– Урусов, – майор нахмурился, – вашего отца звали Платон Андреевич, верно?

– Да, так и есть.

Лицо седоусого подобрело.

– Как же, как же, знал я вашего батюшку, – он покачал головой. – Земля ему пухом. Рано ушёл Платон.

Я только кивнул в ответ. Больную тему трогать не хотелось, даже со знакомым отца.

– Вот что, – майор вернул мне документы, – Константин Платонович, вы об указе «О недопущении истечения умов» слышали?

– Нет.

– Год, как императрица подписала. В частности, там запрещается выезжать за границу России деланным магам с дипломом.

Он со значением на меня посмотрел.

– Вот, скажем, учился за границей, приехал к родне, а обратно уже нельзя, – майор дёрнул себя за ус. – Только по высочайшему разрешению.

Ничего себе! Вот это строгости. Это значит, и меня не выпустят? Хорошенькое дельце.

– А вы, Константин Платонович, – продолжил майор и подмигнул мне, – ещё не въехали.

Намёк был яснее некуда. Всё, что мне надо сделать, – выйти отсюда и ехать в обратном направлении.

За время пути я многое успел обдумать. Пока Бобров спал, я смотрел в окно экипажа и заново переосмысливал жизнь. По зрелому размышлению стало понятно: в Париж я возвращаться не хочу. Сто раз был прав Бобров – кем я там был? Студентом без денег, связей и перспектив. Ехать к любвеобильной графине тоже смысла нет. Уж что-что, а судьба жиголо и нахлебника меня никогда не привлекала. Осесть в Пруссии или Австрии? Ни за что! К эльфам на Авалон? Держи карман шире! Там хорошо, если дворником устроюсь, – не любят они инородцев.

– Нет, – я посмотрел в глаза майора, – мне надо в Россию.

Упускать шанс с наследством было бы глупостью. А не оставит дядя ничего, так всегда смогу придумать что-нибудь. Да к тому же Шувалову в пушкари подамся. Что я, гаубицу сделать не смогу? Да всяко получше его балбесов.

Майор хмыкнул и протянул мне бумагу.

– Разрешение на въезд, Константин Платонович. Добро пожаловать в Россию.

На следующей же остановке я с удивлением заметил, что наш возница снял шарф с лица. Ёшки-матрёшки, да он настоящий орк! Зелёная кожа, клыки, будто дикий хищник. Только вот глаза голубые и добрые.

– Кузьма я, ваш благородие. Василия Фёдоровича крепостной.

Орк низко поклонился.

– Зачем лицо прятал?

– Так ведь не любят в европках нашего брата, ваш благородие. В прошлый раз ездил, так на улицах пальцами тыкали. Стража останавливала всё время. А в городу Парижу вообще бы не пустили меня.

В самом деле? Я нахмурился, вспоминая порядки во французской столице. Кстати, вполне может быть, совершенно в их духе, ни одного орка я там никогда не видел.

– Константин Платонович, – орк ещё раз поклонился, – можно сказать?

– Давай.

– А лихо вы того барона! Бах только, и всё. Сколько раз дуэли между дворянами смотрел, никогда такого не видел.

Я усмехнулся. Что есть, то есть, производит впечатление.

– Держи, братец, – я дал ему несколько мелких монет серебром. – Как приедем, выпей за мою руку, чтобы и впредь не дрогнула.

– Так точно, ваш благородие! Это мы завсегда!

Оставит мне дядя наследство, не оставит, а на челядь надо произвести впечатление. Господа от слуг, а тем более – крепостных, зависят не меньше, чем слуги от господ. Приказы ведь можно по-разному выполнить – на «отстань» и с душой. Так что хорошее отношение к себе надо воспитывать заранее.

До Москвы доехали без приключений. Я больше молчал, разглядывая местность вдоль дороги. Страна как страна, не хуже Франции, если судить по совести. Дороги, конечно, похуже, но в Европе и расстояния поменьше. Придумывают больше, что здесь медведи по улицам ходят.

А вот сама Москва меня поразила. Да, знаю, она давно уже не столица, но до чего же хороша! Церкви, дома, улочки, бульвары, девицы прогуливающиеся. Красота! К тому, что здесь каждый второй с зеленоватым оттенком кожи, я привык довольно быстро. Ну зелёная, что такого? Вы когда-нибудь видели студентов Сорбонны наутро после диспута? Там цвет не хуже будет.

Кстати, медведей я так и не увидел, ни одного. Даже как-то разочаровался – столько раз слышал, что здесь они на каждом шагу, а их нет вовсе. Зато кареты, запряжённые механическими лошадьми, на каждом шагу. Это же сколько денег на них потрачено!

– В какой гостинице остановимся?

Бобров почесал в затылке.

– Дорого здесь всё. Я так подумал: а заедем-ка мы с тобой к Голицыным. Я с младшим наследником князя учился вместе, вот и нагрянем в гости. Да и ты им не чужой, вроде как.

– В смысле?

– Мать твоя в девичестве Голицына была, если не ошибаюсь. Из младшей ветви, но всё-таки родня.

Я поджал губы. Где была эта родня, когда я остался один-одинёшенек?

– Соглашайся, – Бобров хлопнул меня по плечу, – если не примут, найдём гостиницу.

По некоторому раздумью я дал согласие. Ладно, чёрт с ними, с делами прошлого. Завести полезные знакомства не помешает, а заодно посмотрим, насколько у меня плохие манеры. В высшем свете я никогда не был и не представляю, как там себя вести.

Московское подворье князей Голицыных занимало целый городской квартал. С размахом живут, родственнички! Дворец, торговый дом, школа для многочисленных отпрысков и дружественных семей, мрачный Каземат oprichnikov. По крайней мере, так объяснил Бобров, специально приказав объехать вокруг подворья.

Интересно, а «oprichniki» – это же личные войска князя, да? А как на это смотрит императрица? Надо будет разобраться во внутренней политике поглубже. Боюсь, здесь всё не так просто и отличается от европейских порядков.

Лакей в парадной ливрее открыл нам дверь и согнулся в поклоне. Кстати, обычный человек, а не орк.

– Пётр Бобров и Константин Урусов, – заявил мой спутник, – прибыли выразить почтение князю Алексею Дмитриевичу.

– Прошу вас, господа, – лакей указал на диванчик под фикусом в кадке. – Извольте обождать, я доложу о вашем визите.

Бобров кивнул и уселся под развесистыми листьями.

– Бывает, – шепнул он мне, – и по часу ждать приходится. Мы с тобой – птицы невысокого полёта, может, не князь, а кто-то из наследников нас примет.

На удивление, лакей вернулся через пару минут и пригласил следовать за ним. У Боброва даже лицо вытянулось – его так быстро никогда не принимали.

Через анфиладу залов нас привели в эдакую домашнюю комнату, мужской вариант будуара. На стенах оружие, горящий камин, кресла, ковры на полу. Чувствовалось, что здесь хозяин устраивает не официальные приёмы, а личные встречи.

– Петруша!

Нам навстречу поднялся пожилой человек с проседью на висках, одетый в домашний халат, расшитый золотом, и турецкую шапочку.

– Как ты редко заходишь, Петруша, – князь Голицын, а это был именно он, покачал головой. – Забыл нас, безобразник.

– Что вы, Алексей Дмитриевич, как можно!

Голос моего спутника стал елейным. Он подошёл ближе и согнулся в низком поклоне. Князь улыбнулся, протянул ему руку, и Бобров почтительно поцеловал массивный перстень на пальце князя.

Ах, дружище Бобров! Ты ведь мне недоговаривал, хитрый лис. Знаком, значит, с младшим наследником? А этот поцелуй, он что значит? Не покровительство ли князя? Пожалуй, сделаю вид, что не заметил, но на будущее учту.

– Разрешите вам рекомендовать, Алексей Дмитриевич, – Бобров указал на меня, – Константин Урусов. Бакалавр Сорбонны.

Я поклонился с достоинством и не слишком прогибаясь. Пусть родственник, но надо сразу обозначить свою независимость.

– Вижу, вижу, – Князь доброжелательно улыбнулся, – урусовская стать, сразу заметно. А глаза наши, голицынские.

Он шагнул вперёд и протянул мне ладонь. Рукопожатие у князя оказалось сильное, несмотря на лёгкое сложение.

– Рад видеть, – он указал на кресла, предлагая присесть, – очень рад.

– Как приехали в Москву, сразу к вам, – разливался соловьём Бобров, – даже селиться в гостиницу не стали.