А защитники Детинца встретили новый успех радостным криком. С Троицкой звонницы разлился над городом весёлый колокольный перезвон.

Наступило затишье. Кочан использовал передышку, чтобы собрать совет. Сделать это оказалось несложно: Калика, Сокол, Борис, несколько уцелевших бояр да сам воевода — вот и всё, что осталось от прежнего совета. Сгинул в огне Данила, пропал, унесённый потоком Мартын, погибли новгородцы, посадские сотники, а сними множество ополченцев, дружинников и просто людей.

— Призраков этих нам не одолеть, — начал Калика. — Про хозяина их и не говорю.

Священник вздохнул.

— Уходить надо.

— Чего ж не одолеть, если мы вон их как приложили, — возразил Сокол.

— Ты скольких на стрельнице срубил?

— Троих.

— И я троих, да на воротах еще двух, итого восемь. А их больше сотни. И тогда не ожидали они от нас такой прыти, а теперь готовы будут. Навалятся скопом, и не поможет ни посох, ни меч. Вдвоем от сотни нам не отбиться.

— Эх, сюда бы пару колдунов мещёрских, Ушана да Вармалея, — произнёс чародей и спросил у Калики. — А что твои братья святые, не могут помочь — иконы там выставить, хоругви; водой святой побрызгать, ладаном подымить, молитвы прочитать, символ веры?

— Тут не в вере дело, а в посохе. Такого нет больше у церкви. Не справится нам с ними. Если только ты, чародей, еще какого чуда не сотворишь.

— Чудес не бывает, — рассердился Сокол. — Ведьм надо было меньше сжигать братьям твоим святым, может и справились бы.

Воевода, как и архиепископ, пребывал в удрученном настроении. На победу он не надеялся, но мысль о сдаче Персей не укладывалась в голове. Да и некому было сдаваться. Не требовал враг ни ключа городского, ни откупа; не брал пленных, не грабил добро. Тупо уничтожал всё и вся.

— Надо сражаться, — наконец, произнёс Кочан. — Но подумать заранее об отходе будет нелишним.

С ним согласились бояре, дружинный сотник. Положение и им казалось безрадостным. В общем, большинство совета склонялось к отступлению. Другое дело как отступать из окружённого города?

— Через реку и в Завеличье, — предложил Калика. — А мы с чародеем вас прикрывать будем.

— Нет, не выйдет, — возразил воевода. — От летучих тварей вы не прикроете, даже если на лодках пойдём. И от призраков не отмашемся. Да и нет столько лодок-то.

— Ну, тогда врассыпную, — предложил Скоморох. — И каждый сам за себя.

На него посмотрели с осуждением, как смотрят бывалые вояки на несведущего в вопросах воинской чести крестьянина, хотя определенный смысл в словах скомороха имелся.

— Может ходы тайные поискать, — предложил один из бояр. — Тут их полным-полно, веками рыли. Говорят, в притворе чертежи есть.

— Добро, — буркнул Кочан. — Вот ты и пойдёшь ходы искать, а я полк к Великим Воротам переброшу. Думаю, там они ломиться начнут вдругорядь.

Передышка выдалась небольшой. Сперва, как и ожидал воевода, отряд призраков обрушился на ворота. Но, захватив воротную башню, враг обнаружил, что мост на сей раз опустить не удастся. Механизм был серьёзно поломан и заклинен при отступлении.

Несколько всадников метнулись обратно, видимо, докладывать хозяину. И тогда тот решил действовать по-другому.

Над городом вновь появилась стая. Бестии медленно приближались к Персям, размахивая крыльями тяжело, но мерно, словно лодочные гребцы вёслами. Под стаей, опутанный тысячами едва заметных нитей, раскачивался валун. Огромный, превосходящий размером любой из тех, что лежали в основании города, но казалось, он плыл по небу сам собой.

Мало кто из людей принялся гадать, что именно затеял враг. Мститель и не скрывал замысла, знал: остановить такой таран защитникам не под силу. Даже прыткий мещёрский колдун не успеет оборвать всех нитей или как-то иначе воспрепятствовать стае. Это ему, убогому, не тучу мелким ведовством выжимать.

Мечники поспешили покинуть стену, лучники открыли бешеную стрельбу, но слишком короток бой у луков, слишком велико летучее воинство, чтобы расстрелять его на подходе. Дрогнув побежали и лучники.

Валун с чудовищным грохотом обрушился на стену. Брызнула каменная крошка. Подобно сорванным с крыши тростинкам, взмыли в небо деревянные навесы и перекрытия. Люди, попавшие под удар гигантского молота, были раздавлены или отброшены на сотни шагов. Стены начали осыпаться, и Перси заволокло грязным облаком.

Когда пыль отнесло ветром, все увидели зияющий в стене огромный провал. Осыпь обрушилась в ров, перекрыв поток, а по возникшей перемычке в Детинец, неистово воя, ринулась лавина двухвостых. Вёл их сам чёрный всадник, не паря, но скача по земле, в окружении призрачной свиты.

Пока Сокол смотрел на наступающее воинство, задыхающийся от кашля, Калика, крадучись отошёл от него и спрятался за углом какого-то строения. Сказав чародею, что не видел подлинных рукописей Предславы, архиепископ немного лукавил. В своё время, он не только держал в руках одну такую рукопись, но и умудрился тайком сделать список. Дорого ему обошлось любопытство, но затраты окупились. Ведь помимо пророчеств, рукопись содержала и заговоры. Собственно из-за них церковь и прибрала все списки к рукам.

Калика лукавил ещё и в том, что кроме посоха Андрея Первозванного, якобы не имел в своём распоряжении никакой чудодейственной мощи. Мощью он располагал, притом немалой. По крайней мере, её доставало, чтобы привести в действие нужный заговор.

Если колдуны, да чародеи, вроде Сокола, получали силу от стихий и всевозможных духов, то к кому, как не к богу, обращаться за чудом священникам. Однако бог не раздавал чудодейственные способности просто так. От своих адептов он требовал жертвы. Не той кровавой, что подают прочим богам, и не той скудной подачки, что приносят в храм прихожане. Бог требовал от слуг отказа, и чем суровее были ограничения, накладываемые священниками на самих себя, тем большую мощь они получали взамен. Умеренность в еде, обед безбрачия, молчания, усмирение плоти, всё это давало возможность святым отцам творить чудеса. Конечно не всем подряд, но лишь посвящённым в особый чин.

Новгородский владыка числился среди посвящённых, он обладал силой и, что самое главное, знал нужные слова. Ведь это только внучка Всеслава Полоцкого сумела обрести полную власть над чёрным демоном, а сам князь-чародей пробавлялся лишь тем, что направлял его на своих врагов. Да и то, как показала судьба Всеслава, не всегда успешно.

К такому ненадёжному чародейству и решил обратиться Калика. До сих пор он выжидал, надеясь обойтись без крайнего средства. Тем более что спасти город всё равно бы не смог. Никаким заклинанием. Теперь же священнику было всё равно. С тех пор как он впервые увидел врага, им овладело странное безразличие. Безразличие ко всему, кроме главного — уничтожить напасть любой ценой.

Тяжело дыша, постоянно заходясь кашлем, Василий взобрался на крышу. Повернув лицо навстречу восставшему богу, он принялся шёпотом читать заговор. По мере чтения, священнику становилось всё хуже и хуже, словно кто-то пытался заткнуть его глотку кашлем. Но он одолел сопротивление и дочитал заклинание почти до конца.

Однако на последнем слове новгородский владыка всё же запнулся, ибо здесь должно было прозвучать имя врага. Запнулся на короткий миг. Нужное слово слетело с его уст, вырвалось само по себе, и лишь позже архиепископ понял, что произнёс сокровенное, спрятанное от сознания имя подлинного и извечного своего противника.

Ничего не произошло. Исчадия ада не сгинули, не провалились сквозь землю, даже не взвыли. Чудотворное Слово, будучи орудием не боя, но войны, и не могло подействовать сразу.

Покинув крышу, Калика устало прислонился к холодной стене. Только теперь он почувствовал, что, читая заклятие, лишился последних сил.

Сокол даже не заметил отсутствия старого друга. Он наблюдал за битвой. Наблюдал до тех пор, пока её можно было так называть. Когда же защитники дрогнули, когда расстроились их ряды и всюду началась резня, чародей понял, что пора уходить. Запалив от факела заранее приготовленную бочку с лёгким маслом, он катнул её, объятую пламенем, навстречу чёрному воинству. Мститель сумел уклониться, и бочка лопнула огненным шаром под лапами (или что там у них вместо лап) наступающих бестий.