В те времена все мальчишки должны были принадлежать к какой-нибудь компании, банде. Иначе было трудно жить. Однажды мы зимой всей гурьбой отправились в дальний кинотеатр смотреть новый фильм. Фильм был обычный – с глупыми, но многочисленными немцами и храбрыми партизанами. Громкая тревожная музыка глушила, сердце замирало из-за судьбы племенного жеребца и затянувшихся приготовлений к расстрелу главной героини. Наконец, немцев и полицаев перестреляли, жеребец и героиня остались живы, загорелся свет. Толпа, громко обмениваясь впечатлениями, хлынула к выходу, и в этой толчее у меня сорвали с головы новую шапку. Я – к Натану, он – к Славке. Славка переговорил с каким-то неприятным типом, и минут через пять Натан вручил мне с выговором мою шапку. Если бы я был один, шел бы домой с непокрытой головой. Впрочем, один я и не пошел бы в чужой кинотеатр.
Обычно мы ходили в соседний клуб на Ковровской улице или позднее в кинотеатр «Гвардеец» на Рабоче-крестьянской. Там мы, малышня, чувствовали себя в безопасности. Самыми интересными были довоенные немецкие трофейные фильмы. Первым таким увиденным мной фильмом была «Индийская гробница». А потом были «Маленькая мама», «Петер» (если я правильно помню название) и многие другие. Но апофеозом были, конечно, пять серий Тарзана. Мы были без ума от Читы, слонов, Тарзана, Джейн и всего прочего. До сих пор я помню едкие стихотворения об этих фильмах и «бездельниках», которые «12 раз смотрели маленькую маму и сравнивали с супругой».
Именно тогда мы начали висеть на деревьях вниз головой, подражать крикам Тарзана и мечтать о дальних странах. Кстати, эта привычка для меня один раз могла плохо кончиться. Одно дело повиснуть, раскачиваясь на кончиках пальцев босой ноги, на ветке дерева, и совсем другое дело – на перекладине лестницы «городков» в школе. Кто-то полез по лестнице мимо меня, наступил на мой палец, и я полетел вниз головой. Возможно, высота была не очень большой. По крайней мере, я, посидев десяток минут на земле, пошел в класс самостоятельно. Но впоследствии это небольшое сотрясение мозга не прошло для меня бесследно.
Раз уж я заговорил о неприятностях, то нужно вспомнить и мое падение с низеньких качелей. На углу нашей улицы был маленький садик, в котором стояли качели в виде доски, укрепленной посредине. Мы с Олегом садились на разных концах доски и раскачивались. И вот, я умудрился упасть с высоты полуметра и сломал руку. Сначала было не больно, и только левая рука непривычно свисала посредине вниз. Я побрел домой, придерживая левую руку правой. Во дворе стояла папина «эмка», мама подхватила меня, и Николай – папин шофер – повез нас к врачу. К сожалению, мы поехали не в военный госпиталь, а в ближайшую поликлинику. Там мне положили руку в гипс, но сделали это, наверное, небрежно, так как в результате рука срослась неправильно. Потом в госпитале предлагали сломать руку снова и поставить все нормально, но я не согласился. Поэтому у меня левая рука на сантиметр короче правой.
Принадлежность к банде (даже косвенная) имела и не очень приятные последствия. Помню, как меня заставили тащить инструменты с нашего военного склада. Между складом и прежним забором оставалось узкое пространство, в которое наиболее худые из нас могли протиснуться. Стены склада были из длинных необрезанных по бокам досок. Доски отгибали старшие ребята, а я протискивал свою тонкую руку и тащил все, что попадалось под руку и могло пролезть в узкую щель между досками. Это были молотки, щипцы, плоскогубцы, гвозди и прочий немудреный инструмент военных строителей. Было страшно, но деваться было некуда. Кстати, щипцы-кусачки сохранились в нашей семье до восьмидесятых годов. Папа, конечно, долго не знал об их происхождении.
Помню, как однажды вся компания бежала поздним вечером за какой-то девочкой. Девочка бегала быстро, а настоящего желания поймать у компании не было. По крайней мере, через два квартала она от нас убежала.
У ребят были и более серьезные правонарушения. Однажды знакомые папы в МВД предупредили его, что у Натана могут быть проблемы с законом. Очень мягкий обычно папа отреагировал сразу. И предложил Натану поступить в спецшколу ВВС. В те времена у нас в Сталинграде было не только Качинское авиационное училище, но и спецшкола ВВС, аналогичная суворовским училищам, но принимавшая детей в восьмой класс. Натан вынужден был согласиться, так как другие перспективы были не очень заманчивы. Сказывалось и то, что учащиеся этой школы носили красивую форму и пользовались успехом у девушек. Недаром у нас пели: «Спецы из школы ВВС средь баб большой имеют вес».
Папа мало занимался нами. У него на руках было большое хозяйство Военторга, разбросанное по городам и поселкам области; а иногда и в чистом поле, когда части дислоцированного в Сталинградской области корпуса выходили в поле на учения. В организации был собственный гужевой и автотранспорт, были гаражи, склады, овощехранилища, магазины, столовые, буфеты, собственные пошивочные и ремонтные мастерские. В общем, – натуральное хозяйство. Даже сено для лошадей необходимо было заготавливать самим. Кстати, я однажды выезжал с папой на сенокос, который был выделен Военторгу в пойме Дона. Папа занимался повседневными делами в расквартированной в поле воинской части, а я ходил с рабочими по лугу. Смотрел, как косят косами (хороший опыт, пригодившийся мне позднее), собирал на берегу Дона ракушки. Ночевали мы с папой в палатке недалеко от лошадей (сено сгребали в копёшки конными граблями). А комаров ночью на лугу уйма.
Папа ездил по своим бесчисленным подразделениям на старенькой трофейной «эмке». Его водитель Николай был почти членом нашей семьи, пока не женился. Он был молчаливым и трудолюбивым. Машина всегда была в порядке, и он мог выехать по делам в любое время суток. А ЧП случались постоянно. Не буду о них рассказывать, так как они носили разнообразную, порой удивительную форму. И почти в каждом необходимо было разбираться начальнику. Мама тоже задавала иногда Николаю работу: съездить на базу за картошкой или овощами, отвезти нашего очередного гостя на вокзал или в аэропорт, проехать с ней в магазин или в мастерскую на примерку. Благо, машина всегда стояла во дворе, если на ней не уезжал папа.
Когда папа перешел на другую работу, он забрал с собой и Николая. Помню, уже через много лет, когда я приехал в отпуск из Москвы в Волгоград, папа, не доверяя мне ездить на своей новенькой машине, попросил весьма постаревшего Николая Исаевича проехать со мной по Волгограду. Николай Исаевич мою манеру езды одобрил, разрешение ездить я получил.
Не все было благостно в нашей жизни на Клинской улице. В 1953 году папин заместитель Космынин написал длинное письмо новому заместителю командующего округом по тылу, с перечислением всевозможных папиных нарушений и провинностей. Папу отстранили на время от руководства Военторгом. Месяц он не получал зарплату, маме снова пришлось доставать из сундука какие-то вещи и продавать их на базаре.
Я с интересом смотрел, как она перебирает вещи, пытаясь определить, без чего мы легко обойдемся. Особенно мне нравилась красивая желтая мамина шкатулка, которую она тоже держала в сундуке. В ней хранились «семейные драгоценности». Там были красивые карманные золотые часики, пластина слоновой или моржовой кости с изображениями людей и животных, маленькая книжечка с непонятными мне буквами и какие-то другие безделушки. Золотые часики казались мне сокровищем. Мама потом подарила их Саше, когда он уезжал из России в Израиль. Позднее я разглядел их в США внимательно и увидел, что это просто красивая швейцарская штамповка с тоненьким золотым футляром. Но Саша бережно хранит их как память о бабушке. Пластина позднее сломалась. Из других вещичек мне запомнилась золотая булавка для галстука с зеленым камнем. Мама подарила ее мне, когда я закончил учебу в университете.
Но, конечно, главной нашей семейной реликвией была книжечка на иврите размером 31×22×11 мм. Я тогда этого не понимал. Только позднее я прочитал на обложке ее полное название «Тора, Невиим, Ктувим». То есть «Танах» или Библия. В книжке 500 страниц на тончайшей бумаге. Я с трудом читаю ее через тридцатикратную лупу. В Ленинской библиотеке сказали папе, что знают это издание, она была издана в Варшаве в 1860 году. Мама передала ее мне после смерти папы, так как у меня есть сыновья, а Танах переходит в нашей семье по мужской линии. Когда в Израиле мы проводили в ресторане праздник обрезания (Брит милу) моего старшего внука, я показал залу книжечку, сказал, что получит ее после моей смерти Саша, и рассказал гостям историю, как моя бабушка передала Танах во время войны маме (дедушка тяжело болел, и она не верила, что он доживет до конца войны) и попросила ее сберечь книгу. «Абраша вернется с войны, если ты ее сохранишь». Мама – православная, но она хранила книжку бережно. Папа с войны вернулся, хотя и был дважды ранен, контужен, тонул в море и буквально умирал в госпитале, брошенный врачами как безнадежный.
