— Привет! Меня зовут Минати, я ученица лиджев Тильгенмайера, — художник молчал, я старалась не двигаться с места и говорить как можно дружелюбнее. — А как тебя зовут? Я раньше тебя здесь не видела.
Он вздрогнул и резко оторвал руку от холста. Плечи его напряглись и, не поворачиваясь ко мне, мужчина быстро глухо произнес:
— Чего она хочет? Что ей нужно? — и с усиленным рвением начал он наносить мазки на полотно. Хмм, не хочет разговаривать. Наверное, стоит подбираться к нему с другой стороны.
— Я вижу, что ты неплохо рисуешь! А что ты пытаешься изобразить?
— Она должна уйти. Пусть уйдет. Пусть не мешает, — забубнил мужчина, не отвлекаясь. Ко мне он по-прежнему не поворачивался. И даже, наверное, делал вид, что меня тут вовсе нет. Любопытство подбивало тихонько подкрасться и заглянуть мужчине за плечо. Но страх, ставший стопором и постоянным спутником, отговаривал и требовал поостеречься. Чтобы все остались довольны, я обошла кругом свой постамент с ледяной глыбой и, вытянув шею, глянула в сторону мольберта. К сожалению, там растекались только бесформенные разводы зеленой краски, струящимися змейками пересекающие холст.
Разочарованно вздохнув, я вернулась на место, в котором каблуками явно проделала углубление, и снова возвратила все внимание льду. Примерившись, представила, какой бы хотела видеть скульптуру, вспомнила горделивый взгляд и самодовольную улыбку Митары, прикоснулась ко льду…
— Саквентари…
Может я шептала недостаточно тихо, но вдруг художник резко развернулся и глянул на меня расширенными от удивления безумно-зелеными глазами. По плечам пробежали мурашки от этого взгляда. Дикий зверь, с которым меня заперли в клетке, смотрел бы менее угрожающе.
— Да, она шепчет молитву… — более членораздельно выговорил художник.
Что в этом такого, чем я заслужила подобное неодобрение, было решительно непонятно. Переступив с ноги на ногу, я раздавила туфлей разлетевшиеся в разные стороны осколки льда. Статуя опять не вышла. Потрепанный мужчина вздрогнул, почесал измазанной в зеленой краске рукой сальные светлые волосы и обернулся к мольберту. Слегка прикусив губу, я отмерила немного магии и опять водрузила на постамент большой ледяной куб. Приложила ладонь…
А вдруг, если не обращать внимание на этого пришельца, он не тронет?
— Никто, да-да, никто не увидит… — вновь забормотал художник. — Они не достойны. Им это повредит. Они не достойны… Только Я и Она. Я и Она…
Прислушиваясь к нестройным рваным предложениям, я так и не смогла уловить смысла сказанного. Мужчина говорил сам с собой. Движения его хаотизировались все сильнее, брызги зеленой краски теперь покрывали не только его одежду и мольберт, но также стены, окно и пол под ним.
— Не должна… Не должна… Да, я знаю! Знаю! Только Она увидит это. Только Она достойна! Не говорите мне это! Не говорите, вы меня убиваете… — теперь художник шептал, позволяя мне краем глаза следить за его манипуляциями. Он бросил на пол свой инструмент и рассматривал те линии, что уже успел нанести. Его плечи дрожали, будто он собирался горько рыдать, а на лице застыло выражение тщательно скрываемых мук. Он провел по холсту грязными пальцами, не замечая, что окончательно смазывает и так не самое внятное изображение. А потом схватил натянутое полотно за край и начал рвать, сорвавшись на вопль:
— Это все не то! Я не могу это сделать! О помоги мне, дай мне увидеть тебя! Я достоин, достоин этого! Помоги же мне!
Я не двигалась с места, продолжая удерживать ладонь на кубе. Теперь соседство с этим парнем казалось по-настоящему опасным. Наверное, не стоит его провоцировать. Лучше прикинуться, что меня здесь вообще нет.
Изорвав в клочья многострадальный холст, художник начал озлобленно озираться. Его взгляд беспокойно блуждал по комнате, не цепляясь ни за какие предметы, пока вновь не наткнулся на мольберт. В этот раз он резким движением с грохотом повалил его на пол и, взяв тюбик с голубой пастой, начал прицеливаться в окно. А потом увидел меня. Я старалась не дышать, чувствуя себя загнанной ланью перед грозным шахриматским львом. Мужчина уставился мне в глаза, прожигая зеленым огнем. Я быстро перебирала в уме возможные пути аккуратного отступления. Но стоило только подумать о магии — как меж пальцев заискрилась волшебная энергия и прошибла лед. Крошка от ледяного куба, расщепленного сорвавшимся с пальцев заклинанием, разлетелась по всей зале. Лед будто лопнул, не выдержав магического напора. Художник взревел. И с диким хохотом, запустил краску в мою сторону. Я едва успела увернуться, а помещение уже огласилось яростным воплем:
— Ты гневаешь Ее! Ты гневаешь Богиню! Ты порочишь Ее имя и достоинство своими грязными мыслями!
Широко распахнув глаза от удивления, я сделала пару шагов назад по хрустящему льду и соскочила с постамента. Все это время я старалась четко удерживать взгляд безумного художника, пока он был сфокусирован на мне. Папа рассказывал, что так делали в древности загонщики диких животных. Так опасные хищники чувствовали твердость противника и благоразумно уступали ему. Мужчина не собирался ни уступать, ни отступать. Его зеленые глаза неотрывно следили за моими передвижениями и будто становились еще зеленее от разрастающегося гнева.
— Ты Ее не достойна… — шипел он. — Ты здесь лишняя. Чужая! Они хотят, чтобы ты ушла! Уходи!
Кем были эти «они» и с чего они решили мне приказывать — я абсолютно не понимала. Видимо, мужчина был совершенно безумен и не соображал, что творит. Поэтому я продолжила медленное движение назад, к выходу, в темные коридоры Дома Круга и подальше от сумасшедшего.
— Ах, ты еще и неверная! — вдруг взревел мужчина после короткого задумчивого затишья. — Ты смеешь находится в самом сердце Ее Обители и оскорблять Ее!
И когда я успела?..
Я рванулась к дверям, но художник, оказавшийся достаточно проворным для своей потрепанной внешности, не дал мне далеко уйти, ухватив за ткань длинного серого платья. Вскрикнув, я рванулась, надеясь, что материя порвется и мне удастся выскочить. Но теперь мужчина, оказавшийся совсем рядом, вцепился в мои волосы и грубо потянул вниз. Такой дикости я не ожидала, поэтому, заголосила что было сил.
— Ты — грязное чужеродное отродье! — завывал мужчина, совершая попытки потащить меня за волосы к выходу из мастерской. — Не гневай Богиню, уходи!
Разбираться, кто там кого прогневал и по какой причине виноватой опять оказалась я — времени не было, счет шел на мгновения. Сквозь боль пыталась сконцентрироваться на магии. Мне нужно заклинание, которое не причинило бы вреда этому любителю распускать руки, но освободило бы от его захвата. Сцепив зубы и извернувшись, я дотронулась до руки, отрывающей мою голову от тела, и пропустила через пальцы заряд ледяной энергии, замораживающей мягкие ткани. Мужчина заголосил, его хватка ослабла. Но лишь на долю секунды, после чего второй рукой он ухватил меня за сзади шею и с силой швырнул на мраморный пол, покрытый снежной крошкой. Распластавшись на полу, сквозь звон в ушах я различила вдруг еще один громкий, встревоженный окрик:
— Какого беса тут происходит? — кричала Тония Эстелла. — Ариэн, что вы себе позволяете! Вы калечите и пугаете гостью дома и ученицу Главы Круга!
Слова Воплощающей Воду возымели магическое действие на мужчину. Он тут же сделал по хрустящему льду несколько шагов назад. Его дыхание было сбивчивым и учащенным, будто он только что поднимался по длинной лестнице и сильно запыхался. Поднимаясь на ноги, я боковым зрением отметила, что горящие пламенем бездны зеленые глаза поблекли… Он испуганно озирался и теперь смотрел на меня без того всепоглощающего гнева. Скорее, это похоже на детское удивление…
Я подбежала к женщине, ставшей моей спасительницей, и встала за ее спиной. А если бы могла — то спрятала бы лицо у нее на груди. Дура! Ну что, пообщалась с незнакомцем⁈ Тебе еще повезло, что он не носит с собой оружие! Твое любопытство когда-нибудь тебя погубит.
— Лиджи Тония… Простите, — лепетал теперь названный Ариэном, даже слегка заикаясь. Замороженная рука висела плетью вдоль корпуса, но он этого, казалось, не замечал. — Эта девушка… Она пришла мешать мне… Богиня не хочет, чтобы она тут была… Простите, я не хотел вас обижать! — он протянул ко мне здоровую руку, будто хотел помириться, и явно намеревался сказать что-то еще, но Друидка прервала его.
