Вместе с деньжищами, появилась всякая ответственность за результаты вековой селекции, которая проводилась предшественниками. Скроенное по лекалам тайных орденов, — сообщество сексотов, — постепенно превращалось в жестко организованную управленческую секту, получившую неограниченную власть. Продолжая коммунистические, имперские традиции, сексоты могли проектировать перспективу будущего, используя своих отпрысков, в качестве основы будущей нации. То есть, фактически, власть перешла с одной коммунистической фаланги к другой, одного организма, использующего власть, как инструмент тотального подавления, влияния и выживания своего потомства.
Люди старшего поколения, конечно же помнят, как на советском производстве, в любом рабочем коллективе, выстраивалась пирамида власти: парткомы, профкомы, и, обязательно, с каким-то «серым кардиналом» в Первом отделе, который содержал сонм стукачейинформаторовпровокаторов, продвигая их по службе. Его креатуры обязаны были доносить информацию, разносить порочащие сплетни-слухи, участвовать в провокациях — то есть — проводить агентурную работу; обычно из этого числа выдвигались бригадиры, и, как правило, карьеры у них складывались успешно. К двадцати шести годам, они (касательно потомственных сексотов), как правило, получали квартиры (при бесконечных очередях на жилье). Потомственные стукачи, участием своих родителей, попадали в эту систему по факту своего рождения. Они уже умели сносно плести интриги; строить карьеры на предательстве и доносительстве. Им выдавали положительные характеристики; в армии они получали сержантов. Иначе украинцам пришлось бы очень туго в нестройных рядах советской армии, страдающих от разлагающей ее дедовщины и такого убийственного для нее явления, как «землячество», которое ставило крест на пресловутой «дружбе народов» в СССР. На производствах — сексотов ставили в первую очередь бригадирами, — вплоть — до заседателей в народных судах и в прочих представительных союзах, куда их определяли на руководящие должности всесильные органы.
Первый (секретный) отдел существовал в каждом учебном заведении; как правило, во главе стояли проворные люди — закаленные и опробованные в комсомольских делах. Таким образом, органы обеспечивали своим кадрам постоянный карьерный рост.
В советское летоисчисление, в геологии шифровалось под грифом «секретно», все, начиная от крупномасштабных карт и заканчивая даже упоминанием мест открытия урановых аномалий.
В геологическом техникуме, в котором учился Игорь имелись: и Комитет комсомола, и Секретный отдел, и Петрунько, все это возглавляющим: и его секретные агенты, — и, так уже получилось, что Игорь научился вычислять этих самых стукачей и провокаторов, которые были, — и глазами, и ушами, и языками тех самых Органов, общежитие которых, находилось напротив их общаги № 2. Учились кагебэшники в бывшем жандармском управлении, что находилась у небольшого парка на углу Красноармеской и Федорова (сейчас, это: Полицейский садик), со старинным фонтанчиком внутри его, вылитым еще в дореволюционную эпоху на заводе Алексея Термена, в честь запуска городского водопровода.* Фонтан украшали роскошные русалки, лики бога Селена и виноградные гроздья, возле которых так полюбилось гулять, Игорю; особенно в воскресные выходные дни. Отправившись на киносеанс в небольшой, уютный кинотеатр Ватутина, находящийся совсем рядышком с парком, он мог погулять в нем некоторое время. Все располагало здесь к мечтательности и расслабленности. Разлогие каштаны давали достаточно сени в жаркие дни, чем создавали тот особенный киевский колорит, без которого трудно было представить себе, украинскую, столицу. В парке был необходимый, подземный неосвещенный, туалет, заскочив вечером в который, Игорь, не сразу уразумел свою оплошность, что попал в его женское отделение (не обнаружив писсуара). Совсем недалеко, — напротив Палаца культуры «Украина», — можно было, за сравнительно умеренную цену, сносно пообедать в кафе «Либідь», в одном из четырех ее уютных залов, прежде чем отправиться на Крещатик, чтобы «затерявшись» в толпе: выглядывать красивых, юных киевлянок. Идти на киносеанс в величественный кинотеатр «Киев», или, же послонявшись в Центральном парке культуры и отдыха города Киева (ЦПКиО) (бывший «сад Купеческого собрания, в советское время «Пролетарский парк», Пионерский сад, а, в нынешнее время — парк «Хрещатый»), сходить в музей Восточного и Западного искусства, чтоб поглядеть еще раз на скульптуру «Амуры борющиеся за сердце». Это была его любимая скульптура. Он страдал от гибельной ссоры со своей девушкой (она ушла от него/он ушел от нее) и эта скульптура двух нежных, мраморных, ангелочков: Эрота, со съехавшей с глаз повязкой (стреляет вслепую), с луком, золотыми и свинцовыми стрелами в колчане, — Игорь считал, что он поражен обеими стрелами, — Антеротом, его братом, который мешает тому погубить любовь. Он часто ходит на концерты певцов, причем ему было все равно, это: «Машина времени» или «Песняры». Иногда он отправлялся в Театр Оперетты, смотреть и слушать понравившиеся ему водевили. Их было не так много в репертуаре. Ходил на «Лебединое озеро», а, потом, под его впечатлением, побывал еще на нескольких балетных представлениях в Палаце культуры Украина. Это входило в собственную программу культурного воспитания. Но, больше всего, он пропадал, конечно же, на футбольных и хоккейных матчах, на тусовках футбольных болельщиков на площади Ленинского комсомола у газетных стендов, как раз на выходе их подземного перехода. На эти культурные поглощения уходило все его свободное время.
Игорь, днями, сорвал собственную вербовку, поскольку идеалы его жизни не совпадали с простым служением обществу в качестве штатного стукача. Он был всерьез занят внутренним строительством: поэта и писателя в себе — людей свободных профессий, — а, посему, являл собою полной противоположностью тому уродцу, которого попыталось вырастить в нем государство. Имел к тому же отца, побывавшего в плену во время войны. Он знал, что с такими, обычно, не церемонятся.
Это случилось весной.
Когда к ним в общежитие зашел милиционер, которому якобы потребовался тот для опознания, а поскольку в это время шли занятия, и, в холле, кроме дежурившего на проходной, Игоря, никого больше не наблюдалось. Надо оговориться, что в общежитии № 2 обитало множество иностранных студентов самых разных экзотических стран; в комнаты, под всякими надуманными предлогами, пытались просочиться не только студентки из общежития № 1, но и городские девушки очень легкого поведения. И, к вахтерам, к разным Варварам Андреевным, были приставлены авторитетные помощники, имевшие какие-то физические достоинства для влияния на возникающие внештатные ситуации. Игорь занимался немного боксом, и это приносило свои плоды в этом. Комендант согласился отпустить Игоря за какие-то взаимозачеты с посетившим его представителем власти, таким образом, едва ли не организовав вербовку будущего геолога в когорту доносчиков и провокаторов-стукачей.
Литература и на этот раз победила в еще не сформированном подростке соблазны и пороки советского периода. Органы, таким образом, не досчитались в своих стройных рядах стукача, а, Игорь заимел возможность вычислить оных в своем окружении (и не только). Впрочем, даже развитая за счет идеологии в ней, в рамках «социалистического реализма», советская литература, все же давала некоторую, теоретическую возможность, понять, как устроено общество «совка» — того самого: населенного гомо советикусами. Все дело в критическом осмыслении жизненного опыта, коим злоупотребляют все без исключения писатели (даже советские). Игорь вырезал из газет фельетоны (в основном из известинского еженедельника «Неделя»), благоприобретенные в киоске «Союзпечати» на Красноармейской улице, что находился прямо в магазине «Филателия», и тщательно складывал их в специально заведенную папку. Время от времени он перечитывал их, визуально как бы пришлифовуя свой литературный взгляд, придавая ему изящество и остроту. Этим он выгодно отличался от всех остальных, рожденных в СССР, однокурсников, которые оставались верными своему избранному пути в геологии.
