Повалил дым. Изба сорвалась с места и, добежав до пруда, нырнула в воду. Через некоторое время на берег вылезла взбешенная Гризелла. Она выплюнула головастиков, отжала подол старого платья и завопила:

– Мексика, противная девчонка!

Оседлав подпаленную метлу, ведьма набрала высоту и, петляя, полетела прочь.

Кот справедливо предположил, что в Рубельштадт, требовать возмещения убытков.

Приблуда спрыгнул с дерева и вдруг замер. На полянке появилось странное существо. Кажется, это была женщина, но котяра не был точно уверен в этом. Незнакомка посмотрела в его сторону, ее глаза удивленно округлились, она улыбнулась и позвала:

– Киса…

Кот окаменел. В прямом смысле превратился в камень. Незнакомка нагнулась, подняла каменную фигурку того, что еще недавно было котом Приблудой, горько заплакала и, поставив на место статуэтку, подошла к избушке.

Было раннее утро. На крыльце королевского дворца сидели король Полухайкин и Гуча. Гуча сегодня впервые совершил такую дальнюю прогулку. Мужественное лицо черта украшали синяки и царапины. Полухайкин сочувственно посмотрел на друга и сказал:

– Хорошо, в натуре, кончить!

– Ты о чем это? – удивился Гуча.

– О том, что все хорошо кончили, – пояснил Полухайкин.

– В смысле, групповушку устроили? – Чингачгук смекнул, что имел в виду его друг, но не мог удержаться от подначки. Его немного мутило, голова кружилась, а на душе становилось гадко, стоило только вспомнить свое, как он считал, бесславное участие в войне.

– Ну ты, амиго, тупой, в натуре! – Альберт от возмущения даже вскочил на ноги. – Конфликт хорошо кончили!

– А! Ты хотел сказать, что хорошо то, что хорошо кончается? – подвел итог черт.

– А я это и сказал, – уверенно ответил Полухайкин. – Пошли в огород.

И Полухайкин решительно зашагал по двору, уверенный, что друг последует за ним. Тот нехотя поплелся следом.

– Зачем ты меня в огород зовешь? Что я, вашей капусты никогда не видел? Или ты прибавления в семействе ожидаешь? – Гуче не хотелось никуда идти – тело болело, кости ныли, и он с удовольствием бы просто посидел на крыльце. Черт наконец-то вырвался из крепких рук Брунгильды, которая готова была лечить его долго и тщательно, радуясь тому, что муж столько времени проводит дома. Но Гуча заявил, что он здоров, и отправился к Альберту.

– Че несешь! – говорил меж тем Альберт Иванович. – Я тебе этого гада хочу показать.

– Какого гада, Альберт? – поинтересовался черт.

– Халяву наоборот.

– Тентогля? – догадался Гуча.

Он хоть и не знал всех подробностей событий недельной давности, но кое-что слышал. Надо сказать, что от Брунгильды много не добьешься – она только военные действия описывала, стратегию и тактику боя. Но даже по этим сухим описаниям ему удалось составить более или менее целостную картину.

– Ну, – кивнул Полухайкин и спрятал сжавшиеся кулаки в карманы.

Мужчины обогнули дворец и прошли за высокую изгородь, что заботливо оберегала огород. Изгородь эту установили на тот случай, если Бенедикту вновь придет в голову притащить в Рубельштадт козла. Альберт отворил калитку и, с удовольствием оглядев идеально ровные грядки, продолжил:

– Он у меня на исправительных работах срок мотает. Не, мне вообще-то не по понятиям, как бандиту, тюрягу организовывать, но как королю – в самый раз. Я кротам объяснил, как камеру устроить, какие шконки в ней сделать.

– Круто ты с ним, – рассмеялся Гуча. – И что, он теперь до конца дней своих на нарах спать будет?

– Ты че, амиго, думаешь, я такой добрый? – вскричал Альберт, ударив кулаком по ладони.

Гуча понял, что этот удар его друг мысленно адресовал злодею Тентоглю, и усмехнулся – козлобородому бы не поздоровилось. А Полухайкин говорил:

– Он под шконкой спит, чтобы, значит по понятиям. Не, ты не смейся, этот козел дочку за пальчик укусил, а я буду жалеть его? Смотри, на прогулку вывели гада!

За капустными грядками Гуча увидел небольшую площадку, огороженную забором. Землеройные гномы патрулировали территорию с лопатками наперевес. Внутри ограды, заложив руки за спину, ходил по кругу Тентогль. Маленький мужичок с козлиной бородкой действительно был размером с мизинец и едва доставал гномам до колена.

– Не люблю ментовку, – вздохнул Полухайкин, вспоминая события из жизни в далеком Зелепупинске, – но в ней ему самое место. Не, был бы он большой, я бы его своими руками так уделал, что он бы всю оставшуюся жизнь на лекарства работал, а с этим что сделаешь? Ну пущу к нему жука покрупнее, ну посмотрю, как он в штаны со страха наложит, – и все удовольствие.

– Добрый ты у нас, Альбертушка, – усмехнулся Гуча. Он не переставал удивляться, как в Альберте исхитряются уживаться беззаветная преданность и доброта с бездушной жестокостью.

– Не, а че еще с ним делать? – Альберт Иванович удивленно посмотрел на Гучу – пытался понять, шутит тот или действительно не понимает. – Он же этот… типа, пацан с палец. Я же его плевком раздавлю. А это уже мокрое дело. В прямом типа смысле. Я, может, и бандит в прошлом, но на мокруху никогда не подписывался. Не, ну ты представь – он же в шкатулке помещается.

– Приятно, что зло мельчает, – снова рассмеялся черт. – И тролли приутихли, после того как ты в Мутных колодцах погром устроил, и вампиры без зубов успокоились.

– Не, а че ты ржешь? Мне эти дракулы точно дорогу показали. Я им рассказал, кто нужен, они сказали, где искать. Для тебя они, может, чем и отличаются, а мне что тролль, что обезьяна – на одну морду. Не, ну ты представь – выхожу я в коридоры под Мутными колодцами, а на меня такое стадо мартышек несется, что впору типа завыть! Волной, в натуре, накатывают! Я ведь только потом сообразил, что та обезьяна с меня ростом была, а эти – по пояс.

– Но это не помешало тебе устроить драку!

– Не, братан, какая драка, в натуре? Я этих мартышек в три секунды раскидал. Просто брал в охапку побольше и выкидывал из колодцев. Вот у тебя драка была… Ты молодец, амиго! Это какую же силу надо иметь, чтобы целый час против таких амбалов выстоять! Немудрено, что тебя так уделали, другой бы уже давно ласты завернул. – Полухайкин с уважением посмотрел на друга. Тот первый день как встал с постели.

– Хорошо, что ты вовремя подоспел, – вздохнул Гуча.

– И не говори. Я вообще-то не очень-то плавно холодным оружием махаю, но тут, как увидел, что лохматые твари с тобой сделали, – озверел. Не по понятиям такое мочилово устраивать, конечно, но меч, в натуре, сам в руку прыгнул. – Альберт достал из кармана и показал Гуче его собственный волшебный клинок. – Не, я сначала думал, что простое перо схватил, а эта штука как выросла и типа давай сама зажигать по клетке. Как тебя по запарке не замочили – не знаю! Не, ты не смейся, я в натуре за этой бешеной перочинкой как привязанный летал. Только и думал, как бы из рук не выпустить! Не знаю, чей это ножичек, он на земле возле обезьянника лежал. Так головы из-под лезвия летели – прям как капуста, когда Марточка урожай собирает. Пойдем, че еще покажу. – Альберт потянул друга за руку.

Гуча забрал у Полухайкина свой клинок и повесил на пояс. Остальные вещи заботливая Марта забрала у Самсона и с оказией переслала в Крепость. Так что сейчас Гуча был полностью экипирован: на плече висела неизменная торба, в которой лежали волшебные предметы – кубок, монетка и жезл, уменьшенный до размеров указки. Гуча красовался в новом костюме. Пока он лежал без сознания на широкой кровати, придворные мастерицы сшили ему мундир. Такой же, как у солдат, только красного цвета. Это Брунгильда пошла на компромисс и, приготовив мужу военную форму, решила не настаивать на обязательном в ее армии сером цвете.

Друзья вышли с огорода, завернули за угол ограды и прошли ко дворцу. Гуча сначала оторопел, увидев большую клетку, в которой скакало с десяток мелких обезьянок. Потом рассмеялся – крупных обезьян не было, а мартышки забавно строили рожицы и носились по клетке, раскачиваясь на привязанных к потолку веревках, будто на лианах.