. С другой стороны, литовские коммунисты боялись личной ответственности и поэтому пытались подавить все попытки предать свои преступления огласке. Такая позиция администрации Снечкуса была очень удобной для Москвы. Это была одна из главных причин, по которой Снечкусу была предоставлена определенная свобода действий в Литве (в сферах экономики, социального обеспечения и культуры). Лояльность и повиновение Кремлю были основными чертами партийной деятельности Снечкуса, которые помогли ему оставаться у власти до своей смерти в 1974 году. Конечно, Снечкус имел собственное мнение по различным аспектам жизни в СССР, но скрывал его, если оно противоречило официальному положению. Например, Хрущев обвинил Сталина в политических репрессиях против коммунистов, но Снечкусу казалось, что винить следует не Сталина, а его окружение. В целом, Сталин оставался единственным символом чистого коммунизма для Снечкуса на протяжении всей его жизни. Снечкус не хотел критиковать его.
Десталинизация прогрессировала дальше. В 1961 году 22-й съезд КПСС объявил, что диктатура пролетариата уже выполнила свою миссию и что социализм, по сути, создан в Советском Союзе. На практике это означало, что классовая борьба внутри государства была прекращена (поскольку не существовало враждебных классов) вместе с недоверием к той или иной национальной и социальной группе. Хрущев снова заговорил на съезде о сталинских репрессиях. Миру дали понять, что СССР больше не будет проводить политику государственного террора, но Коммунистическая партия останется единственной политической силой, а нынешний коммунистический режим не изменится.
