Арди медленно, не отводя взгляда, пятился назад. Сердце стучало так, что едва не вырывалось из груди – теперь не было никакой необходимости прятать свой страх. Волки чувствовали его и их морды искажались кровожадными гримасами.

“Лучше пять снегов нотаций Учителя, чем сгинуть в их желудках” – пронеслось в голове юного охотника.

Он схватил подвешенный на шнурке клык, но выкрикнуть имя Эргара так и не успел.

Сперва Арди показалось, что покрытый мхом валун выкатился из леса и загремел, заставляя даже самый яростный весенний гром сникнуть и отойти в сторону, уступив место чему-то куда более грозному и могучему.

Вода в ручье вспенилась и поднялась широкой волной, окатив волков. Те прижались к земле и, пусть и скалились, но глаза Арди не обманешь – они дрожали едва ли не меньше, чем галька, танцующая хороводы вокруг незнакомца.

Тот поднял бурую лапу и опустил её перед собой. Кроны деревьев встрепенулись и потянулись ветками к волкам. Плетьми они били их по загривкам, стегали по животам и мордам. Волки кружили между ожившими ветвями, прыгали и юлили, пытаясь откусить хлеставшие их древесные жгуты, но у них не получилось.

– Хранитель! – воскликнул вожак, на чьей морде добавилось алых порезов. – Это наша добыча!

– Да что ты говор-р-ришь, безумец.

И прямо за спиной волков из леса дикой молнией, рассекающей плотные небеса, появилось нечто. Нечто, по чьей шерсти струились зеленые узоры, напоминающие собой лес, едва-едва проснувшийся по утру и сверкающий изумрудной капелью холодной росы.

Это нечто зарычало и на этот раз ожили не ветви, а травы. Они спутывали лапы волков, кидали тех на землю и пронзали плоть бесчисленным множеством лезвий.

– Уходим! – завыл вожак. – Быстр-р-рее!

Кое-как освободившись из травяного плена, израненные, побитые и окровавленные, подгоняемые стегающими спины ветвями, волки побежали вглубь леса, но Арди еще какое-то время слышал их визги и крики.

Арди, все еще сжимая клык Эргара, пригляделся внимательней. То, что ему сперва показалось валуном, на поверку оказалось медведем. Только куда больше, чем любой другой из косолапых, что прежде встречались юному охотнику. Стоя на задних лапах, ростом он едва ли не дотягивался до середины ближайшей ели. Лапы венчались куда большим количеством когтей, чем было назначено природой, а шириной туловища он мог посоперничать с горным утесом.

Но самое странное – его шерсть. С виду самая обычная, бурого окраса, достаточно плотная, чтобы согреть в холода и спасти от косого укуса, она… сверкала?! Нет, Арди так лишь показалось. Сверкала вовсе не шкура медведя, а то, что покоилось поверх неё. Будто медведь своей могучей лапой сорвал лоскут с западного неба, лишь едва-едва обласканного Духом Дня. Сине-золотое одеяние, усыпанное засыпающими звездами, украшенное узорами весенних ветров, парящих среди сияния уходящей ночи.

Арди повернулся и замер еще сильнее, если это вообще было возможно в его ситуации.

По другую сторону от него стояла рысь. Едва ли многим меньше Эргара, обладающего размерами двух ирбисов, вставших друг другу на плечи. Кисточки на её ушах затвердели и напоминали высокие пучки травы, а по серой шерсти струились вечно меняющиеся узоры цвета свежей листвы. Они танцевали по поверхности шкуры, иногда сливаясь в нечто… нечто… кажется… это называлось символом?

– Кто… кто вы такие? – произнес Арди, напрочь забыв все уроки и наставления учителя.

– Королевы… – просвистела рысь. – Что они сделали с нашим маленьким Арди.

– Это все Эргар, – гулким басом громыхнул медведь. – Он спрятал его сердце.

Они знали его имя? Но откуда?! Эти странные существа не пахли как звери, не выглядели как звери, и даже их голоса – и те не звучали по-звериному.

– Вы сидхе? – чуть тише спросил Арди, а когда странные создания качнулись в его сторону, воскликнул: – Не подходите!

И выставил перед собой клык Эргара, словно это могло бы его защитить.

Юный охотник пусть и не знал, кто такие эти сидхе, но чувствовал опасность исходящую от одного только этого слова.

Рысь и медведь переглянулись.

– Белка, – прогудел бурый великан. – Это работа для тебя.

И в то же мгновение перед Арди на гальке, будто она там все это время и стояла, появилась белка. Рыжая, со смешными полосами, как у енота… вернее – пятнами. Пятнами, а не полосами. Скасти всегда говорил, что глупые охотники путают пятна и полосы.

Скасти… кто такой Скасти?

Арди все глубже проваливался в черные глаза белки. Слишком большой. Размером с дворового кота.

Дворовые коты?

Он знал лесных котов, знал горных готов, знал даже степных котов – они иногда подходили к подножью Алькады, когда в степи оказывалось недостаточно добычи.

Почему он знал все это? Или вспоминал?

Глаза белки проникали все глубже в его сознание. Порой, кажется, они натыкались на преграду в виде грозного рыка, сотрясающего горные вершины, но не боролись с ней, а обходили, обтекали и доставали откуда-то изнутри Арди все новые и новые знания. Или старые?

Он вспомнил, как старый охотник странным когтем вырезал фигурки. И как Арди слушал горное эхо, речные смешки или лесные перешептывания. Как он брал снег с вершин дальних гор, как зачерпывал ладонью целые озера и как просил деревья отдать несколько витков своих корней. И во всем этом звучали имена. Имена его друзей, с которыми он играл до того… до того… до того, как…

Что-то горячее обожгло щеки Арди, а внутри, где-то в груди, стало нестерпимо больно, словно ему в тело вонзили раскаленный железный прут. Железный прут? Откуда он знает, что такое желез…

– ХВАТИТ! – громом прозвенел в его ушах рык Учителя.

И все воспоминания, кроме трех деревянных фигурок, тут же забылись вчерашним сном.

Белка… нет – Скасти, пошатнулся и упал на гальки. Арди тут же подскочил к нему и аккуратно поднял на ру… лапы. На мгновение юному охотнику показалось, что тот не дышит, но вот Скасти закашлялся, сплюнул чем-то серебристым и обвил хвостом лапу Арди.

– Проклятый… барс, – прошептал вечный озорник. – не хотел тобой делиться.

– Делиться… – повторил юный охотник.

Он посмотрел на медведя. На его одеяния, на то, как тепло светились глубокие, маслянистые глаза и как морду растягивала добрая, беззаботная улыбка.

– Гута?

Медведь кивнул и опустился на четыре лапы. Он повернул голову на бок и улыбнулся еще шире. И на душе вдруг стало так тепло, а тело окунулось в мягкую негу. Как на рассвете, когда сон едва-едва оставляет тебя на тропе Духа Дня, но не спешит покидать окончательно, даря последние секунды на границе суровой реальности и сказочного забытья.

Арди повернулся к рыси.

– Шали?

Та легко скользнула по пенистым гребням быстрого ручья, как если бы те оказались тверже каменной земли. Она подошла и опустила голову на плечо юному охотнику. Тот вдохнул запах её шерсти и разум закружился от аромата свежей хвои; от того, как трава по юной весне дурманит обещанием скорого солнца и тепла; как горные ручьи несут с собой прохладу, но не злую и вредную, как зимой, а нежную и ласковую.

Рядом на землю опустился и медведь. Он подпер Арди боком, позволяя тому зарыться в густую шерсть. А на плечо юному охотнику забралась белка. С забавным узором в виде пол… пятен.

– Скасти, – прошептал Арди.

Он помнил их. Помнил своих друзей. Как они играли дни и ночи напролет. Как смеялись и веселились. Как Скасти вечно их разыгрывал, придумывая такие дурацкие, но смешные, пусть порой и обидные, шутки. Как Гута беззаботно болтал о том и сем, не замечая, как иногда на него рычит мудрая Шали, знающая, казалось, все и обо всем.