– А я и не прошу. Куда я от тебя денусь, старый ворчун.

– Это точно. Никуда не денешься. А поворчать я люблю, это факт. Так что, злись, ругайся, а и работать, и на пенсию уходить мы вместе будем, – обезоруживающе усмехнулся Степаныч.

– А давай-ка, старина, мы с тобой по соточке наркомовских примем, – заговорщицки подмигнул старому другу полковник.

– Вот это дело. А то на сухое горло и разговор не идёт, – разом повеселел гигант.

Достав из тумбочки початую бутылку водки, полковник разлил напиток по стопкам, и друзья молча, чокнувшись, дружно выпили. По привычке занюхав спиртное кулаком, Степаныч достал из кармана пачку сигарет и, вздохнув, усмехнулся:

– Вот тебе, старина, и ещё одна причина, по которой нам разбегаться нельзя. Даже выпить толком и то не с кем будет.

– Это точно. Нам с тобой с кем ни попадя пить присяга не разрешает, – усмехнулся в ответ Иевлев.

– Так что бросай свою бодягу про старческое одиночество и готовься жить в деревне. А квартирку свою внаём сдашь. Всё прибавка к пенсии.

– Такое впечатление, что ты уже рапорт написал. Разворчался. Лучше скажи, сколько там часов на подводную подготовку отведено?

– Слёзы. За это время мы их можем научить только на мелководье бултыхаться, чтоб не утонули.

– Как же мне все эти нововведения осточертели. Только к одному привыкнешь, как какой-то мудрец всё перекраивать начинает.

– И чего им неймётся? – поддержал его Степаныч. – Есть давно уже временем проверенная методика. Сотни ребят по ней работали, так нет, всё чего-то улучшают. Забыли, что лучшее – враг хорошего. Я бы ещё понял, меняй они изучение оружия и вооружения. Это понятно. Но в физическую подготовку лезть-то зачем? Ещё бы предложили, как на олимпиаде, допинг применять.

– Слава богу, до этого ещё не додумались, – рассмеялся Иевлев, но смех его прозвучал совсем невесело. – Значит так, я на высочайшее командование выходить буду. С докладом. Все свои записи и рапорты и тому подобное приноси. Будем бодаться и дополнительное время на подготовку просить. Другого выхода я не вижу. Только сначала нужно их ещё на стрелковую подготовку проверить. В общем, чтобы всё с первого взгляда ясно стало. Сможешь?

– А чего тут мочь? Дело-то привычное. Выгоню на полигон, и в режиме онлайн поснимаю. Даже монтировать не буду. Только в конце результаты выведу, чтобы ясно всё было.

– Годится. И начинай подготовку. Дадут нам дополнительное время или нет, неизвестно, а работу всё равно потребуют.

– Вот завтра и начнём. Всё сразу. От физухи до психологии. По полной программе, чтобы охнуть некогда было.

– Ты только смотри, чтобы не сломались. И учти, девчонки могут на физической подготовке зависнуть, а пацаны на психике. Нам только чокнутых с навыками профессиональных киллеров не хватало.

– Учи учёного, – обиженно буркнул прапорщик. – Откровенно говоря, ума не приложу, что с девками делать.

– Ты это о чём? – насторожился Иевлев.

– Ты, похоже, слишком долго с одними мужиками общался. У них же каждый месяц проблемы по женской части случаются. И чего с ними тогда делать? Женский организм дело тонкое. Чуть нагрузки сменились, и чёрт-те что начинается.

– Ты это сам придумал или вычитал где? – удивился Иевлев.

– Палыч, ты чего? Совсем квалификацию потерял? С одной стопки дело забывать начал? Нам же всё это ещё на спецкурсе читали, когда мы сами кутятами были.

– Чёрт! А ведь ты прав, старый ворчун. Совсем из головы вон, что у них такие аварии каждый месяц происходят. Так, где там наш доктор?

– Дома, конечно, где же ещё? Я его и не вызывал.

– На завтра чтоб здесь был. Вот ещё проблема на мою голову, гинеколога им искать.

– Думаешь, наш эскулап не справится?

– Он, конечно, мужик опытный, знающий, но в таких делах настоящий профессионал нужен. Который на этом деле собаку съел.

– Ну, с этим только к начальству. Они эту бодягу придумали, вот пускай и решают проблему, – усмехнулся Степаныч.

В очередной раз вздохнув, Иевлев налил ещё по стопке, и мужчины, выпив, дружно закурили.

Новое приобретение Никиты оказалось до ужаса шумным и любопытным. Уже через два часа после её возвращения от ручья у парня разболелась голова от её бесконечной трескотни. Молчать девчонка, похоже, не умела вообще. Не удержавшись, Никита задумчиво взвесил в руке тряпку, которой протирал кружку, и, покосившись на Таню, тихо сказал:

– Не заткнёшься, я тебе кляп вставлю.

– Ты чего? – не поняла девчонка, осёкшись на полуслове.

– Достала своей болтовнёй. Я уже собственных мыслей не слышу, – огрызнулся Никита.

– А о чём ты думаешь? – тут же спросила она, но сообразив, что действительно рискует попробовать тряпку на вкус, осеклась.

Потом, помолчав, осторожно добавила:

– Ты потерпи немного. Ладно? Я так долго одна была, что думала, человеческий язык забуду. Вот теперь и тянет всё время поговорить.

– Говори сама с собой. Мысленно, – резко осадил её Никита. – Ты пойми одну простую истину. Здесь шуметь слишком опасно. Я всё время начеку должен быть, чтобы врасплох не застали.

– Если здесь так опасно, то зачем тут живёшь? – тут же последовал очередной вопрос.

– Ты издеваешься?! – возмутился Никита.

– Да не издеваюсь я. Я серьёзно спрашиваю, – возмутилась в ответ Таня.

– Для меня здесь опасности нет. Я всегда настороже, и противнику безнаказанно сюда не подобраться. Другое дело, когда ты трещишь без умолку, как сорока, и не даёшь мне вовремя услышать, что происходит снаружи, – терпеливо пояснил Никита.

– Хочешь сказать, что можешь услышать, что происходит на улице, сидя в этом подвале? – не поверила ему девушка.

– Могу. У меня слух хороший, – отмахнулся Никита, подходя к столу.

Повторять ей то, что уже однажды сказал, он не собирался. По большому счёту, ему было абсолютно всё равно, что она подумает и чему поверит. Больше всего ему сейчас хотелось закрыть глаза и представить, что девчонки здесь просто нет и никогда не было. Но это были только мечты. Даже закрыв глаза, он всё равно продолжал чувствовать её присутствие.

Дыхание, шорох движений, шелест остриженных до плеч волос, запах, всё это каждую секунду напоминало ему о её присутствии. Оборудованная им под свои нужды комната была слишком мала для двоих. Особенно для человека с изменёнными органами чувств. Больше всего Никиту раздражал тот факт, что, даже будучи человеком, в спокойном состоянии он продолжал воспринимать окружающий мир обострёнными, звериными инстинктами.

Усилием воли отбросив эмоции, он взял себя в руки и, одарив настороженно замершую девчонку долгим взглядом, спросил:

– Когда ты планируешь идти дальше?

– Ну, не знаю, – пожала плечами девчонка. – Отосплюсь, передохну немного, а там видно будет. Я ещё не решила, куда мне идти. К тому же холодно становится. Зима наступает. Скоро снегу навалит выше моего роста. Но это же ничего. Я ведь тебе не мешаю? – быстро добавила она, пытаясь заглянуть парню в глаза.

– В том-то и дело, что мешаешь, – ответил Никита, даже не задумываясь о последствиях.

Дальше последовало то, что и должно было последовать после такого заявления. Большие голубые глаза девчонки стремительно наполнились слезами, а губы предательски задрожали. Чуть слышно всхлипнув, она уткнулась лицом в сложенные горстью ладошки и сквозь слёзы глухо сказала:

– Ну почему всегда так?! Почему мне всю жизнь не везёт?

– Ты это про что? – не понял Никита.

– Из своего посёлка сбежала, думала, до цивилизации доберусь, так ты сказал, что там и так народу лишнего много. Здесь остаться, снова ты гонишь. А куда мне деваться? Как дальше жить? К узкоглазым, в рабыни? За миску похлёбки пахать?

Она уже не просто плакала, а в голос рыдала, даже не пытаясь скрываться. Не понимая, как реагировать на это, Никита неопределённо пожал плечами и, покачав головой, проворчал:

– А реветь-то зачем?

– Неужели так трудно понять, что девчонке одной здесь не выжить?