Французская армия в беспорядочном бегстве растянулась на девяносто верст по новой Смоленской дороге от Гриднева до Вязьмы. Кутузов с главными силами шёл наперерез противнику. Платов теснил неприятеля с тыла. Милорадович с авангардом шёл между русскими и французскими армиями, параллельно им.
От Егорьевска до Вязьмы войска Милорадовича продвинулись скрытно от противника, преодолевая дремучую темень осенних ночей, скользкие проселочные дороги, бессонье и голод. Вперёд их вела радость победы, вид отступающего противника. «Враги бегут и гибнут, – писал Глинка, – их трупами и трофеями устилают себе путь русские к бессмертию».
3 ноября авангард русской армии под командованием Милорадовича завязал сражение с неприятелем у села Спасского, в двенадцати верстах от Вязьмы. Французскими войсками командовали маршалы Даву и Рей, вице-король Италии Евгений Богарне. Впервые за всю кампанию в сражении не участвовал Наполеон, ожидая его исхода на дороге из Семлёва в Славково.
Соотношение сил было в пользу противника (пятьдесят тысяч против тридцати). Но, несмотря на это, французы были выбиты в течение дня со всех шести укреплённых позиций на пути к Вязьме. Они надеялись, что превосходство в силах даст ещё им возможность продержаться ночь и обеспечить беспрепятственный отход обозов. Но к вечеру, преодолев ожесточенное сопротивление противника, русские на штыках ворвались в город.
Вязьма горела. С треском рушились дома. Рвались бомбы и гранаты. Из садов и развалин построек летели пули. Но русские солдаты упорно шли вперёд, очищая город от противника. Не выдержав натиска, французы бежали. На следующий день Глинка писал в своём дневнике: «На дымящемся горизонте угасало солнце. Помедли оно ещё час, и поражение было бы совершеннее; но мрачная осенняя ночь приняла бегущие толпы неприятеля под свой покров».
Дорога от Спасского до Вязьмы была покрыта трупами неприятеля. Французы потеряли в этот день до четырех тысяч убитыми и ранеными и до трёх тысяч пленными, был пленен один генерал, взято два знамени и несколько пушек.
Одним из очевидцев сражения стал генерал Вильсон – английский представитель при штабе Кутузова, будущий автор теории золотого моста, который якобы создал русский главнокомандующий для скорейшего отступления французской армии. 4 ноября он сидел в одной избе с Глинкой, который отметил: «В это самое время, как я пишу, генерал Вильсон, бывший личным свидетелем вчерашнего сражения, описывает также оное соотечественникам своим. Из Петербурга нарочный отправился с известием о сей победе в Лондон».
Случайный контакт между английским генералом и русским поручиком возник на эпистолярной почве – оба любили писать. Но писал Вильсон отнюдь не для рядовых граждан Великобритании. 4 ноября его адресатами были Александр I, лорд Кэткарт и лорд Б. Царю Вильсон сообщил о ходе сражения за Родину, полагая что тому приятно будет иметь сведения о происшествиях.
Лорду Кэткарту, послу Великобритании в Петербурге, было отправлено аж два письма. Содержание их аналогично первому («царскому»), но есть и весьма примечательное обращение к послу: «Партикулярно. Если вы можете способствовать удалению фельдмаршала Кутузова, то тем окажете великую услугу России и Европе. До тех пор, пока он будет командовать, мы никогда не сойдёмся с неприятелем: Он желает только видеть неприятеля, оставляющего Россию, утомлённого, но не уничтоженного. То, что уже сделано, исполнено без его ведома или приказания – то, что остаётся сделать, так же предпринять надлежит без его повелений».
То есть если не формально, то практически отстранить Кутузова от командования. Та же песня и в послании лорду Б: «Мы могли бы окончить войну при Малоярославце; могли бы взять и уничтожить одного похитителя престола и одного вицепохитителя и 50 000 человек при Вязьме, но фельдмаршал лишил Россию такой славы, а Европу такой выгоды».
Но кто эти «мы»? В 1812 году ни одного английского солдата на территории России не было, иначе они, конечно же, пленили бы Наполеона и его пасынка Евгения Богарне. Вот она британская «метода» – загребать жар чужими руками.
…4 ноября, в день освобождения Вязьмы, выпал первый снег. На следующий день он пошел сильнее, а 6-го поднялась настоящая метель.
Фёдор Николаевич немного задержался в Вязьме и затем должен был скакать тридцать верст, чтобы догнать свою часть. Он ехал вместе с генералом Вильсоном по дороге, обозначенной толпами людей и лошадьми Великой армии. Среди трупов ползали какие-то призраки, в лохмотьях, окровавленные, перепачканные сажей печей, трубы которых торчали на местах сожженных деревень. Голод, стужа и страх помрачили рассудок многих из них. Мутными глазами смотрели эти призраки на проезжающих путников и апатично глодали конские кости.
Вязьму Глинка оставил с надеждой на то, что её жители не забудут героизма солдат и офицеров русской армии, освободивших город. «Со временем благородное дворянство и граждане Вязьмы, конечно, почувствуют цену этого великого подвига и воздадут должную благодарность освободителю их города. Пусть поставят они на том самом поле, где было сражение, хотя не многочисленный, но только могущий противиться времени памятник и украсят его, по примеру древних, простой, но все объясняющей надписью: “От признательности благородного дворян сословия и граждан Вязьмы начальствовавшему российским авангардом генералу от инфантерии за то, что он, с 30 000 россиян разбив 50-тысячное войско неприятельское, исторгнул из рук его горящий город их, потушил пожары и возвратил его обрадованному Отечеству и утешенным гражданам в достопамятный день 23 октября 1812 года”».
Отступая, французы взрывали пороховые ящики, и дорога то и дело освещалась пламенем. В сторону от неё отряжались большие отряды, которые жгли уцелевшие деревни и грабили жителей.
Крестьяне, отвечая на зверства неистовствовавших захватчиков, создавали свои отряды для защиты от мародёров, которых они, по замечанию Глинки, называли миродёрами. Однажды Фёдор Николаевич увидел сцену, чрезвычайно позабавившую и его, и его спутника: крестьяне (даже дети) секли розгами французов, ползавших у их ног.
Впрочем, им ещё повезло. Но случалось и такое: «Шестьдесят голых мужчин, лежащих шеями на спиленном дереве. Прыгающие вокруг них с песнями русские, и мужчины, и женщины, ударами толстых прутьев разрубают одну за другой головы» (Р. Вильсон).
И тем не менее этот «наблюдающий» от Лондона говорил Глинке: «Война продвинула Россию на целое столетие вперёд по пути отцов и славы народной».
Позднее Фёдор Николаевич так изобразил народную войну в стихотворении «1812 год»:
Не трогать было вам народа,
Чужеязычны наглецы!
Кому не дорога свобода?..
И наши смурые жнецы,
Дав селам весть и Богу клятву,
На страшную пустились жатву…
Они – как месть страны родной —
У вас, непризванные гости:
Под броней медной и стальной
Дощупались, где ваши кости!
Беда грабителям! Беда
Их конным вьюкам, тучным ношам:
Кулак, топор и борода
Пошли следить их по порошам…
И чей там меч, чей конь и штык
И шлем покинут волосатый?
Чей там прощальный с жизнью клик?
Над кем наш Геркулес брадатый —
Свиреп, могуч, лукав и дик
Стоит с увесистой дубиной?..
Скелеты, страшною дружиной,
Шатаяся, бредут с трудом
Без славы, без одежд, без хлеба,
Под оловянной высью неба,
В железном воздухе седом!
В полдень 7 ноября русские войска штурмовали Дорогобуж. Укрепленные высоты города брали лобовой атакой. В город ворвались, когда он уже начал гореть, но усилиями солдат пожар был потушен. Помог в этом и вдруг поваливший снег.