Старуха с осуждением посмотрела на красную от стыда воительницу – та утирала слезы, забыв снять железную рукавицу.

– Ладно, не переживай ты так, проснется – пусть гуляет где хочет.

– И на конюшне? – В голубых глазах воительницы блеснула надежда.

– И в курятнике, – рассмеялась ведьма. – Ты вели комнату мне приготовить. Вечереет уже, домой не полечу. Да и сыро у меня там.

Брунгильда провела Гризеллу в ее комнату и отправилась на плац.

Вот так и получилось, что Мексика осталась одна. Гризелла сердится, Аполлоша болеет, а Тыгдын, услышав, что зловредный Бяша попал на зубок начинающему вампиру, умчался на конюшню.

Девочка попрыгала через веревочку, погуляла в саду, сходила к кухаркам, потом присела на ступеньку и заскучала. Наставника рядом не было, поэтому озорница даже не вспомнила, что ей пора спать. Зато ей вспомнилось, как днем привезли пленницу. Она встала и побежала в подвал.

Сбежав по ступеням вниз, девочка понеслась вприпрыжку по темному коридору. Ей не терпелось узнать, чем надо мыть голову, если на ней вместо волос растут змеи. А еще ей захотелось, чтобы у нее тоже такие же змейки на голове выросли. Хотя бы две штучки, вместо косичек. Тогда не пришлось бы каждое утро мучиться, заплетая непослушные волосы. Эта процедура принцессе Полухайкиной очень не нравилась. Волосы у нее были густые, непослушные и постоянно норовили освободиться от ленточек. А королева Марта строго следила за тем, чтобы ее дочь всегда выглядела опрятной. Вот если будут змейки, то заплетать не придется – надо будет просто завязать им на шейки бантики. И змейкам это наверняка понравится – ведь тогда они станут очень красивыми!

Мексика на цыпочках подкралась к двери темницы и услышала, что пленница жалобно плачет.

– Не плачь. Я тебя сейчас выпущу, – сказала девочка, отодвигая засов.

– Не надо, – ответила из-за двери незнакомка.

– Почему это? – удивилась Мексика. – Тебе разве нравится там сидеть?

– Не нравится, – из-за двери послышался тяжелый вздох, – но на меня нельзя смотреть. Каждый, кто на меня посмотрит, окаменеет.

– Как дракон?

– Как дракон. Я случайно с ним взглядом встретилась.

– Вот глупая! – удивилась Мексика, открывая тяжелую дверь. – Так ты не встречайся ни с кем взглядом. Пусть они на тебя смотрят, а ты опусти взгляд под ноги и смотри на дорогу. Если дорога окаменеет, то папа тебе только спасибо скажет. И денег из казны выделит – за ремонт.

– Дорога не окаменеет, она неживая, – ответила девушка и впервые за день улыбнулась.

– Ты кто? – спросила Мексика, доверчиво взяв пленницу за руку. И тут же спросила: – А можно змеек погладить?

– Медуза Горгона я, – ответила Медуза и присела. – Погладь, они хорошие, не укусят.

– А я – Мексика, – сказала девочка, поглаживая новую знакомую по голове. Змейки обвивались вокруг маленьких ладошек и щекотали пальчики язычками. Девочка рассмеялась. – Принцесса Мексика Полухайкина, – добавила она и пояснила: – Это потому, что мой папа – король.

– А мой папа – морской царь, правда, я его ни разу не видела, – ответила Медуза новой знакомой и встала.

Они вышли из темницы и медленно пошли по темному, сырому коридору.

– Почему? – прошептала Мексика. Они как раз подошли к выходу из подвала, и девочка опасалась, что их могут заметить стражники.

– Он старенький. Ни с кем не общается, – ответила Медуза.

– Тихо! Кажется, кто-то идет.

Они притихли и затаились. Как только солдаты свернули в другой коридор, Мексика быстро провела Медузу Горгону в ту комнату, которую обычно занимала сама, когда ночевала в Крепости.

Это помещение очень отличалось от остальных. Гуча немного поработал волшебным жезлом, и у его любимицы получилась самая красивая спальня в Крепости. Не такая шикарная, как его, но очень уютная и заваленная игрушками. Мексика устраивала в ней беспорядок, пользуясь тем, что строгая мама не видит. Не то пришлось бы ставить каждую вещь на свое место. Марта приучала девочку к порядку, да и устои в Рубельштадте были такие, что утро малышка начинала с уборки.

– Это детская, – сказала она, отбрасывая ногой большой мяч. – Ты есть будешь? У меня с обеда кусок пирога остался.

– Нет, спасибо, у меня аппетит пропал, – вздохнула Медуза и вдруг снова заплакала.

– У тебя случилось большое горе, – посочувствовала Мексика, надкусывая пирог.

– Я влюбилась, – ответила Медуза.

– А что тогда плачешь? Когда влюбляешься, то радоваться надо, а не плакать. – У девочки обо всем было четкое и ясное представление, и многое из того, что делали и говорили взрослые, казалось ей неправильным. Она часто не понимала, из-за чего люди бывают несчастны, сердятся, ссорятся, ведь в жизни все на самом деле очень просто.

– Он меня поцеловал, – снова вздохнула Медуза, утирая слезы.

– Ой, и счастливая же ты, подружка! – Девочка кинулась ей на шею, и громко чмокнула в щеку.

С Медузой такое случилось впервые. Она прижала малышку к груди и плакала, не в силах остановиться. А девочка щебетала:

– Вот если бы меня Аполлоша поцеловал, я бы, наверное, стала птицей от счастья.

– Дело в том, малышка, – освобожденная пленница наконец-то успокоилась, – что я перед этим долго спала. А когда прекрасный юноша поцеловал меня, я ожила.

– Я тоже, как представлю, что Аполлоша когда-нибудь меня поцелует, – оживаю, – сказала девочка и вздохнула, подпирая рукой щечку. – Только Аполлоше сейчас целоваться нельзя, потому что его чесночной настойкой лечат, чтобы вампиром не стал. А как можно целоваться, если от тебя чесноком пахнет?

– И когда вылечат? – Медуза присела рядом с девочкой на цветистый ковер и погладила ее густые черные волосы.

– Полностью – через неделю, но гулять уже завтра разрешили, – ответила Мексика, обнимая большого плюшевого медведя.

– Ну это не так долго.

– Так я же сказала, что его чесноком лечат. Пока запах выветрится, я постарею. Ох, так и умру нецелованной! Ладно, я сейчас принесу ведьмину метлу – сядешь на нее и полетишь к своему прекрасному юноше дальше целоваться.

– Он никогда больше не поцелует меня, он окаменел. – И Медуза опять разрыдалась.

– Ну так расколдуй его, – потребовала Мексика.

– Я не умею.

– Пойдем к бабе Гризли, она все умеет, – сказала девочка и, потянув новую подругу за руку, открыла дверь.

Комната ведьмы находилась дальше по коридору. Девочка толкнула дверь и вошла в узкую келью, такую же, как и все остальные в замке. В ней имелась узкая кровать, уродливый столик у маленького, больше похожего на бойницу окошка, на столе кувшин с водой и миска для умывания. И все. Хотя нет, не все – на кровати лежала Гризелла и на все лады проклинала неудобное ложе.

– Бабушка Гризли, – тихонько позвала девочка.

– Кровать узкая, тюфяк камнями набит, кости у меня старые, а тут еще ты. Что надо, озорница?

– Баба Гризли, тут Медуза плачет. Она в прекрасного юношу влюбилась, а он каменный.

– А я здесь при чем? – проворчала ведьма, проклиная себя за то, что решила остаться ночевать в этой «казарме». – Пусть в нормальных мужиков влюбляется.

– При том, что ты его расколдуешь, и Медуза будет с ним целоваться.

– Вот прямо сейчас, среди ночи, и расколдую, – проворчала ведьма, поворачиваясь на другой бок.

Кровать надрывно заскрипела, металлическая сетка прогнулась до пола и вдруг резко приняла нормальное положение, от чего старуху пару раз подкинуло в воздух.

– Баба Гризли, она заплатит. – Девочка хорошо знала, чем можно заинтересовать сварливую старуху.

– Чем? – спросила ведьма, поднимаясь с кровати.

– У меня ничего нет, – прошептала девушка, вытирая слезы.

– Если ничего нет, то и колдовства тоже нет. – Гризелла снова легла и натянула на голову одеяло. Потом, подумав, откинула его и попросила: – Ну-ка, скажи еще раз.

– У меня ничего нет, – повторила Медуза.

– Хороший голосок. Прямо-таки ангельский голосок, – проскрипела старуха и встала с кровати. – Ладно, оживлю я твоего прекрасного юношу в обмен на твой голос. Согласна?