Но мальчик не оступался.

Арди, все еще немного шальной от той невероятной легкости, что пришла на смену холоду и боли, бежал следом за Эргаром. Он не очень понимал, что именно с ним произошло. В рассказах дедушки порой появлялись люди, которые становились как звери. Их дедушка называл оборотнями. Бывали магические, проклятые волшебниками и колдунами, а бывали полукровки – рожденные от народа Фае.

Но Арди точно знал, что он не оборотень. Его отец и мать не принадлежали к тем, кто живет по ту сторону холмов, и, тем более, он не обижал никакого волшебника. Если только…

Мальчик посмотрел на то, как Эргар, в очередной раз, легко перепрыгнул глубокую расщелину. Казалось бы – барс, размером с лошадь, должен двигаться тяжело и медленно, но на деле все оказалось не так. Даже птицы, свободно парящие среди облаков, выглядели на фоне Эргара грузными и неповоротливыми хряками.

Арди остановился перед разломом. Чуть мерзлыми, но уже совсем не черными пальцами, он спихнул вниз камешек. Тот бился о стенки расщелины и звук ударов все удалялся и удалялся, пока и вовсе не исчез. Упасть в такую – верная смерть.

Но мальчик не испытывал страха. Может быть еще час назад, увидев такой разлом шириной чуть больше, чем в метр, он бы попытался найти, как его обойти, но не сейчас. И дело даже вовсе не в барсе, чьи хвосты постепенно исчезали внизу склона – тот и не думал останавливаться и ждать своего ученика.

Просто Арди чувствовал или даже знал, что сможет перепрыгнуть.

Улыбаясь и едва ли не смеясь, он разбежался и оттолкнулся от края.

Ветер ударил ему в лицо. Небо, почему-то, показалось таким близким и родным. Руку протяни и, подобно тому, как он с дедушкой на спор ловил рыб в быстром ручье, в облаках можно поймать птицу.

Прыжок, длившийся мгновение, стал для Арди олицетворением снов, где он летал над родной долиной. Мама говорила, что такие сны – признак того, что он растет. Может оно и так – но в данный миг он действительно летел, пока не узнал горькую правду.

В бок что-то укололо, а затем сильно ударило в нос. Арди кубарем покатился по склону, не справившись с тем, чтобы удержать равновесие при приземлении. Кряхтя и ругаясь сам на себя, парнишка поднялся и потер ушибленное место.

Как там говорил дедушка?

Птицам падать больнее, чем людям?

Но вскоре внимание мальчика привлекло нечто иное. Ударившись боком о камень, он рассек кожу. И в обычный день ему бы потребовалась мамина мазь и бинт, а после – несколько недель, чтобы все зажило. Но сейчас он с удивлением обнаружил, что кровь на боку уже подсохла, образовав плотную корочку, а ранка, если на неё не давить, почти не болела.

Арди попытался было сковырнуть сукровицу, как услышал предостерегающий рык.

– Чему тебя учил твоей отец, детеныш? – Эргар внезапно появился за спиной мальчика. Арди не услышал его шагов и не почувствовал дыхания. – Не трогай засохшую рану, если не хочешь, чтобы там появились черви.

В ужасе мальчик отдернул руку от бока, после чего, заикаясь, переспросил.

– Черви?!

Барс опять недовольно зафырчал.

– Я не повторяю дважды, детеныш. Никогда. Запомни это, – Эргар развернулся и отправился дальше по склону.

Арди, с опаской косясь на ранку, спешил следом за барсом. Он не знал, почему они двигались именно таким маршрутом, а не другим. Понятия не имел куда вообще они направлялись. Мальчик просто радовался тому, как ветер играл с его отросшими волосами, как ноги, внезапно ставшие сильными и быстрыми, позволяли ему бежать по гребням снежных волн.

Мир вокруг стал отчетливее и немного глубже. Мальчик увидел краски, названия которых не знал. Почувствовал запахи, чьих смыслов и владельцев он не мог узнать. Все это напомнило ему.

Напомнило…

Арди замер.

Что-то заболело в груди.

Изо рта вырвалось облачко пара, а тело забила мелкая дрожь. Холод, гогоча голодным волком, снова начал рвать его плоть, вылизывая кости. Арди упал в снег. Ему было холодно… так холодно…

– Человек в тебе скорбит по отцу, маленький охотник, – прозвучал голос Эргара. – Тоскует по матери, грустит о дедушке. Но это все людское, Ардан. Слушай мой голос… Шесть снегов ты прожил в шкуре тех, кто пришел в этот край чтобы забирать и уничтожать. И всего несколько шагов Духа Дня – в шкуре того, кто просто живет. Побудь в ней еще немного, маленький охотник. Позволь себе не испытывать этой тяжести человеческого сердца.

Слова Эргара, как это некогда было со словами дедушки, проникали куда-то внутрь мальчика. Но в отличии от слов дедушки, они не казались ему чужими, они не пытались ничего разорвать или разрушить. Скорее, как теплое одеяло, они окутывали что-то, что-то важное, но неподъемное, острое, колющее его. Слова барса спеленали эту боль, укрыли её и утащили куда-то в глубину.

Стало легче.

Не только телу, но и чему-то другому, чему мальчик не знал названия.

– Принюхайся, маленький охотник. Нюх – вернее глаз. Что ты чувствуешь?

Арди расширил ноздри и полной грудью вдохнул морозный воздух Алькады. На мгновение у него закружилась голова. Так много всего нового он теперь ощущал.

– Где-то есть вода, – зажмурившись ответил мальчик, вновь забывший о холоде. – И еще… что-то похожее на коз, но другое.

Арди открыл глаза. Рядом с ним, на камнях, лежал Эргар. Он опутал себя хвостами, а нос слегка опустил так, чтобы тот слился цветом с заснеженным уступом. Если бы Арди не знал, куда смотреть, то даже на расстоянии десяти шагов, не смог бы сразу распознать среди камней и снега – своего учителя.

– Вода, что бежит выше, уснула на этот сезон, маленький охотник, – Эргар странно дергал усами, немного напоминая мальчику кузнечика. – Козероги не способны разбудить её своими копытами, поэтому они спускаются ниже – туда, где вода не засыпает даже в самые темные часы власти Королевы.

– Королевы?

Эргар мотнул головой. Арди, за те долгие недели, что он провел в Хижине, успел выучить повадки учителя. Когда Эргар резко поводил носом из стороны в сторону, это всегда означало одно – не стоит лезть с расспросами.

– Запомни, маленький охотник, вода – это жизнь. Там, где есть вода, ты сможешь утолить и жажду и голод.

С этими словами хвост барса чуть дернулся и указал ниже. Ветер дул так, что поднимал пургу к вершине, заплетая вокруг неё острые косы. Мальчику пришлось свеситься вниз и, прищурившись, прикрыть глаза ладонью, чтобы что-то различить сквозь мерцание пляшущих льдинок.

Ниже, метров в пяти или шести, несколько козерогов – больших созданий, с тяжелыми, закрученными рогами, стояли на тонких уступах. Их мощные, массивные тела, укутанные плотной шерстью, прилипли к практически пологой скале. Сперва Арди не понимал, почему те так напряжены, но когда уставший ветер взял небольшую паузу, то сквозь утихающую пургу мальчик различил группу из маленьких козочек и козлят.

Куда скромнее самцов, без таких устрашающих украшений, они, казалось, вылизывали камни, но если чуть приглядеться, становилось понятно, что по склону стекали ручьи холодной воды.

– Отец говорил, что нельзя охотится на зверей, когда те у водопоя, – прошептал Арди, отодвигаясь от обрыва.

Стоило ему это сказать, как холод вновь, бешенной, голодной собакой, скаля клыки и пожимая хвост, начал подбираться к своей добыче.

– Твой отец выбрал человеческий путь, маленький охотник, – Эргар спустился со своего лежбища и прижался к уступу. Он весь подобрался, поджал лапы и вытянул хвост, буквально вдавил морду к снежному настилу. – Зверь охотится тогда, когда он голоден. В этом нет того, что твой отец называл честью. Нет и бесчестья. Только путь, Ардан. И путь – таков.

Только путь… отпечаталось в сознании мальчика и холод снова отступил, а мысли об отце и его наставлениях заблудились где-то в дебрях ледяных вихрей.

– Когда начнется охота, детеныш, ищи самого маленького и слабого, – речь Эргара все меньше становилась понятной Арди и все больше походила на дикое рычание. – Если не получится убить одним ударом – отступи. Не трать силы попусту. А теперь – делай, как я.