Мистер Харвей тогда вернулся из Кореи.
Чем же он там занимался? Конечно, не обучением корейских детей английскому языку. Вряд ли это занятие принесло бы ему столько денег, чтобы он сумел купить яхту. Узнать, что именно мистер Харвей мог преподнести корейским детям, можно, не встречаясь с ним лично. Для этого достаточно было перелистать газеты и журналы того времени и прочесть сообщения о тех, кто отказался лететь в Корею, прочесть и дневники летчиков США, летавших над Кореей в те годы.
Нет, работа, которую делал в Корее мистер Харвей, не позволяла верить в то, что он проявлял особую заботу о детях или рисковал собой, пытаясь спасти какую-нибудь девчонку.
А был ли он вообще способен кого-нибудь жалеть или любить? Но ведь имел же он друзей?! Кто, например, был мистер Бунзен — владелец рекламного бюро?
Журналисты, сообщив, что Харвей, вернувшись в Майами, первый же день провел у рекламного агента, оплакивая гибель жены, больше ничего не писали о мистере Бунзене.
И когда наши мальчишки увидели вырезку из американской газеты с фотографией Терри в больнице и стали знакомиться с переводом, упоминание о посещении Харвеем мистера Бунзена прошло для них незамеченным: они ждали, что вот-вот сейчас они узнают причины катастрофы яхты «Блюбелл».
Первые строки были действительно многообещающими:
«Во время допроса, который вел следователь береговой охраны в Майами, Харвей был совершенно спокоен, сообщал все подробности...»
Это был подлинник статьи, выдержки из которой, перепечатанные в нашей газете, попали в самом начале в руки Вити. И теперь Миша восторженно и удивленно убеждался от строки к строке: кое-что из предположений оправдывалось.
Семья Дюперо действительно поехала во Флориду отдыхать. Они действительно наняли яхту Харвея и побывали на Багамах. Наконец, стало известно, что Харвей вырос и воспитывался в Нью-Йорке у своей тетки, и еще разное про его школьных друзей.
И еще о том, как погибла первая жена мистера Харвея.
Но выводов о том, что Харвей был виновен или мог оказаться виновным в катастрофе и в том, что Терри одна осталась в океане, в статье сделано не было.
Вот почему небезынтересно все-таки попытаться установить, с кем Харвей мог оказаться связанным приятельскими и деловыми узами. Кем, например, был все же мистер Бунзен, владелец рекламной конторы?
Журналисты обошли это молчанием.
Мог ли он быть коммунистом? Американские коммунисты — перед нами фотография из американской газеты — часто подвергаются суду. На снимке между полицейскими перед судьями сидят несколько мужчин и женщина. Это руководители американских коммунистов во время суда над ними в Нью-Йорке.
Вот что сообщала о них печать:
«... В Америке судят тех, кто защищал мир и Америку от фашистов... Герман Ботчер — коммунист, начал войну рядовым и показал такую храбрость, что его произвели в капитаны. Его генерал заявил, что этот коммунист был лучшим американским солдатом во время второй мировой войны...
Боб Томсон — секретарь партийной организации Нью-Йорка, награжден за выдающиеся заслуги на войне высшим орденом…»
Но коммунисты Америки призывают американцев уважать другие народы, вернуть американских солдат из других стран, где они служат карателями и где бессмысленно гибнут за интересы капиталистов, оставляя сиротами своих детей. За то, что коммунисты говорят правду о капиталистах, их бросают в тюрьмы.
За это и Боба Томсона бросили в тюрьму, в одну камеру с уголовниками.
Желая выслужиться перед начальством, один из бандитов ударил Томсона по голове ломом. Но Томсон выжил. Сейчас, когда его спрашивают о его наградах за героические подвиги, он отвечает:
— Меня на родине наградили за войну трижды: военным крестом, семью годами тюрьмы и вот этим, — он показывает шрам на голове...
Это люди, способные посвятить себя делу, которое не дает им ни гроша дохода, не сулит им никаких личных благ, а, наоборот, приводит к тюрьме и к мукам. Нет, не трудно догадаться, что мистер Бунзен, если он был приятелем Харвея, не мог быть коммунистом.
Ну, а как Бунзен и Харвей относились к тем, кто сегодня открыто призывает американцев учиться у Гитлера и продолжить в Америке начатое им в Европе? Это не предположение — это факт, что фашисты действуют в США в открытую.
Вот снимок, где перед бревенчатым домом с нарисованной на стене огромной черной свастикой стоят, задрав руки в фашистском приветствии, десятка полтора молодых мужчин в форме штурмовиков с фашистской свастикой на рукавах. Над ними с крыши дома свисает государственный флаг США.
Этот снимок репортер западногерманского журнала «Дер Шпигель» сделал в США в 1962 году, проникнув под видом почитателя из Западной Германии к «фюреру» американских фашистов Рокуэллу.
Ворота во двор дома Рокуэлла ему открыл парень, одетый, как одевались немецкие фашисты: в коричневой рубашке, с кожаной портупеей через плечо, на рукаве черная повязка со свастикой. Парень выбросил руку в фашистском приветствии, выкрикнув при этом: «Зиг хайль!» — и представился:
— Штурмовик Чепел.
По дороге в кабинет Рокуэлла репортер встретил еще немало таких же штурмовиков, а отворив дверь в кабинет, чуть не шагнул обратно: со стены из рамы на него смотрел Гитлер!
Рокуэлл милостиво побеседовал с репортером. Он сообщил ему, что надеется в 1972 году стать президентом Соединенных Штатов Америки. На вопрос, чем он тогда займется, Рокуэлл ответил: «Забота о чистоте арийской расы! Ликвидация еврейского влияния! Негров — назад в Африку! Борьба с коммунизмом в России».
Вот только его мучает один вопрос, сказал «фюрер» репортеру: что делать с теми десятками тысяч людей, которым он вынесет смертные приговоры, как их уничтожить — газом или каким-либо другим способом?
Его не преследуют ни полиция, ни закон. Он открыто проводит свои митинги в Лос-Анжелосе, в Вашингтоне, в Майами... Полиция не позволяет антифашистам мешать ему агитировать за фашизм.
Фашисты! Люди в Европе никогда не забудут устроенных гитлеровцами концентрационных лагерей, где вместе со взрослыми томились и гибли миллионы детей.
Это фашисты насильно угоняли в Германию миллионы людей, и среди них — подростков. Заставляли их работать на себя. Вот всего лишь несколько газетных сообщений.
Четырнадцатилетняя Нонна Григорьева 8 октября 1942 года писала домой из немецкого рабочего лагеря: «Мамочка, погода здесь плохая, идут все время дожди. Я хожу босая, потому что у меня обуви нет. Хожу как нищая. Хлеб получаем два раза в день по сто граммов. Работаем двенадцать часов в день. Мамочка, тоска ужасная. Кроме завода и бараков, ничего не знаем. Как приду с работы, упаду на кровать, наплачусь вдоволь, вспомню дом и вас, и с тем засну. За короткое время нашей жизни здесь мы все выбились из сил, недосыпаем, недоедаем. В маленькой комнате нас пятнадцать человек... Если придется увидеться, то расскажу все. Но увидеться навряд ли придется, потому что зимовать останемся в летних бараках из досок...»
В другом письме, 10 ноября 1942 года, та же Нонна писала:
«Наша жизнь, мамочка, хуже, чем у собак. Суп дают такой же зеленый, который по-прежнему никто не ест. У меня от думок иссох мозг и глаза от слез не видят. Сегодня все двенадцать часов работали голодные. Но плачь не плачь, а работать нужно... Какая может быть работа у человека голодного изо дня в день. Придет начальник, или сбоку сидящая немка подгонит: «Нонна, арбайтен шнеллер, шнеллер!» («Нонна, быстрее, быстрее работать!»). Дорогая мамочка, как мне тяжело без вас... Я от обиды плачу. О, есть еще хуже, еще тяжелее, но я не в силах описать... Мы уже привыкли к тому, что в два часа ночи открывается дверь, полицай зажигает огонь и кричит: «Ауфштеен!» («Встать!»). Сразу же встаем и выходим во двор. Стоим час. Начинают нас считать. Ждем вторую смену, когда войдем во двор. Замерзаем, пока стоим во дворе. Мыслимо ли — почти босые ноги. А иной раз проливной дождь идет или мороз. Я просто не в силах всех переживаний и мучений описать... Мамочка, я устала... Сейчас работаем вместе с украинцами, французами и сербами. Мамочка, если можно, то вышлите посылку — луку и чесноку: у меня цинга. Не откажите в моей просьбе».
