Он убрал руку и взглянул в сторону удаляющейся группки эльфов.

– Путь свободен, – выдохнул он, с огромным трудом заставив себя отстраниться от Рен.

Проклиная себя за неспособность мыслить ясно, Аррик вел их вперед, бесшумно ступая по камню. С каждым шагом он все яснее ощущал, что Рен следовала за ним по пятам. Она доверяла его намерениям хотя бы этой ночью.

С этим он мог работать.

– Куда мы идем? – наконец спросила Рен, и ее шепот показался ему криком в повисшей между ними тишине.

Они вновь вошли во дворец и двигались вперед, спинами прижимаясь к стене позади огромного плотного гобелена, на котором был изображен один из прапрапрадедушек Аррика, одержавший победу над верлантийскими диссидентами[6] много поколений назад. Ткань царапала Аррику нос, но он не обращал на это внимания.

Проверив, что путь снаружи чист, он взял Рен за руку и мягко потянул ее прочь из укрытия, завел за угол и наконец распахнул дверь, ведущую к месту их назначения.

– Дошли, – сказал Аррик, надежно заперев за ними дверь.

Теперь они точно не попадутся никому на глаза. Рен обошла его и ступила глубже в комнату, оглядываясь вокруг, пока ее муж зажигал свечи, чтобы осветить помещение.

– Это… оружейная? – спросила Рен.

Она рассматривала стену, с пола до потолка увешанную десятками клинков. Здесь можно было найти двуручные и одноручные мечи, палаши, рапиры, кинжалы, ножи и даже несколько загнутых сабель, привезенных с далекого Востока. Каждый из этих клинков был куплен, выбран, заказан или украден с поля боя самим Арриком.

– Это моя личная оружейная, – сказал он.

По его телу пробежала нервная дрожь, когда Рен отошла от стены с мечами и принялась исследовать луки. Он понял, что ему было очень важно узнать ее мнение насчет этой коллекции. Вдруг что-то здесь покажется ей некачественным, слишком приметным на поле боя или попросту плохим? Если Рен хотя бы вскользь кинет недовольный взгляд на любой предмет в этой комнате, Аррик без зазрения совести бросит его в печь.

– У тебя определенно… весьма внушительная коллекция, – задумчиво протянула Рен.

Она медленно двинулась вокруг тренировочной платформы, которая занимала почти все центральное пространство комнаты, внимательно осматривая длинные ряды стрел с разными наконечниками: серебряными, золотыми, стальными и вырезанными из черных бриллиантов. В некоторых стрелах даже имелись скрытые от глаза пустоты, которые заполняли специальным ядом. Рен изучила каждую стрелу опытным взглядом умелой лучницы.

Затем, кивнув самой себе, она повернулась к Аррику. На ее лице было написано явное любопытство. Ему удалось завладеть ее вниманием. Большинство дам мечтали о цветах, драгоценностях и других безделушках. Его неукротимая жена любила оружие. И ему это нравилось.

– Какое из них твое любимое? – мягко спросила она.

– Мое… любимое?

Она кивнула.

– Из всего, что здесь есть?

Еще один кивок.

Аррик на мгновение задумался, а затем расплылся в улыбке. Он уже знал ответ на этот вопрос. Король махнул Рен рукой, подвел ее к стене с кинжалами и принялся изучать ряды начищенных до блеска клинков, пока наконец не нашел то, что искал.

Серебряный нож-бабочка. Маленький, простой, лишенный всяческих украшений. Заботливо отполированный. И все же это оружие нравилось Аррику больше всего.

Он протянул нож Рен, и она робко взяла его в руку, а затем с гораздо большей уверенностью провернула рукоять, сделав несколько трюков с острым лезвием. Принцесса Драконов справлялась с кинжалом ничуть не хуже, чем с луком и стрелами.

Аррик не мог отвести взгляд от жены, пока она продолжала вращать лезвие сложными движениями. Серебро сверкало в тусклом свете свечей.

– Расскажи, что в нем такого особенного, – попросила Рен. – Пожалуйста.

Аррику потребовалось слишком много времени, чтобы понять, о чем она говорила.

В ноже. Она говорит о ноже, идиот.

Он глубоко вдохнул, набираясь сил. Аррик не мог ждать, что Рен откроется ему, если он сам не собирался сделать то же самое.

– Когда я был маленьким – лет в шесть или в семь, – у меня была только моя мать. Она очень сильно оберегала меня. Вспоминая об этом, я понимаю, что у нее имелись на то причины. Она была…

– Хорошей женщиной, – закончила Рен за него.

После окончания церемонии коронации Рен избегала смотреть ему в глаза, но сейчас ее взгляд был уверенным и твердым. Аррик почувствовал себя уязвимым, но в хорошем смысле, словно ему хотелось и дальше медленно снимать слои своей личности, чтобы Рен наконец смогла по-настоящему узнать его.

– Да, она была хорошей женщиной, – хрипло продолжил он. – Она была самой лучшей. Даже когда Сорен убил ее мужа и изнасиловал ее, она не возненавидела то, что из этого вышло. Она не возненавидела меня. Напротив, она отчаянно любила меня, словно я был величайшей драгоценностью в этом мире.

В его горле образовался комок. Аррик все еще по ней скучал.

– Потому что так оно и было, – сказала Рен. – Конечно же, так оно и было.

По ее взгляду Аррик понял, что она точно поняла его чувства. Она знала, каково это, когда любят так, как любила его мать. Ему бы хотелось, чтобы у этой истории был счастливый конец.

Он забрал нож из рук Рен и со щелчком вернул лезвие обратно в рукоять.

– Она подарила мне этот нож, чтобы я всегда мог постоять за себя, даже если ее не будет рядом. Она не хотела, чтобы я был слаб, так же, как она. Забавно, но я никогда не думал, что она была слабой. Однако Сорен оказался непосильной ношей для нее. Ее жизнь… она была ужасна, но мама всегда скрывала это от меня. Я должен был понять. – Он задрожал, вина и печаль переполняли его сердце. – Она оборвала собственную жизнь, чтобы сбежать от Сорена, и единственная защита, которая у меня осталась против мерзавца-отца, – этот нож.

Рука Рен легла ему на локоть:

– Мне жаль, что с тобой случилось такое. Жаль, что это случилось с ней. Я надеюсь, ты поверишь мне, когда я скажу, что она не была слабой. Она умерла не для того, чтобы сбежать от тебя или оставить тебя в одиночестве. Просто есть такие раны, от которых нельзя излечиться.

Что-то темное и болезненное сжало сердце Аррика. Что-то, за что он нес ответственность.

– Приятно слышать, что ты так думаешь, – сказал он правду.

Аррик повесил оружие обратно на стену, а затем направился к маленькой кладовке, устроенной в задней части оружейной. Рука Рен соскользнула с его плеча, и его мгновенно охватила тоска по ее прикосновениям. Рен дарила ему ласку, какой Аррик был лишен много лет.

– Ты же понимаешь, что это не твоя вина.

Аррик застыл напротив двери:

– Почему?

– Почему что?

Он обернулся, чтобы посмотреть ей в глаза:

– Почему ты утешаешь меня?

– Потому что ребенок никогда не должен нести на своих плечах груз такого прошлого. В смерти твоей матери виноват только Сорен. Не ты.

Жар вспыхнул в глубине его глаз, и Аррик часто заморгал. Он не заслуживал эту женщину. Он забрал у нее все, и все же она продолжала отдавать ему частички себя. Стыд пронзил Аррика до глубины души.

– То, что ты все еще так думаешь – что ты все еще хочешь утешать меня, – многое говорит о твоем характере, Рен. И о характере твоей матери. И отца. Но я забрал их у тебя. Я забрал их у тебя так же, как Сорен забрал мою мать, – горько выдохнул он. – Может, не напрямую, но я все равно виноват. Только я. Но теперь я ничего не могу с этим поделать. Возможно, никогда не смогу. Но… – Аррик расправил плечи и жестом указал на кладовку: – Но я хотя бы могу с чего-то начать.

Рен не двинулась с места, но бросила непонимающий взгляд на открытую дверь, а потом опять посмотрела на Аррика:

– Я не понимаю, что ты пытаешься сказать. К чему ты… Что ты делаешь?

– То, что должен был сделать очень давно, – ответил он и достал из кладовки лук и колчан, которые ему не принадлежали.

Рен ахнула, когда он протянул их ей. Она рефлекторно взяла оружие, но ее руки тряслись.