«Пойдем со мной…»

Ты сводишь меня с ума…

«Пойдем со мной…»

Куда ты зовешь…

«Пойдем со мной…Ты знаешь… Ты и так все знаешь…»

Я хочу остаться… Она так прекрасна… Она богиня. Она Муза. Она здесь.

«Я — Она! И больше тебе никто не нужен! Пойдем!»

«Идем!»

«Идем!»

«Идем!»

Наперебой она завывали и зазывали. Головная боль начала отступать. Я чувствовал лишь сильнейшую усталость. Клонило в сон. Большие белые сугробы — они такие мягкие, зовут на покой, зовут отдохнуть, они тоже зовут. Я сделал несколько шагов вперед. Высокий мужчина снял с лица молящей девушки вуаль, коснулся легким движением бархатной щеки. Улыбнулся, едва сдерживая рвущееся из груди сердце, переполненное счастьем. Ее сердце разорвалось теперь на две кровавых половинки. Он коснулся губами ее чуть приоткрытых коралловых губ. Вдохнул аромат лавандового масла… И поддался эмоциям, схватил ее, стиснул, сжал в объятиях. Что-то хрустнуло? Сердце разбилось?

«Пойдем со мной…»

Иду…

«Ты мой!»

«Ты наш! Ты закончишь портрет Богини, и она вознаградит тебя!»

— Я люблю тебя, Оливия-Сантима Гиланджи-Максвелл. И перед Ликом Превеликой Богини Митары и собравшихся здесь свидетелей, клянусь сделать тебя самой счастливой женщиной на всем белом свете! — торжественно произнес счастливый до умопомрачения Пьетер Максвелл. Толпа возликовала. Вверх полетели перчатки, шапки, муфты, посеребренные снегом букеты. Оливия украдкой утерла непрошенную слезу, соскочившую с длинных ресниц. Пьетер мягко, заботливо сжал ее ладошку.

Я медленно покидал Храм, никем незамеченный. Я уходил, чувствуя чужие смятение и страх. Напускное. Лишнее.

— Я люблю тебя, Митара… Всем сердцем… Я докажу это…

«Ты мой. Идем со мной!»

— Саквентари…

* * *

3357 год Друидского календаря. Асмариан. Весна

Дни теперь становились теплее и длиннее. Друиды связывали это с тем, что Праздник Ночи успешно миновал и вскоре ожидается новое Возрождение Богини. И все ждали этого с нетерпением. Ждал и я. Прихватив с собой потертый грязно-зеленый плащ, я каждый вечер направлялся в Храм и после длительной молитвы устраивался спать на узких каменных скамьях, чтобы с первыми лучами рассвета вновь иметь возможность преклонить голову перед Богиней. Каждый мой день был насыщен тремя вещами — написанием портрета, славословием и голосами. Теперь они не замолкали ни на мгновение, наперебой рассказывая о любви Богини к тем, кто любит Ее всем сердцем и трудится во славу Ее. И я трудился. Забыв себя, я не выпускал из рук кисти, и это было правильно.

И однажды случилось чудо! Я все также спал ночью в Храме и видел один и тот же сон. Но на сей раз в нем произошли существенные изменения. Солнце, заливавшее ярким светом поляну, начало клониться к горизонту, и недостижимая фигура теперь купалась в нежных красках заката. И Она не была недвижимой прекрасной статуей, о нет! Она слегка повернула голову, к обнаженному плечу, будто играя, но, желая наградить меня за бесконечную любовь и послушание. Мне даже показалось, что я смог различить зеленый блеск Ее очей!.. Как вдруг все искривилось и смазалось, свет потух, и со всех сторон полились птичьи трели и шелест листвы. Я тщетно пытался удержать ускользающее видение, но оно отдалялось, уходило, таяло. Тяжело открывались усталые сонные глаза, перед собой я различил…

Красивую статную женщину. Она легонько трясла меня за плечо и что-то приговаривала. Ее длинные темные волосы заплетены в косу с яркой красной лентой. Она подмигивает и что-то призывно шепчет, ее томные зеленые глаза искрятся весельем.

— Митара?..

— Хочешь, я буду для тебя Митарой? — женщина чуть прикусила нижнюю губу. — Для тебя, красавчик, кем угодно.

— О, возлюбленная Митара, ты снизошла ко мне…

— Да, сладкий, я — то, что тебе сейчас нужно.

Я сел. Голова сразу закружилась. Протер грязными кулаками глаза, чтобы лучше разглядеть саму Богиню — воплотившуюся из сна наяву, чувствуя трепет и благоговение, и ужаснулся. Передо мной покачивалась подобвислая женская грудь, а ее владелица, томно вздыхая, просила:

— Это то, чего ты хотел! Давай, коснись! Потрогай!

Приглядевшись получше, я весь похолодел, осознавая глубину своей ошибки. Стоявшая напротив шатровая девка не имела ничего близкого с Богиней, с Митарой, чей портрет я сейчас заканчивал, которую я любил всем сердцем, беззаветно. Темные волосы грязными клочками обрамляли веснушчатое побитое лицо. У нее не хватало пары передних зубов, а изо рта воняло чем-то кислым. Дряблое тело прикрывала лишь цветастая застиранная юбка со множеством оборок и заплат, и задранная кверху посеревшая рубаха. И только в глазах бушевал первобытный яростный огонь.

— Потаскуха! — я подскочил, стараясь оказаться от этой женщины подальше, не смотреть на нее, не соединять мысленно ее облик и Лик Богини. — Как смеешь ты находиться здесь, в священном месте? Ты оскорбляешь Богиню одним своим видом, своим присутствием, своей непристойностью!

— Я лишь предложила тебе расслабиться и развлечься, в этом нет ничего дурного, — все также щербато улыбаясь, проговорила проститутка. Грудь она так и не прикрыла. — Ну подумаешь, разочек пришла на молитву, а здесь ты!

— Ты должна уйти… Уйди! Ты гневаешь Богиню! Ты оскверняешь Ее и Ее Храм! — я был сам не свой, я не должен был этого видеть, не должен был так думать, не должен был называть эту девку именем Богини.

Я сгреб плащ, на котором только что спал, и хотел просто уйти, забыть, но голоса наперебой зашипели и закричали. Они говорили, что нельзя оставить это просто так, что каждый неверный и богохульник должен быть наказан. Гнев взял верх. Я схватил за волосы женщину, которая тут же забилась в моих руках, изрыгая самые отвратительные и кощунственные ругательства. Я шептал молитву и просил Преблагую Богиню Митару простить меня и эту падшую.

Я протащил ее по ступеням и вышвырнул прочь, за пределы Храма. Она прокатилась по каменной кладке площади перед Храмом. Я слышал, как рвется в очередной раз ее юбка, как она тяжело дышит, как стекает из уголка губ на подбородок капелька крови. Женщина поднялась. Утерев кровь тыльной стороной ладони, она выкрикнула последнее ругательство и, слегка прихрамывая, потирая ушибленное плечо, побрела прочь.

Гнев улегся, и я понял, что мне нет до нее дела. Ох, если бы она знала, какое великое дело поручено мне нашей Богиней, то не смела бы приставать! Не смела бы будить! Да что там будить! Тогда все они, все эти проститутки, эти Члены Круга, эти горожане, эти Правители точно выказывали бы мне должное уважение и не смели надоедать, перечить и ставить палки в колеса!

«Да ведь это Они…»

Да-да, Они! Это Они вредят мне! Они мешают мне увидеть Ее! Не хотят, чтобы я был первым, кто увидит и запечатлеет истинный Лик Митары!.. Надо скрывать… От Них надо скрывать! Быть умнее, тише, быстрее Их! Если Они вредят, то Они могут и следить!

Шатровая девка тут же была забыта. Подгоняемый внезапно возникшим чувством страха, я ринулся домой, не разбирая дороги, натыкаясь на прохожих, повозки, бродячих животных, не слыша их гневных окриков. Я чувствовал, что за мной гонятся и, только крепко заперевшись, я буду в безопасности.

Чуть не сорвав входную дверь с петель, я влетел внутрь, закрылся на все замки, задвинул щеколды, но страх не ушел. Он лишь притупился, стал менее осязаемым и затаился где-то внутри. Медленно сползая по стене, я очутился на полу и накрыл голову руками. Кто же спасет меня от Них? Они могут быть повсюду, Они повсюду… Что же мне делать? Как поступить, куда спрятаться? Громкие неповоротливые вопросы сотрясали голову, оседая тяжелыми камнями-мыслями и не давая ни секунды покоя. Кто⁈ Кто? Кто… Спасите…

«Она… Во всем поможет Она, Она защитит! Только закончи!»

Голоса всегда подавали правильные, лучшие решения. Я пойду в мастерскую и закончу. Сейчас же закончу… Осталось немного… Немного… Как же тут холодно… Почему так холодно? Почему опять болит голова? Где мои кисти…