– Мне нужно остаться в стойбище, – сказал Тимофей, отдавая чемодан Алгыстаанай. – Только вот без антибиотика, боюсь, не обойтись. Подскажи, где его достать можно?

– Бэргэн в поселок ехать отказался. Чемодан тебе оставлю, надеюсь, за несколько дней ничего такого в поселке не случится. Кое-что у меня в ФАПе имеется, думаю, обойдусь. А тебе придется лечить не только жеребца, но и Бэргэна. Антибиотик, который тут имеется, – Алгыстаанай похлопала ладошкой по чемодану, – ты на Бэргэна используй, а для своего пациента у шаманки спроси, она здесь, в стойбище обитает. Если поймешь, что пошло что-то не так, сразу же отправляй кого-нибудь за мной. По возможности и сама наведаюсь.

Тимофей удивился, откуда у шаманки антибиотик. Но выросший на всякого рода поверьях и сказаниях, он знал, что чудные дела и по сей день происходят в Якутии, вопросов задавать не стал, чтобы глупцом не выглядеть.

Алгыстаанай уехала, а Тимофей остался в чуме семьи Бэргэна. Место для ночлега ему определили на мужской половине чума. Ночевать в нем Тимофею довелось впервые. Ложась спать, верхнюю одежду никто не снимал. Он также не рискнул снять оленью парку, любезно подаренную главой семейства, дедом Бэргэна. Тот был невысокого росточка, сухонький, с белой как снег бородой, шустрый и юркий, как дикий зверёк.

Уснуть Тимофею не удавалось, он переживал, справится ли с возложенной на него ответственностью, удастся ли выходить своих пациентов.

Потихоньку поднявшись, боясь разбудить рядом лежавшего мальчонку лет пятнадцати, младшего брата Бэргэна, Тимофей вышел из чума. Старательно поправил полог, чтобы холод не прокрался внутрь. Вокруг стояла звенящая тишина, вдали плескалось северное сияние, озаряя небо разными оттенками зеленого. Обыденное, казалось бы, для Севера явлением природы, но каждый раз завораживает своей красотой, порой пугающей насыщенностью красок и движения, расплескивая в полнеба свою неизвестно как возникшую магическую мощь. Тимофей как зачарованный смотрел в даль, утратив связь с окружающей реальностью.

– Не боишься, что лишишься разума? – вывел из транса голос, прозвучавший у самого уха.

Тимофей встрепенулся, как испуганный лесной зверь. Рядом стояла якутка, она была не просто старая, а какая-то древняя. В странной и непонятной одежде сложно даже было определить к какой народности ее отнести. Лицо, обрамленное пушистым капором, все было в глубоких бороздках морщин, глаза при этом были сияющие и молодые. Опиралась она на клюку выше своего роста, хотя по виду та была больше похожа на шаманский посох. Тимофей смекнул, что рядом с ним стоит шаманка, про которую говорила Алгыстаанай.

– На, возьми, – сказала старуха и протянула что-то, завернутое в кусок тряпки. – Это порошок из сушеной чаги, исцеляет все болезни, залечивает все раны, действует как антибиотик.

– Спасибо большое, – произнес Тимофей, еле ворочая присохшим к нёбу языком. Зачерпнул горсть снега и сунул его в рот, чтобы увлажнить пересохший непонятно с чего рот. – Ты шаманка?

– Шаманка, – немногословно ответила та, вглядываясь в парня.

– А почему сама не стала лечить Бэргэна? – поинтересовался Тимофей. – Имея чудодейственное средство, вмиг на ноги поставила бы.

– Родная кровь он мне, оттого и не стала, – сказала Шаманка и юркой куницей скрылась за чумом.

Тимофей пошёл за ней, но зайдя за чум, а потом и обойдя его вокруг, осознал, что шаманки и след простыл. Озираясь по сторонам в надежде заметить старуху, постоял какое-то время, затем плюнул и пошел к загону с животными.

Жеребец почувствовал приближение человека, повернул голову в его сторону и фыркнул, приветствуя своего лекаря.

Тимофей пролез между жердей, подошел и погладил жеребца по холке.

– Ну что, дружище, как ты тут? – прикоснулся он к бархатному носу животного, погладил его. – Ты уж меня не подведи, выздоравливать нужно побыстрее.

И мысленно добавил: «Потому как по Аглае я скучаю». От того, что несколько дней он не увидит красавицу, на сердце стало тяжело и тошно.

– И что я тут делать буду целыми днями? Чем занять себя? – Тимофей не представлял.

Тимофей проснулся от того, что кто то теребил его за плечо. Открыв глаза, увидел перед собой улыбающуюся физиономию Толлумана.

– Долго спишь, убайдар. Жеребца лечить пора, – говорил парень, глядя на Тимофея своими глазами-щелочками.

– Не торопись, Толлуман, – быстро вставая с лежака, ответил Тимофей. – Сперва Бэргэну раны обработаю, а потом уж и жеребца черед будет.

Ловкими, уверенными движениями Тимофей обрабатывал рваные раны на голени, на запястье. Бэрген стойко терпел боль, иногда лишь поскрипывая зубами.

Справившись с ранами Бэргэна, Тимофей взял чемодан и узелок шаманки, вышел из чума и оторопел от увиденного. У входа лежали три туши мертвых волков.

– Это я с парнями привёз, – расплываясь в улыбке, заявил Толлуман. – Это те волки, которых убил Бэргэн. Как только рассвело, мы сразу же поехали в то место, про которое вчера Бэргэн говорил. Хотя и не надеялись что найдем, думали, что тушки уже кто-то съел, но нашли, всех троих нашли, – с гордостью рассказывал Толлуман, как будто это он сам убил трех волков.

Тимофей поежился от неприятно пробежавших по спине мурашек и пошёл дальше, искоса поглядывая на околевшие туши.

Обработав раны жеребцу, он ещё какое-то время побыл около него, разговаривая и расчесывая пальцами гриву, гладя по холке. Жеребец тыкался в Тимофея носом, перебирал губами у его щек, словно облизывая или целуя. Уходить от этого милого и ласкового существа не хотелось. Тимофей уже давно не испытывал такого нежного и волнующего душу ощущения при общении с животным. В такие моменты Тимофею казалось, что от животного к нему перетекают каким-то необъяснимым образом сила и стремление к жизни.

Какие же все-таки удивительные животные, эти северные лошади. Еще во время учебы на факультете ветеринарной медицины Тимофей увлекся историей и фактами выведения северных лошадей. Удивился тому факту, что корни якутской аборигенной лошади уходят вглубь веков и она по праву относится к древнейшим породам. Это единственная в мире порода, которая произошла от диких белых тундровых лошадей и не вымерла, как мамонты, а сохранилась до наших дней. Поразительно: мамонты и другие животные вымерли а лошади выжили! Они прекрасно адаптировались в якутских климатических условиях, где зимой морозы достигают 50-60 градусов, а летом жара превышает 40 градусов. И еще примечательным был тот факт, что якутским лошадям не страшен не только лютый мороз, но и назойливые оводы, комары и мошкара, которых летом в тайге тьма тьмущая. Может, из-за этих удивительных и, казалось бы, нереальных фактов Тимофей очень любил лошадей, много о них читал и знал.

Толлуман окликнул Тимофея, вырвав его из размышлений и вернув к реальности. Он звал парня на завтрак. Все жители стойбища, уже подкрепившись, занялись обыденными делами.

Завтракали строганиной из тайменя приправляя его черемшой и запивая все это чаем из трав и клюквы. Толлуман спросил, не желает ли Тимофей съездить с ним к реке. Нужно было проверить верши[15], которые Толлуман вчера поставил. Тимофей не раздумывая согласился, так как не знал, чем занять себя, чтобы скоротать время до вечерних процедур с перевязками.

[14] Сылгы – аборигенная порода лошади, распространенная в Якутии.

[15] Верши – сплетенные определенным образом корзины для ловли рыбы.

Парни уселись на нарты и под звонкое гыканье Толлумана, подгоняя собачью упряжку, понеслись прочь от стойбища. Белоснежная равнина казалась бескрайней. Но в скором времени впереди показались горы, густо поросшие лесом. У самого их подножия извилисто протекала шумная, быстрая река, с краев замерзшая на отмели. Свое начало река брала где-то высоко в горах, оттого и течение было сильным, оттого и не замерзала она в лютые зимние морозы. Лед лежал только по краям речки, замерзала она только на отмели да у валунов, лежавших у берега.