— Да, микарли, — прохрипел, не узнавая собственного голоса. Не помнил даже, как смог спуститься и открыть дверь гостье. Авия вздохнула.

— Это не выход, Ариэн, — покачала головой Авия. — Ты истощен и болен. Я поговорю с Тонией о помещении тебя в Приют [17: Больница «Приют» — друидская больница в Храмовом районе, находится на попечении Тонии Эстеллы]. Хандра, конечно, не их профиль, но мне они не откажут.

— Нет, микарли, пожалуйста! — свалился со скамеечки для ног и заглянул горящими воспаленными глазами в лицо Авии. Она чуть приподняла бровь. — Мне здесь хорошо, правда. Со мной все в порядке. Просто немного устал.

— Когда ты принимал пищу в последний раз? — строго и назидательно спросила Воплощающая Землю. А мое внимание вдруг целиком захватили украшения женщины. Бусины, браслеты, все такое аккуратное, вроде скромное, но с претензией на величественность. Темное строгое платье, невероятной сложности кружева и обязательная нитка жемчуга. Что-то в ее черном образе всегда было белое. Может, дать портрету ожерелье из жемчуга?..

«Скажи ей — вчера.»

— Вчера, — отозвался быстро, не слыша вопроса. Мысленно поблагодарил голос, который подсказывал в тяжелые минуты. Опустил глаза в пол, чувствуя, как дует морозным ветром из всех щелей. Дом находился рядом с водой и к постоянному холоду добавлялась рождавшаяся в углах черная плесень. Я не убирал ее. Плесень напоминала мне Ее черные завитки волос.

Авия чуть сузила глаза, видимо, не поверила. Расправила складки на платье. Потом кивнула в сторону давно остывшего камина, заставленного стеклянными банками с трупиками священных бабочек.

— Когда ты в последний раз находился в теплом помещении, Ариэн? Это все ужасно вредно. В Приюте тебя согреют.

— Мне тепло…

«Да, тебе очень тепло.»

— Мне очень тепло, микарли, — попытался заглянуть в карие глаза названной матери, но очень быстро вновь вперил глаза в половицы. На них осела грязная серая пыль. Жаль, что пыль была не из изумрудов. Она давно не посылала мне изумрудов…

— Тебе следует хотя бы растопить камин… — нахмурилась Воплощающая, недовольно посматривая на свои руки. — Жаль, я так и не научилась даже самым простым манипуляциям со стихией огня. Возвращаясь к моему предложению — как давно ты общался со своим отцом?

— Отцом?

«Да, когда-то у тебя был отец.»

— С Мариссэном Аваджо, — сдержанно кивнула Авия. Я, не отрываясь, смотрел в пол. — Он приходил ко мне на аудиенцию вчера, и он очень тобой недоволен. Считает, что тебе стоит прекратить «кривляния» — это не мое слово, он сам так выразился. Он требует, чтобы ты прекратил развлекаться — тратить время и деньги на занятия ерундой. Шутка затянулась, Ариэн…

Он снова бьет по рукам, когда пишу первые картины. Ругает маму такими словами, от которых я бросаю кисти и закрываю уши покрасневшими от розог ладонями. Он не понимает. Никогда не понимал. Он не мой отец. Я не мог родиться у такого мужчины. У меня нет семьи. Никто не любит… Любовь ушла… Мама ушла… Все покинули…

«У тебя есть мы! Есть любовь Богини!»

Авия говорила что-то еще, но я вновь переключился на мысленный диалог с голосами. Они поддерживали, подбадривали и обещали, что никуда не уйдут. Они всегда, слышишь, всегда будут рядом. Не как мама — которая за все время не написала и строчки будто бы любимому сыну, а по-настоящему. Настолько навсегда, насколько только возможно.

— … И больше он не будет платить за этот дом… — закончила Авия и этими словами вернула меня в бренную серую реальность. — И твои счета тоже не будет оплачивать. Это окончательное решение.

«Мы найдем, где жить!»

— Ничего страшного, мы… Я справлюсь, — вымученно улыбнулся. Попытался подняться с пола, но новый прилив головной боли резкой судорогой вновь опустил вниз. Схватился за подлокотник, чтобы не потерять равновесие и не упасть.

— Мы?

— Я и мой талант! — слишком наигранная веселость в тоне, она не поверит.

— Талант… Твои друзья тоже хороши, — продолжила Авия с нажимом. Чуть подавшись вперед, она приподняла мой подбородок и мудрыми глазами заглянула в исхудавшее лицо. Произнесла размеренно. — Ты слышал, что Тиберий фон Хайген поступил на службу, а Эммануэль Ривер женится на его сестре?

— Эммануэль?..

Ману? Он женится… Как неожиданно…

«Зачем они тебе? Они тебе не нужны. Ты избранный самой Богини, какое тебе дело до их мелких жизней?»

— Не хочешь поздравить их с успехами в карьере и личной жизни? Ривер и фон Хайген — это отличная партия. А военная служба — то, о чем всегда мечтал Тиберий. Наш Сигни только как всегда… — покривилась Воплощающая и смахнула упавшую на лицо прядь. — Не хочешь их навестить?

— Простите, микарли, у меня очень много дел… — выдавил, опуская глаза. Не мог больше смотреть на людей прямо. В их взглядах всегда ошибка. И неприязнь.

Авия замолчала и перестала удерживать подбородок. Взмахнула рукой — слегка приоткрылись створки окон, откуда тут же повалил снег и задул сильный ветер. Следом к окну, поддерживаемые магическими энергиями, направились банки с умершими бабочками — опорожняясь в сугробы, они возвращались на место. Шесть и еще шесть штук. Ее священное число.

— Микарли, а теперь вы отдадите мне свое кольцо?

— Оно нужно тебе, мой друг, чтобы разобраться с долгами? — уточнила Воплощающая Землю и в ее голосе почудилась какая-то надежда. Может она надеялась, что смогла своими речами вдохновить меня на жизнь, которую вела сама? Которую вели они все и от которой я сбежал?

— Нет… Я не знаю… Мне очень нужно!.. — перед глазами снова запрыгали всполохи ясных летних дней, танцевавших в священно-зеленых гранях. Мы с голосами вновь восхитились, вспоминая эту полузабытую игру света.

— Я обещала подарить его Оливии на вашу свадьбу, — протянула разочарованно Авия. — Но, к сожалению, ты расторг помолвку, и Оливия теперь выходит замуж за другого.

— Где⁈ Когда⁈ — сердце вдруг заволновалось и голоса тихо зашипели.

— Завтра. В Храме, конечно… — проговорила Друидка, поднимаясь из кресла, вставая в полный рост своей статной красивой фигуры. Я был перед ней как младенец, как щенок. И в то же время она перед моей миссией была столь незначительна, как соринка. — Ты упустил прекрасную женщину. Она сделала бы тебя очень счастливым.

«Мы и так счастливы! Нет ничего радостнее, чем служить Богине!»

— Я не могу больше задерживаться, друг мой, — тяжело вздохнула Авия, с тоской глядя на распростершегося у ее ног когда-то прекрасного юношу. — Сегодня у меня проходит занятие с Камором, а я не люблю опаздывать на них. Подашь мою накидку?

Пока искал по всей комнате накидку, Авия стояла, внимательно наблюдая за неловкими метаниями своего названого сына. Я спотыкался, случайно сдвигал с места мебель, проезжавшую с грустным скрипом по половицам, один раз чуть не упал от нового приступа головной боли. В конце концов, Воплощающая сама помогла найти верхнюю одежду, и сама оделась. Протягивая для поцелуя руку, затянутую в черную кружевную перчатку, она произнесла назидательно:

— Если ты будешь в чем-то нуждаться, если тебе будет нужна помощь, еда, тепло, убежище — ты всегда можешь обратиться ко мне, ак на́бе сакш.

— Да матушка…

«Никто нам не нужен, о, Избранный, ты увидишь, поймешь!»

И, закрыв дверь, я долго не мог сдвинуться с места, терзаемый холодом, голодом, увлеченный беседой с голосами. Они многое растолковали, многое из того, что я не понимал тогда, когда посмеивался над нашей верой. Теперь все было иначе. Теперь я понимал жизнь иначе. И она постепенно куда-то уходила… Руки коченели, кисть, как в детстве, падала из ослабших пальцев, оставляя на последних чистых холстах разводы и некрасивые мазки. Я молился о тепле и свете. Молился об изумрудной пыли. Я почти забыл…

А на следующее утро у камина мой взгляд привлекло что-то светлое. Не различая так далеко, подошел поближе — ужасно не хотелось, чтобы снег теперь сыпался через дымоход прямо в гостиную. И без этого холодно. Но этой вещью оказался не снег и даже не белая мышь. Подняв, я почувствовал нежный аромат лавандового масла, заметил в сплетениях красных ниток буквы «П» и «М». Голоса наперебой зашептали.