Утренние лучи пробились сквозь неплотно закрытые жалюзи, окрашивая комнату золотистым сиянием. В окно на шестьдесят пятом этаже настойчиво постучали. Раз. Другой. Григорий знал, кто там, но всё равно не удержался и посмотрел. По отливу прохаживался голубь. Сизые пёрышки поблёскивали в солнечном свете, словно настоящие. Голубь забавно хохлился, прежде чем клюкнуть стекло, а затем поворачивал голову набок, рассматривая Григория красноватым от рассеянного света диодов глазом.

Голубь-дрон, словивший баг системы, прилетал сюда каждый божий день последние полгода. И каждый раз на миг Григорию казалось, что птица настоящая. Впрочем, это быстро проходило. Человека не обманешь, он чувствует сердцем, что настоящее, а что – пустышка. Вот и этот голубь – всего лишь хорошая имитация, запрограммированная летать по городу, мельтешить на площади среди стай таких же дронов, курлыкать по утрам, но с фиксированной, пониженной громкостью, чтобы не словить судебный иск против компании от разъярённых жителей.

Последний настоящий голубь исчез с лица Земли лет пять назад, когда утилизационные программы полностью исключили попадание пищевого мусора в городскую и природную среду, насекомые вымерли от скачков температуры, а все ягоды и зерновые стали выращивать исключительно в изолированных системах теплиц. Цены на натуральную продукцию выросли, и сердобольных подкармливателей на площадях не осталось.

Вымерли не только голуби. По пальцам одной руки можно было пересчитать животных и птиц, которые продолжали бороться за существование. Часть из них разводилась в питомниках, но это было неэффективно.

Ходили слухи, что существует хранилище биологических видов, где содержатся помещённые в анабиоз животные. И что когда-нибудь их выпустят на волю. Но Григорий не видел в этом смысла. В истощённой экосистеме теперь не выжить никому, кроме самого приспособленного вида – человека.

Григорий покосился на птицу, сегодня та вызывала не любопытство, а тревогу. Все знали, что камеры, установленные в глазах дронов, защищены каналами приватности и используются в качестве анализа свойств внешней среды и корректировки курса робота, но всё равно под взглядом дрона становилось некомфортно.

– Ну! Пошёл! – Григорий раздражённо махнул рукой, но это было бесполезно. Голубь просидит на парапете ровно до восьми. И только тогда программный код, управляемый багом, прикажет ему улететь.

Григорий подумал, что это насмешка над программой, которая всей мощью электрических импульсов старается подражать реальности. Всего один ничтожный баг – и поведение голубя превратилось в череду совпадений. А реальность, как известно, не терпит ни слишком частых совпадений, ни случайностей.

Он закáпал в глаза увлажняющий раствор. Сорок девятый час бодрствования давал о себе знать резью и жжением под веками. Голова пока оставалась ясной, но только потому, что вчера, помимо успокаивающего состава, он вколол конскую дозу витаминов и энергостимуляторов. И весь этот адский коктейль ещё действовал. Но скоро успокоительные отпустят, а тело и разум в полной мере ощутят силу свалившихся на них бед.

Григорий торопливо обвёл взглядом свой кабинет, заваленный схемами и распечатками. Десятки голографических экранов высвечивали потоки данных. Здесь, в этом хаосе технологий, крылись ответы. Он знал это наверняка. Но времени больше не было.

В восемь утра все производственные отделы продолжат свою работу и правда может вскрыться.

Григорий поднялся на покалывающих от сбившегося кровообращения ногах. В последнее время не помогал даже массажный стул и зарядка по вечерам. Говорят, если у прибора начались первые сбои – он уже подходит к черте. Ресурс выработается, и механизм превратится в груду мусора. Григорий всё чаще думал, что это же определение можно отнести и к человеку.

На мгновение сердце пропустило удар, перед глазами снова предстал кабинет профессора: перевёрнутая чашка, расползающаяся лужа кофе, и над всем этим лёгкая, мерцающая в воздухе пыль – всё, что осталось от самого дорогого ему человека.

Григорий глубоко вздохнул, пытаясь выровнять дыхание. Торопиться, нужно торопиться.

Первым делом он засунул в лёгкую холщовую сумку небольшой свёрток. Он знал точный вес: ровно сто пятьдесят грамм, но сейчас казалось не меньше тонны. Настолько дорого Григорий готовился за него заплатить.

 Раз, два. Голубь постучал снова. Григорий подумал, что это чертовски напоминает обратный отсчёт. Смерть профессора скоро обнаружат, а затем сверятся по инвентарным схемам и обнаружат пропажу высокоточного оборудования. Да. По головке его не погладят.

Григорий вздохнул: всё бы отдал, лишь бы повернуть время вспять. Ворваться в кабинет профессора на минуту раньше, оттолкнуть от него проклятую кружку и поделиться своей находкой. Вместе они бы докопались до истины.

Он свернул голографический планшет и тоже закинул его в сумку. За ним последовали деньги и документы.

Он всё делает правильно! Сейчас он никому ничего не докажет, даже если будет тыкать доказательствами в лица членов комиссии. Но если теорию подтвердит искусственный интеллект «Мироздание»… Тогда всё изменится.

На мониторе медленно ползла шкала загрузки. Почему так долго? Это обычная практика, код они перебрасывали на сверхнакопители по десять раз на дню. Правда, в этот раз записывался не обычный фрагмент программы: на цифровую матрицу поступал образ ауры человека.

 Он взломал медицинскую базу вчера, сразу же, как вкатил дозу успокоительного. Если бы он находился в трезвом уме и твёрдой памяти, то не ввязался бы в эту самоубийственную авантюру. Ведь наказание – не просто увольнение и административная повинность. Нет. За кражу личной информации могут бросить гнить в тюрьму до конца дней.

Он зашёл в базу данных и отыскал в архиве фамилии уволенных работников корпорации. Взял первого попавшегося человека. Пётр Меньшиков. Уволен тридцать лет назад. По мановению программы Григорий Неудов превратится для сканеров, вшитых во входы и выходы, в Петра Меньшикова.

Всплыли баги. Без них в системе такого размаха и уровня никуда. Поэтому если замаскировать их более серьёзными ошибками, то до них дойдёт очередь нескоро. Если повезёт, то он провернёт план, а затем удалит следы подмены имён.

Стук. Чересчур громкий для голубя. Григорий вздрогнул. Неужели обнаружили так быстро? Но как?

Он замер, стараясь не проронить ни звука. Замок защищён, снаружи не открыть. Приказа ломать дверь у них, скорее всего, нет. Можно попробовать вылезти через окно и пробраться по парапету в соседнюю комнату. Справа был профессорский кабинет – туда ходу нет. Хоть он и нейтрализовал Немса десятком инфракрасных ламп, но лишний раз там лучше не показываться. А вот слева находился конференц-зал с двумя выходами с одной и другой стороны.

– Отчёт готов? – женский голос выдернул Григория из размышлений.

Он в панике посмотрел на выход: дверь была приоткрыта, на пороге стояла миленькая, но чересчур бледная девушка в форме делопроизводителя.

Приплыли. Как он мог не закрыть дверь? Нет, закрывал! А механизм электромагнитной катушки провернул?

Он вспомнил явственный щелчок, пробежавшую по телу дрожь и мысль о том, что именно так щёлкает сердце, когда совершает последний удар. Да, дверь он определённо закрыл. Тогда как?

– Отчёт… – повторил он, стараясь скрыть дрожь в голосе.

Делопроизводители решали самые сложные дела корпорации, но обычно на задержания их не отправляли, да и двери они не взламывали. Это было им не к чести. Они занимались более серьёзными вещами.

Григорий постарался расслабиться и состряпать невозмутимое выражение лица. Пусть девчушка попытается сперва что-то доказать.

– Да, отчёт. Вчера вы не предоставили заключение об обновлении системы защиты периметра от Немсов. Вы приняли решение?

– Принял. В полдень на совещании доложу.