Шедший рядом со мной офицер, который возвращался в ДРА из отпуска, произнес: ««Посылки» из Афгана – полетят в Союз»,– я не понял смысла этих слов, и он мне пояснил, что это гробы. Тех офицеров и прапорщиков, которые прилетели в ДРА в первый раз, направили в ближайшую воинскую часть, чтобы мы привели себя в порядок, поужинали и с утра отправились в штаб 40-й Армии для получения предписаний к новому месту службы.

Часть, в которую нас определили на постой, была комендантской. Дежурный офицер предупредил, чтобы мы никуда не выходили, так как за пределами части нам никто не обеспечит безопасность, и вдогонку крикнул: «Не забывайте, что за воротами территория Афганистана! Это вам не Арбат! Любой местный с автоматом может оказаться не на стороне государ- ственной власти!»

После ужина, который показался мне вкуснее и сытнее, чем те, что были в Советском Союзе, нас определили в офицерский модуль для отдыха, который был поделен на кубрики со всем необходимым по стандарту типовой советской гостиницы, включая кондиционер. Душ был один на весь модуль. На двери была прикреплена табличка со временем работы для каждого кубрика. Я принял душ и не без удовольствия для себя отметил, что если все части, расквартированные в ДРА, так обустроены, то не все так плохо, как казалось.

Тогда я не знал, что, кроме стационарных мест дислокации частей, есть и другие места, которые называются сторожевыми заставами, с численностью личного состава до роты, где удобства проживания можно сравнить лишь с блиндажами времен Великой Отечественной войны.

На следующее утро после завтрака я с двумя вновь прибывшими офицерами отправился пешком, сопровождаемый вооруженным солдатом, в штаб 40-й общевойсковой Армии Ограниченного контингента советских войск в Республике Афганистан, который находился в двух километрах от части и располагался во дворце Тадж-Бек.

До 27 декабря 1979 года его занимал председатель Революционного совета Афганистана Хафизулла Амин. Он был убит во время штурма дворца советскими специальными подразделениями. Именно с этой даты и начинается отсчет времени афганской кампании, которую вел Советский Союз десять лет. За два километра пути при жаре под +40 °C моя наглаженная накануне рубашка превратились в мокрую тряпку. У подножия холма, на котором возвышался дворец, находился КПП со шлагбаумом, где лейтенант батальона охраны, проверив документы, пропустил нас в сторону штаба.

Осталась последняя дистанция пути – подняться на холм. К этому моменту мы были настолько измучены, что, казалось, пробежали пятикилометровый марш-бросок в полной выкладке и попали под проливной дождь. Я посмотрел наверх, в сторону дворца, и вдруг понял – это моя Голгофа и через некоторое время я буду распят окончательным назначением в боевое подразделение.

Подполковник политотдела 40-й общевойсковой армии встретил меня в огромном круглом помещении дворца с большими панорамными окнами, из которых открывался потрясающий вид на горный хребет. В углу комнаты стояло несколько ящиков с «Боржоми», и мне вдруг нестерпимо захотелось пить. Я с надеждой посмотрел на подполковника, ожидая, что он предложит утолить жажду. Кабинет был оборудован кондиционером, и мое разогретое палящим солнцем тело ощутило приятную прохладу.

Подполковник взглянул на меня и с трагическим видом произнес: «Мучаюсь в этой дыре уже второй год». Это было произнесено без доли иронии и наводило на мысли, что за всем этим видимым комфортом кроется какой-то кошмар. Прошло минут десять, подполковник, периодически разглядывая мое предписание, копался в каких-то бумагах. Предложение выпить «Боржоми» от него не поступало.

Тем временем офицер политотдела пересмотрел все папки, которые лежали у него на столе и, многозначительно взглянув на меня, произнес: «Офицера из разведроты 101-го Гератского полка, которого ты должен менять, вчера уже заменили на другого офицера из Союза⁸». После этих слов у меня затеплилась надежда: «Сейчас отправит обратно на Родину!»

⁸  Союз (разговорный) – Советский Союз.

Подполковник залез в ящик письменного стола и вытащил оттуда общую тетрадь.

Неспешно перелистывая страницы, он произнес:

– Есть замена на должность комсомольца полка⁹ в Шиндадскую дивизию. Пойдешь?

⁹  Комсомолец полка (разговорный) – секретарь комитета комсомола полка.

Должность комсомольца полка была офицерской, но никогда не пользовалась уважением. Иногда служившего на этой должности называли «шестеркой» замполита полка или «мальчиком на побегушках». С другой стороны, она давала ее обладателю некоторые привилегии, главная из которых – близость к руководству, что гарантировало карьерный рост. Мне вдруг стало обидно от мысли, что приехал на войну, а буду заниматься «черт знает чем», и я отказался от этого предложения. Знал бы я тогда, что уготовила для меня судьба,– не поступил бы так опрометчиво!

Подполковник посмотрел на меня, как на умалишенного, но продолжил листать свою тетрадь. Наконец он остановился и торжественно произнес:

– Тогда добро пожаловать в Кандагар! В девятой роте старлея¹⁰ тяжело ранило. Его недавно отправили в Союз. Там у нас бригада находится. Воюет – только ошметки от духов¹¹ летят! Так что вперед и с песней!

¹⁰ Старлей – на военном жаргоне старший лейтенант.

¹¹ Духи – (разговорный) или душманы, моджахеды – члены нерегулярных вооружённых групп, мотивированные исламской идеологией, организованные в единую повстанческую силу в период гражданской войны в ДРА и Афганистане, воевали против законного правительства Афга- нистана и Советской Армии, в 1979–1992 годах.

Офицер политотдела выдал мне предписание и памятку советскому воину-интернационалисту.

После этих слов я понял, что попал в самое пекло. Но назад пути не было.

С новым предписанием, взяв чемодан в комендантской части, я направился в Кабульский аэропорт для вылета в Кандагар.

Свой борт на Кандагар я ожидал на пересыльном пункте, где скопилось порядка двухсот военнослужащих. Диспетчер по громкой связи объявлял номер борта, и очередной транспортник вылетал по месту назначения.

От запаха пота, перемешанного с запахом алкоголя, стоял смрад. Чтобы скоротать томительное ожидание и снять нервное напряжение, офицеры и прапорщики, расположившись на кроватях, разливали спиртное в металлические стаканы, позаимствованные в столовой. Тут же лежала закуска: консервированные огурцы, помидоры, хлеб, сало, колбаса и галеты. Я поставил чемодан рядом со свободной койкой и достал книжку. Рядом сидящие офицеры предложили мне выпить, я отказался, сославшись на плохое самочувствие. Некоторые офицеры ждали своего борта до пяти суток, и это был не предел, как я понял из разговора. На то были две причины: погодные условия и чрезвычайные обстоятельства.

Я познакомился с майором, который оказался летчиком штурмовика из авиаполка, расположенного в Кандагаре.

Узнав, что я еду по замене в 70 Отдельную мотострелковую бригаду он не без гордости сказал:

– Кандагарская бригада воюет с утра до вечера, а мы ее прикрываем с воздуха, так что навоюешься – мама не горюй! Шел второй день ожидания борта на Кандагар. Приемы пищи сопровождались дегустацией крепких спиртных напитков. Каждый час томительного ожидания тянулся, как день. Казалось, время замедлило свой ход, но вдруг раздался оглушительный грохот, как будто гром, усиленный троекратно, надавил на перепонки и прокатился раскатистым эхом в горах Гиндукуша.

Все выбежали на улицу и увидели черный дым, поднимавшийся с земли далеко за взлетной полосой, где-то у подножия гор. Над нами пронеслись два вертолета огневой поддержки Ми-24, именуемые в войсках «крокодилами», и выпустили нурсы¹² в сторону горного склона по невидимым для нас целям. На аэродроме наблюдалась суета: бежали солдаты из батальона охраны, готовились к вылету два штурмовика Су-25, с ревом сирены проехала пожарная машина.