- Так они ж воскресают!
- Воскресают. – Капитан вздохнул. – Это правда. Скотина эта демонская их воскрешает, надо понимать. Я б с ней пообщался на короткой ноге, да только хитрая она. Хитрая и сильная; тут колдун нужон… Да я бы и сам справился: загнал бы в Звезду Ангазара, зачитал Пятый пассаж из «Демоник Альданте» и ищи-свищи. Да как ее изловишь?.. Прошу, господа.
- Однако. – Фигаро принял из рук Швайки стакан и покачал его в руке. – Звезда Ангазара, Пятый пассаж… Вы, капитан, никак колдуете?
- Кое-что умею. – Швайка скромно пожал плечами. – Всю жизнь с колдунами работать – тут такому научишься, что ну! Только вот «снеговиков» – то бишь, стихийных спрайтов – увы, не потяну. Пуля их, тварей, не имет, шаровая молния не берет… то есть, может, оно, конечно, и берет, да только пойди еще в него попади… Ну, будем здоровы сто лет!
Выпили. Коньяк приятной пылающей волной прокатился по пищеводу следователя, упал в желудок и тут же вспыхнул внутри щекочущими солнечными лучиками. Холод сразу куда-то отступил, и кабинет капитана показался Фигаро даже уютнее, чем был до этого.
- Ну и коньяк. – Френн покачал головой. – Вот что, значит, пьют короли и старшие следователи ДДД… Да, не тем я в жизни занимаюсь, ой, не тем… Так вы говорите, капитан, что от элементалей вреда больше, чем от волколаков?
- Тут даже вопрос так ставить нельзя, господин инквизитор. – Швайка чем-то щелкнул на столе, и сказал в пустоту:
- Огурчиков бочковых, буженины и икры. Черной. – Он постучал пальцем по неприметной серой коробочке, приткнувшейся между толстой подшивкой «Ворожбы и жизни» и графином. – Колдуны придумали. Называется «селектор» – что-то навроде проводного телефона, только для личного пользования в отдельно взятом помещении. Страсть как удобно, и, заметьте, господа: никакого колдовства! Проводки и электричество… Так вот, дело не в том, что волколаки такие вредные, а спрайты больше бесогонят. «Снеговики» на дело выходят только когда светло, но крутятся они только возле кальдеры, а вот оборотни, забери их черт, за Нулевой километр забегают. Да вы и сами видели. И следов не найти – главная тварюка умеет снежные бури призывать… да много чего умеет. И «снеговик», ежели его умудриться укокошить, помирает с концами, а волколаки – нет.
- А сжигать трупы пробовали? – Следователь расстегнул куртку: ему постепенно становилось жарко.
- Конечно! А как же! Это первым делом. Сунули как-то гвардейцы дохлого волколака в костер – спалить, стало быть. Так что? Взрыв, грохот, два трупа, и это только на закуску. Волколаков набежало – тьма. И откуда только взялись, ума не приложу… В общем, еле ноги унесли кто жив остался. Снеговиков мы с колдунами месяца три назад проредили хорошенько, так они теперь из кальдеры и не вылезают. Жмутся, понимаешь, к своей королеве…
Следователь кивнул, отдал Швайке стакан (тот немедленно наполнил его снова) и прикрыл глаза. Он чувствовал, как его буквально размазывает по дивану; мышцы наконец-то расслабились, но голова, на удивление, оставалась ясной.
Кабинет капитана оказался довольно уютным местом, хотя больше ему бы подошло определение «монументальный»: огромный стол, огромные шкафы, огромный комод, невероятно огромный камин, огромное окно (сейчас, впрочем, плотно закрытое ставнями), огромные кресла. Все старое, потемневшее, истертое тысячами прикосновений. И запахи: сосновая смола, деготь, коньяк, табачный дым…
Курил Швайка, между прочим, дорогущие «Монбланы»; эти сигары и в Столице-то не каждый мог себе позволить. Похоже, знакомства с королями водить было полезно и в чисто бытовом плане.
Хлопнула дверь и в кабинет вошел усатый адъютантик с тяжелым подносом и маленьким серебряным ведерком икры. Запахло так, что желудок Фигаро сжался и издал зычный заунывный вой.
Швайка расхохотался.
- Для солдата завсегда попервой всего – еда! Вот тарелки, вот приборы – угощайтесь, господа!
Угостились. Икра была выше всяческих похвал: крупная, блестящая, зернышко к зернышку, и под коньяк шла просто на ура. Да и буженина оказалась неплоха – не от тетушки Марты, конечно, но вполне себе.
- В общем, с голоду вы тут у нас не помрете. – Швайка наполнил стаканы и сунул в икру здоровенную ложку. – Разве что с фруктами-овощами туговато, но тут уж ничего не поделаешь: север… Ну а теперь, когда мы с вами рот промочили, можно и выпить…
С этими словами капитан, протянув руку, открыл крышку старого дубового секретера. У Фигаро потемнело в глазах: внутри вместо шуфлядок было множество полочек, а на полочках толпились бутыли: маленькие, большие, толстые, высокие, с темными, пыльными от времени этикетками и без этикеток вовсе, какие-то баночки, обмотанные шпагатом и залитые сургучом, флаконы с золотистыми жидкостями внутри и даже жестянки-консервы с полустертыми надписями «спирт солдатский, королевское качество, патент...»
- Что ж, – следователь с трудом проглотил ставший поперек горла ком, – думаю, можно и выпить…
-… так, значит, вы, Фигаро, служили в Четвертом артиллерийском? Знаю, знаю, а как же! Знатно вы под Яновице немчуре под зад зарядили! Я тогда, правда, в госпитале валялся – контузия.
- Да куда там – «знатно»! - Следователь хватил стаканом по столу, и закусил бутербродом с икрой. – Сидишь в блиндаже, а сверху — бах-бум-трах! Лампы под потолком качаются, земля прямо в чай сыплется. Потом – тишина, ну, значит, отработала, надо понимать, дальнобойная. Тогда вылезаешь и к орудиям… Вот же, блин, маразм: у Королевства танков достойных этого названия не было, зато противотанковых орудий — хоть частокол городи! Причем они даже не разрабатывались как противотанковые. ОСД-20 — тяжелая толстая дура, снаряд — вот как два меня в обхвате. Летит недалеко, но уж если в рейховский танк попадет… А тот пока в тебя прицелится… Это уже ближе к концу войны Рейх придумал танки с поворотными башнями, но я их, слава Небесам, не встречал. Да и выпустить их успели всего-то штук двадцать. А нас, когда оцепление прорвали, перебросили под Краков. Где мы как дураки и проторчали до самой капитуляции.
- Ага. Канцлер Гейгер, как только понял, что «союзнички», что его на Королевство натравили, так и будут сопли жевать, сразу на мировую пошел. Чем, надо сказать, очень сильно огорчил бритишей… А я, между прочим, видел знаменитую газовую атаку под Катовице. Ох, Фигаро, ну и смех же был: висит, значит, над полем зеленая туча, а с обеих сторон ее колдуны ветром пытаются на вражеские позиции сдуть. Ну, и мы по их колдунам постреливаем, а они – по нашим. Сутки газ гоняли, пока весь не выдохся. Ну, умора! А все же, лучше, чем шаровыми друг в друга кидаться.
- Может, лучше вообще друг в друга не стрелять?
- Лучше, Фигаро, лучше. Да только для этого такую оборону нужно выстроить, чтобы ни одна сволочь… Вот при Квадриптихе как оно было? Мерлин кого можно присоединил, а кого нельзя так напугал, что они к границам и на пушечный выстрел не подходили. И начал, стало быть, заниматься внутренними проблемами Королевства. Сейчас об этом даже говорить нельзя, и я понимаю, почему. Перед Большим Переворотом как орали: вот, мол, колдун Шнек какая сволочь: башню себе в десять этажей отгрохал! А сейчас? Фабрикант Фрюк давеча купил себе паровую летающую яхту-дирижабль. С фонтанами, баней и хором молодых девиц. А у самого на фабриках то пожар, то взорвалось что-то, люди мрут как мухи. Дошло, значит, до Его Величества Тузика. Ну, у того характер сами знаете какой: фабрики Фрюка – в госсобственность, имущество – с молотка, а деньги – на модернизацию производства. Фрюк, скотина, успел смыться в Британские Штаты и теперь оттуда воет на весь мир о репрессиях и ущемлениях. И во всех западных газетах уже месяц одно и то же: ущемляют в Королевстве свободный рынок! Ручное, па-а-а-а-анимаешь, регулирование! Раньше эти глашатаи свободы бегали у Квадриптиха на поводке и пятак выше травы задрать боялись. А теперь им, видите ли, воровать мешают. В крупных, мать их, размерах! Вот что я скажу, Фигаро: плевал я на всех! Плевал! При Квадриптихе, пока старые кадры, что Мерлин натаскал, рулили, Королевство росло и крепло и это были хорошие времена. А что сейчас? Кнут и пряник: Фунтик всех этих денежных мешков по головам гладит, а Тузик, стало быть, тузит по хребту палкой. И да, как-то оно все работает. Вот только у Мерлина была Идея – с большой буквы.
