Медленное беспокойное течение моих мыслей прервал нарастающий оглушительный грохот и свист. За ним раздался такой взрыв, что в заброшенных домах неразбитые остатки стекол и побелка раскололись и полетели в разные стороны, как маленькие быстрые снаряды. Майло повалил меня в грязную землю, прикрывая своим телом и плотным черным плащом. Над ухом, словно алхимическая смесь, гневно прошипел:

— Селькира. Они взорвали селькиру.

* * *

21 и́нсарбат 3360 год Друидского календаря. Асмариан. Район Воинов. Вечер

Вчера утром сгорело главное здание Гильдии Алхимиков. После взрыва селькиры в Бедняцком районе это стало вторым сильным ударом по ним. Были уничтожены склады реагентов, пропала бесценная библиотека со множеством каталогов и редких книг и, что самое страшное — сгорел архив, в котором скрупулезные ученые хранили приходно-расходные книги, расписки и чеки. Кто-то заметал следы, теперь это стало очевидным. Акшар, желавшая лично разобраться с бумагами, пребывала в бешенстве. Разъяренные жители Асмариана также не желали делать сопоставлений и логических умозаключений — их разумы были отравлены яростью и скорбью.

Майло вовремя успел среагировать и мы практически не пострадали. После, мы вдвоем бросились к бывшему зданию школы, чтобы увидеть на ее месте огромную воронку да разрастающийся сине-зеленый пожар селькиры. Вдвоем с Аксельродом нам на удивление быстро удалось потушить его. Под конец я даже заметила одобрительный взгляд моего тайного начальника. Майло оказывал помощь раненым и пострадавшим, насколько это было в его силах. Лицо мужчины сковала абсолютно непроницаемая маска холодности и сосредоточенности, но, вспоминая его прежний рассказ, я, кажется, понимала… Перед трагедией в здание вошла дюжина воинов — они должны были осмотреться, найти и вынести наружу ящики с селькирой. Все они погибли. Двенадцать молодых парней…

На Суд нас не допустили, хотя, по всей логике событий, именно мы с Майло являлись главными свидетелями. Себастьян, как всегда бывший на моей стороне, подозревал, что наши слова все равно ничего не стоили против железобетонных признаний отловленных еретиков и взрыва. За все это время я не видела никого из Круга. И хотя моя уверенность в том, что не последователи Анопсиса устроили весь этот беспредел, не пошатнулась — я не могла даже передать весточку с просьбой о встрече хоть с кем-то, кто мог бы услышать. Майло, будто нарочно приставленный, как цепной пес охранял меня от всех, в том числе и от собственного одиночества. И хотя он не был настырным, впервые его присутствие утомляло. Я спрашивала, как военное начальство относится к тому, что он проводит время со мной вместо того, чтобы выполнять свои прямые обязанности. Но Майло отвечал, что у него все улажено.

В одночасье я умудрилась стать знаменитостью местного масштаба. Иногда простые прохожие останавливались и просили поделиться подробностями произошедшего, но охотник не позволял мне говорить. И я разрывалась от приятных мыслей о таком внимании со стороны симпатичного мне человека и его же тотального контроля над моей жизнью.

А по ночам не давали уснуть слова Анопсиса, снова и снова всплывающие в голове. Поджигатели активизировались после моей идеи о перевоспитании и облаве на Светочей. Аксельрод почти прямо сказал, что он думает о том моем плане и куда послал бы с ним, имей возможность. И он оказался прав, бесы его забери! Моими руками он достиг своей цели, а вся кровь осталась на мне. И это не давало покоя. Несколько раз я пыталась достучаться до сердца Майло, объяснить ему, но все мои попытки резко пресекались. Воин был полон тяжелой скорби по соратникам и ничто не могло поколебать его решимости. Лишь один раз, в ответ на мои просьбы о разговоре, он отклонил их фразой:

— Я хотя бы смог спасти тебя.

Суд постановил, что подозреваемые виновны в многочисленных поджогах, смертях и увечьях мирных граждан Асмариана, во взрыве в школе, в незаконном использовании селькиры как боевого компонента, в идолопоклонничестве и уходе от истинной веры во Всеблагую богиню Митару. Каждый пункт в отдельности уже тянул на смертный приговор. И он не заставил себя ждать. Всем схваченным той злополучной ночью в Школе и на следующий день вынесли наказание в виде высшей меры пресечения. И оно не могло быть обжаловано. На закате еретиков казнят сожжением на костре. Какая чудовищная ирония — сжигать Поджигателей.

Особого цинизма ситуации добавляла пышность казни. День и ночь на огромной Солнечной площади в Районе Воинов плотники мастерили помосты для зрителей и украшали зелеными флагами с изображением тонкого древа с розовой кроной. Готовилось особое представление, не каждый день можно увидеть такое. И добропорядочные жители города шли толпами, вели детей и даже несли с собой еду. Специальные отряды воинов следили за порядком, остальные рассаживали приходящих по трибунам, которые начали заполняться еще с полудня — все желали стать обладателями самых выгодных мест. Друидов и Повелителей ожидали особые площадки, удобные сидения и хороший обзор. И только беднякам был заказан вход на площадь. Для Круга в самом центре была сделана отдельная ложа. Лиджев Тильгенмайер нашел уместным пригласить меня присоединиться к ним. Отказ исключался.

Одетая в черное длинное платье, с волосами, убранными в подобающую прическу, я стояла у наспех сколоченных деревянных лестниц и ждала. Я должна воспользоваться этим последним шансом.

— Лиджев, уделите мне минутку… — хриплым упавшим голосом попросила я своего учителя, пришедшего к ложе первым. До заката оставалось полтора крика часовой птицы.

— Слушаю тебя, дитя, — устало кивнул Тильгенмайер, также облаченный в черное, уставший и измученный. Он еще не успел занять свое место, а значит, разговор пройдет почти на равных.

— Меня не вызвали на Суд, не дали слова и не захотели выслушать… — начала я со слов, которые вот уже несколько дней прокручивала в голове. Но и в этот раз мне не дали договорить.

— Я знаю, Минати. Это сделано по моему приказу.

Все заранее заготовленные фразы тут же вылетели из головы. Я хлопала глазами и не могла представить, чтобы ОН мудрейший в городе человек, мог поступить так расчетливо и бесчеловечно.

— Но почему, лиджев⁈

— Потому что мы оба несем ответственность за произошедшее. Ты, как человек, подавший неплохую, в целом, идею, но не просчитавший заранее всех последствий. А я — как поддавшийся простому и заманчивому предложению, сулившему меньше всего жертв. Это будет нам уроком, — спокойно отвечал Тильгенмайер. На его лице не дрогнул ни один мускул.

— Но вы же это не серьезно? Вы верите, что все они виновны⁈ — не могла поверить я своим ушам.

— Главное, что их нашли виновными Суд Ака́н-Вака́с-бат-сиджу́, Круг и Митара.

— Но я… Почему я… — больше не было правильных слов. Все решения и слова вели только к ухудшению ситуации.

— Тебя не допустили на Суд, потому что твои слова не значили бы ничего. Я просто избавил тебя от лишних переживаний, — слабо пожал плечами Луноликий. Это было почти признание в пристрастности.

— Анопсис… — задыхалась я, чувствуя, как сердце стучит где-то возле горла, гнула свою линию. — Он утверждал, что Поджигатели не они, они не виновны. Лиджев, остановите казнь, остановите пока не поздно! Они не заслуживают подобной участи. Это неправильное решение, оно повлечет за собой еще больше жертв и все пойдет по кругу! Новые пожары, снова горящие тела… Так нельзя, ведь так нельзя…

— Дитя, выпей чаю, — Друид положил теплую руку мне на плечо и заглянул прямо в глаза. Меня трясло, губы дрожали, и я еле удерживалась от всхлипов. Из воздуха появилась знакомая белая чашечка с цветочками. — Тебе определенно нужен выходной, дорогая. А еще, взять себя в руки, чтобы жители нашего города не заподозрили ашанти и ученицу Главы Круга в сочувствии убийцам.