– Здравствуйте, – сдержанно произнес Михаил, – мы из милиции. – Развернутое удостоверение было поднесено к любопытному носу старушенции.

Как правило, свидетели делятся на две группы. Первые, едва взглянув на удостоверение, пропускают сотрудников в комнату, всем своим видом показывая, что про более дорогих гостей и мечтать не смели. Вторые скрупулезно изучают протянутое удостоверение, вчитываясь в каждую букву, как будто подозревают стражей в десяти смертных и тысяче дополнительных грехах.

Старушка относилась ко второй категории.

Ее глаза, словно сканер, скопировали написанное, и коротенький текст навсегда упрятался в одной из ячеек ее памяти.

– Что ж, прошу вас, – она неохотно отступила в сторону, пропуская мужчин в квартиру.

– Спасибо, – поощрил ее Михаил за великодушие. – Вы, конечно, знаете о трагедии, случившейся с вашей соседкой?

Старушка как будто ожидала именно этого вопроса. Картинно всплеснув руками, она воскликнула:

– Конечно! Это такой ужас, такой ужас!.. Очень славная была девушка, всегда скажет «здравствуйте», «до свидания». Не то что некоторые… А вы проходите, молодые люди. У меня, правда, не прибрано, но подошвы все равно об половичок вытрите. – Зоркие старушечьи глаза проследили, тщательно ли выполнят просьбу нечищеные ботинки Михаила. – Можете на диванчик сесть, он у меня хоть и старенький, но очень прочный. Сейчас такой мебели и не делают.

Чертанов с Шибановым осторожно присели на краешек разрекламированного дивана, опасаясь, что он рассыплется в труху. Но, вопреки ожиданию, диван оказался и впрямь прочным. Эдакий реликт, шагнувший из позапрошлого столетия в современность.

– Вы давно знаете свою соседку? – полюбопытствовал Шибанов.

– Люду-то?.. Она живет… Простите, она прожила в нашем доме три года.

– Вы случайно не знаете, чем она занималась, где работала?

– Насколько мне известно, – жеманно сказала старушка, – постоянно Люда нигде не работала. Хотя кто знает эту современную молодежь – вроде бездельничают, а деньги водятся всегда. Что-то продают, что-то меняют, так и живут. Вот и Люда занималась чем-то в этом роде. – В тоне старушенции смешались нотки зависти и осуждения.

– А почему вы так решили? – спросил Михаил.

– Молодой человек, слава богу, я не первый год живу на этом свете, и научилась разбираться в людях. Во-первых, Люда очень хорошо одевалась. Едва ли не каждую неделю меняла наряды…

– А может быть, у нее имелся, – Михаил слегка запнулся, стараясь подобрать слово поделикатнее, – какой-нибудь состоятельный… друг?

– Ну-у, я отлично понимаю, о чем вы говорите, молодой человек, – седая голова старушенции слегка качнулась. – Я не хочу сказать, что Люда проживала монашкой, но богатых покровителей у нее не было. За все это время я видела у нее только четырех визитеров. Но они явно не «новые русские», – тонкие бледные губы пренебрежительно растянулись, – обыкновенные мужчины. Заурядные, я бы сказала.

– Итак, у покойницы был узкий круг общения?

– Именно так, молодые люди. Люда была очень осторожна и, прежде чем кого-то впустить в квартиру, обязательно поинтересуется, кто там… В наше время по-другому нельзя.

– Жильцы этого дома у нее бывали?

– Чаще всего к ней заходила соседка с верхнего этажа, ровесница Людочки. Чаевничали подолгу, болтали. У нас, женщин, тем для разговоров всегда предостаточно.

– В какой квартире проживает эта соседка? – спросил Михаил, увлекая Шибанова к выходу.

– Моя дверь вот так, – рубанула старуха рукой пространство, – а ее напротив будет.

Вторая соседка относилась к первой категории свидетелей – она мгновенно впустила оперов в коридор, как только рассмотрела в проеме дверей удостоверение с позолоченным тиснением. Едва ответив на приветствие, проводила в комнату, томно пряча накрашенные глаза под густыми ресницами. Взгляд у нее был блудливый, кошачий, такое впечатление, что в каждом шкафу она прячет по парочке темпераментных любовников.

– Простите, как вас зовут? – осведомился Шибанов.

– Венера. – Так и чудилось недосказанное: «Милосская».

– Венера, мы знаем, что вы были дружны с вашей покойной соседкой, Людой, – произнес Михаил, устроившись в низеньком кресле. Оно оказалось необычайно мягким, глубоким, и майор не без досады заподозрил, что нужно будет сделать некоторое усилие над собой, чтобы не поддаться сонливости в таком комфорте.

На девушке красовалась атласная пижама, смахивающая на борцовское кимоно. Но даже свободный покрой не мог утаить огромного бюста, который вызывающе маячил в разрезе подпоясанной рубахи. Груди отзывались на каждое движение Венеры волнующим подрагиванием.

– Нельзя, конечно, назвать нас подругами, – при этих словах на ее капризных губах промелькнуло заметное неудовольствие, – но общались мы с Людмилой частенько. То она ко мне зайдет, то я к ней загляну. По – соседски.

– А вы не могли бы сказать, где она работала?

– О себе она ничего не рассказывала, но деньги у нее водились всегда. Могла даже одолжить под небольшой процент. Мне приходится частенько выезжать в Европу, и я к ней не однажды обращалась. Да что там я! – махнула Венера рукой. – К ней за деньгами со всего дома бегали! Все знали, что она была не бедная. Я у нее спрашивала, чем она занимается, но Люда только отшучивалась или отмалчивалась.

– Она все время так рано уходила из дома?

– Всегда!

– Девушки часто делятся между собой душевными тайнами. Может, вы знаете ее поклонников?

В глазах Венеры промелькнуло что-то неприязненное, когда она процедила:

– Имелся у нее один друг сердечный… Семеном его зовут.

– Она вам о нем сама рассказывала?

– Я и без нее этого Семена знаю как облупленного. Когда-то он был моим… кавалером, так скажем. Они у меня и познакомились.

– Ах, вот как! – оживился Шибанов, бросив быстрый взгляд на сотрудника. – И где же нам найти этого кавалера Семена?

– А чего его искать? – фыркнула Венера, заталкивая излишне оголившиеся груди за пазуху. – Он живет в соседнем доме, прямо напротив, квартира тридцать шесть.

Михаил, упершись ладонями в подлокотники кресла, поднялся:

– Вы не будете возражать, если мы к вам еще зайдем для уточнения некоторых деталей?

Венера тоже встала, утвердительно тряхнув бюстом:

– Всегда буду рада таким гостям…

Время уже перевалило за полдень, и Михаил с нежностью вспомнил жареную курицу, которой угощали пассажиров на борту самолета. Хорошо бы взбодриться чашечкой крепкого кофе да проглотить хоть что-нибудь.

Шибанов, будто угадав мысли майора, неожиданно предложил:

– Там у меня в машине кофе есть в термосе и колбаса сырокопченая. Может, перекусим?

– Позже, – стойко переборол в себе искушение Михаил и направился к соседнему дому.

Нужная квартира обнаружилась на самом верхнем этаже. Угловая. На лестничных перилах была закреплена консервная банка, доверху забитая окурками. Присоединив к ним свою сигарету, Михаил нажал кнопку звонка. За дверью заверещало, как будто там потревожили голосистую канарейку. От повторного звонка воображаемая птица забилась в истерике. Казалось, еще чуть-чуть – и она вырвется на волю, проломив металлические прутья клетки.

– Неужели никого нет? – огорчился Михаил.

– Попробуй еще раз, – попросил Шибанов. – Очень не хотелось бы тащиться сюда опять из-за одного свидетеля.

Неожиданно в квартире послышался шорох. За дверью что-то грюкнуло, задребезжало, а потом раздалось приближающееся бормотание.

Дверь открылась минуты через две. Долго скрежетал отворяемый замок, бряцала стальная цепочка. В проеме показалась кудлатая непричесанная голова. Стоявший на пороге мужчина разлепил веки и пьяно поинтересовался:

– Вы кто?

– Мы из милиции, – бесстрастно ответил Михаил.

– Какого дьявола?! – вырвалось у мужчины, но он тут же спохватился и виновато потупился: – Ах да… Вы по поводу Людочки…

– Пройти можно?

– Проходите… только у меня того… беспорядок полный. Не ждал я гостей. Если бы знал, что такие люди заявятся, так непременно бутылки бы в угол сгреб. Вы, господа милиционеры, смотрите не расшибитесь ненароком, – попросил кудлатый хозяин, – мне из-за вас на нарах куковать ой как не хочется.