Его друг, Миха, в тот вечер так и не появился, чтоб идти на первую тренировку.
Михой его называл Ванька Жуков, один казачок с Краснодарского края. Весельчак и балагур.
Ванька дружил с осетином Олегом Кабаевым.
Олег родился у стен славного города Одесса. Ходил всегда в потертых джинсах с американскими подтяжками… Лицо его напоминало небольшую злую мордочку хорька. Его украшали совсем небольшие черные гангстерские усики. Да и сам он выглядел, как настоящий гангстер с американского триллера…
В повадках Кабаева было очень много блатного и криминального. Все эти словца, типа: «Ну, ты чё? Да ты, в натуре…Чё ты, корефан, здесь такое порешь! Не поёл! А ну, повтори! Да я тебя, батенька, на китайские звезды счас порву!» и т. д.
Оба товарища любили этот «птичий язык», и в совершенстве владели им. Это привлекало к ним. Особенно на первых порах, когда были только сформированы группы с вновь поступивших…
Игорь тоже клюнул на это, и перебрался жить к ним в комнату.
…Северный ветер беспардонно обрывает обветшалые наряды с веток деревьев, и бросает их под ноги прохожим. Дворники, лениво орудуя метлами, сгребают их в большие кучи, а потом безжалостно сжигают. Дворы окутаны густым дымом. Дворники, как бы соревнуясь между собой, очищают место для новых желтых, пожухлых пришельцев. Последним листьям везет, как правило, меньше всего. Они прилипают уже к мокрому асфальту. Прохожие безжалостно перемелют их ногами, невольно превращая в липкую коричневую грязь…
А мальчишка все стоял на углу улицы под светящейся вывеской магазина «соки и воды». Его друг снова не пришел…
Игорь не спускает глаз с того здания, с желтыми окнами, в котором сейчас происходит тренировка. Он дождался лишь того, что с этого здания начали выходить спортивные ребята с кожаными сумками, висящими за плечами. К этому времени Игорь совсем окоченел, стоя под дождем на продуваемом всеми ветрами перекрестке.
Вот проходят мимо последние спортсмены. Кажется, что никто из них не обращает внимания стоящего на перекрестке паренька.
Дождавшись пока эти парни с большими сумками за спиной скроются с вида, — уйдут вниз по Энгельса в сторону Крещатика, — Игорь и сам отправится через Круглоуниверситетскую, чтоб спуститься по крутым ступенькам Печерского взвоза прямо к Бессарабскому рынку…
Я начинаю свой путь от Бессарабского рынка. Печерский взвоз нынче разворочен и перегорожен разными зелеными заборами; ведется какое-то «вечное» строительство. По пути я встречаю знакомые деревья, которые создают привычный для моего взора уют на этом участке пути. Следую по каким-то дощатым коридорам, настилам и лабиринтам, пока, наконец, не преодолев все эти искусственные барьеры, достигаю знакомой Круглоуниверситетской…
Отсюда уже до здания Кловского лицея — рукой подать…
…И на этот раз с секцией бокса Игорю снова пришлось повременить. Возможно, это случилось потому, что за все эти дни поисков секции он немножко зациклился на том, что Миха всегда шел впереди, смело открывал двери всех известных ему в городе спортивных организаций; разговаривал с тренерами. Игорь при Михе привык исполнять роль ассистента. В глазах тренеров оба они были уже «переростками». Это в свои-то семнадцать лет? Правда, в «Динамо» им настоятельно советовали обратиться именно в эту секцию: на улице Карла Либкнехта, — где занималась как раз такая же «рабочая» молодежь. Скорее всего, на секцию была возложена роль магнита, притягивающую к себе уличную шпану, чтоб те праздно не шатались на улицах без дела.
Это было на следующий день, после того, как они впервые нашли сюда дорогу. Разведав путь, они свернули тогда в сторону Круглоуниверситетской…
С тех пор прошел еще один день…
Миха, всякий раз ссылался на болезнь своей бабушки.
…После каждой такой неудачи, в общежитие на Летнюю улицу тащиться Игорю совсем не хотелось. Особенно теперь, когда дружба с этими продувными ребятами, к которым он переселился накануне, совсем разладилась. Он даже легко мог представить себе наглую рожу Кабаева. Услужливое воображение тут же дорисовало: сутулую фигуру, облаченную в застиранные и вытертые джинсы, красную футболку и обязательные подтяжки с белыми американскими звездами по всей длине. Он без труда мог даже догадаться, какие слова может сказать осетин, узнав об этом его вояже в секцию: «Ну, ты че, батенька, в боксеры никак решил податься? — И повернув свою небольшую голову к Ваньке Жиркову, скажет: «Он, наверное, хочет мне по бошке настучать». И тогда Ванька Жирков, картинно схватится за живот, и начнет надрывно ухохатываеться, показывая на Него пальцем: «Гляди-ка, Олежка, наш боксер явился! Он хочет тебе по бестолковке настучать! Ха-ха-ха!»
У Ваньки над кроватью повешен рисуночек: под кокетливой надписью «РАR I S, писают нарисованные мальчик и девочка. Они, тоже…пожалуй… будут хохотать. В комнате в это время будет греметь какая-нибудь карнавальная музыка «BОNY M»…
…Еще Игорь припомнил, как совсем еще недавно, после занятий они втроем тащились на Бессарабский рынок воровать у торговок соленые огурцы и яблоки. Воровал только один Кабаев. Они с Ванькой со стороны наблюдали, как в цирке. Одессит был в своем пиджаке с глубокими боковыми карманами. Скрестив руки на груди, он почти вплотную подходил к торговке, и, уставившись на нее мутным взглядом, начинал ее заговаривать, в то же время, нагло сметая из-под своей лежащей на груди руки свободно работающей под низом кистью с прилавка лежащие на нем овощи и фрукты; засовывая их в боковые карманы пиджака.
Казалось, что торговки, завороженные его искусством, тоже пришли сюда поучаствовать в этих репризах.
Отойдя от прилавка, он раздавал «заработанные» во время представления дары садов и огородов, нисколько не стесняясь самих же торговок. Возможно, те, понимая все, считали, что эти копеечные соленые огурцы и яблоки пойдут платой за свое участие в этом захватывающем шоу.
Назад они возвращались через Центральный стадион.
— Это еще что? — Забегая наперед, весело делился опытом выживания в большом городе Ванька. — Мы так целое лето прожили! В первом потоке мы не поступили. Остались на следующий…Когда деньги у нас закончились, мы ходили сюда уже, как в столовку. Однажды, помню, мы настоящую охоту на голубей устроили!
— Да, если б не я, ты б, батенька, с голоду «боты» задвинул! — Похвалил себя одессит.
— Это я-то! — Завёлся Ванька. — Да ты вспомни сам, как ты мазал?.. Нет, ты только вспомни? Забыл?.. Так я тебе напомню. — И начинает рассказывать. — Кабаев затаился за углом… Слышь! Я гоню на него целую стаю… А он… как выскочит! Такие прыжки делает! Гляди!.. Ну, думаю: «Сейчас наделает шороху!» Глазища — во! По пятаку! Прохожие от него — в разные стороны! А он?! Нет, ты только послушай, Игорёк! Ррраз!.. И — мимо!.. Что? Разве не так было? — Ванька выразительно смотрит на одессита. — Че, молчишь? Мазила!.. Не надо нам мозги пудрить! Двух голубей я сам, потом, замочил…
Кабаев только улыбается в свои гангстерские усики.
— Голубей мы жарили на Трухановом острове, — продолжает Ванька. — Мы обмазывали их глиной, и зарывали в угли… — Зато овощи всегда были за мной, — уверенно, говорит Кабаев.
— Овощи?! — Зачем-то повторяет Ванька, и тут же воинственно добавляет: — А то я тебе живо напомню, как все было…
…Вот и Летняя улица. От выхода с Центрального стадиона идти до нее совсем не долго.
Все же лучше начать идти от станции метро Печерская, что на бульваре Леси Украинки и продолжать по Щорса в сторону, не поменявшую еще на историческое название — Большую Васильковскую — Красноармейскую улицу. Сколько еще жутких и отпугивающих названий из своего недалекого колониального прошлого держит в себе этот город?
В отличие от этого сами же эти улицы изменилась неузнаваемо. В проулках и на самой Лабораторной и пересекающей ее Анри Барбюса ведется престижное строительство. На Летней улице осталось всего лишь одно здание общежития геологоразведочного техникума, к которому присоседилась индийская кухня в подвальном помещении. Когда-то в этом месте, если мне не изменяет память, был студенческий буфет, в котором можно было за считанные гроши купить зеленую пирамидку с кефиром и сочник, чтоб заморить после занятий червячка…
