Gaston Leroux

L'HOMME QUI REVIENT DE LOIN

© Перевод. Е. Морозова, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.

В сопровождении слуги, который нес его клюшки для гольфа, Жак де Лабосьер, торжествуя, возвращался в замок. Сегодня он не участвовал в игре, а потому не мог похвастаться хорошими результатами, зато какой успех имело его новое поле для гольфа!

Конечно, обошлось оно ему не дешево: Жак не пожалел нескольких арпанов[1] леса Сенар, составлявшего часть поместья. И распоряжался он этим поместьем так, словно оно принадлежало именно ему, чувствуя себя настоящим хозяином, Жак всячески его обустраивал, и никакие расходы его не останавливали.

Жак был в самом расцвете сил. Пребывая в прекрасном настроении, он потрепал по холке двух великолепных гончих, чемпионов по курсингу[2], которых слуга после тренировки отводил на псарню, потом легкой походкой пересек вестибюль, взбежал по величественной лестнице на второй этаж – там располагались жилые комнаты – и постучал в дверь будуара, где «мадам» находилась со своей горничной.

– Не входить! – тотчас раздался мелодичный юный голос, в котором слышались нотки английского акцента.

– Вы же знаете, супруги Сен-Фирмен уже прибыли! – ответил Жак.

– Не может такого быть! – послышался певучий голос. – Неужели старик-нотариус собственной персоной!..

– И его молодая жена! – продолжал Жак. – Красавица Марта так изменилась! Впрочем, дорогая Фанни, сейчас вы сами увидите… Этим вечером они ужинают у нас!..

После известия о том, что среди великосветских персон, постоянных гостей в замке Ла Розрэ, будут простые люди: нотариус с супругой, дверь незамедлительно отворилась.

– Ну что ты пристал, darling?[3] – спросила Фанни, привлекая к себе супруга.

Красавица Фанни, милая и обаятельная рыжеволосая жена Жака, радостно улыбалась и смотрела на него с невероятным изумлением; в эту минуту она выглядела на удивление забавно: левый глаз прикрывала огненная прядь, а личико молочно-белого цвета и лебединая шея, выглядывающая из наспех накинутого пеньюара, придавали ей неизъяснимое очарование…

– My dear! My dear![4]

Фанни, исконной француженке, очень хотелось казаться англичанкой, что, впрочем, ее даже украшало. Опустившись на стул, она попросила Катрин, которая, судя по звукам, возилась рядом в гардеробе, на минуточку их оставить. Прелестная горничная, настоящая англичанка, в легких туфельках и коротком черном платье, строгость которого оживлял белый передник с кружевными оборками, вышла из комнаты.

Оставшись вдвоем, супруги какое-то время молчали, глядя друг на друга; похоже, им нравилось то, что они видели. Про супругов де Лабосьер говорили, что они прекрасная пара. Оба высокие, фигура Фанни как нельзя лучше подходила для танго, и когда Жак, являясь образцом истинного влюбленного, каким он никогда не переставал быть, обнимал ее за талию, они представляли собой чету, способную вдохновить скульптора, подыскивавшего сюжет для каминных часов.

Они ни от кого не скрывали, что счастливы и любят друг друга, а замок Ла Розрэ, казалось, был создан специально для них.

– Сен-Фирмен… Но каким ветром их занесло? – спросила молодая женщина.

– Как знать, – улыбнулся Жак, – может, мне следует приписать их визит моим новым препятствиям?

Он намекал на ту часть земельного участка, отданного под гольф, на котором архитектору удалось расположить всевозможные виды препятствий.

– Когда тут жил Андре, Марта никогда не пропускала партию в гольф, – произнесла своим высоким и чистым голосом Фанни.

– Да, они были добрыми друзьями, – добавил Жак, не переставая любоваться женой, казавшейся очень взволнованной.

– Она говорила о нем?

– Ни слова! Но старик, после того, как одобрил все изменения, произведенные мною в замке и окрест, хотя я его об этом и не просил, нашел случай сказать мне с известной тебе улыбкой: «Когда вернется ваш брат Андре, замок уже не узнает!»

При этих словах Фанни даже подскочила:

– Чертов нотариус! – воскликнула она в ярости, отчего похорошела еще больше, ибо возмущалась она совершенно искренне. – Да чтоб им всем сдохнуть, дорогуша!.. Точно, они все окочурятся от зависти, все, слышите, все! Indeed!..[5] Ах!.. Как бы они обрадовались, если бы Андре вернулся завтра!.. С каким удовольствием они бы все глазели, как мы отбываем обратно в Эрон!.. Да, конечно, мы вернем ему замок, непременно вернем!.. Но было бы очень жаль, не правда ли, дорогой?.. Действительно, очень жаль… Такой прекрасный замок, такой удобный… Но вы, Джек, наверняка были бы счастливы вновь увидеть брата!

– Это правда! – серьезным голосом ответил Жак. – Я был бы счастлив, Фанни!

– И все же, дорогуша, вы должны привыкнуть к мысли, что он умер, ведь вы человек разумный!..

Она произнесла это почти злобно и с такой враждебностью, что Жак очень удивился.

– Что с вами? – спросил он, – И почему вы продолжаете настаивать на… на предположении, которое я всегда с ужасом отвергал?

– Вы просто сентиментальный good fellow![6] – произнесла она ласково, – и таким вы мне нравитесь… Однако, разве я виновата, darling, что на протяжении пяти лет ваш брат ни разу не дал о себе знать? А ведь он любил своих детей… Бедная маленькая Жермена, бедненький малыш Франсуа, у них теперь нет другого папочки, кроме вас, my love[7], и нет другой маменьки, кроме меня, хотя, конечно, маменька из меня скверная!.. Ах, darling, вы любите и свою маленькую семью, и своего сыночка Жако, но вам безразлична ваша маленькая женушка, раз вы хотите, чтобы она лишилась всех прекрасных вещей, среди которых она так замечательно себя чувствует: прекрасного замка, чудесного парка, замечательных комнат, роскошной ванны и отлично оборудованной туалетной комнаты…

Скорчив рожицу обиженного baby[8], она не спеша поднялась со стула, привычным движением присела к нему на колени и, окутав мужа ароматом своих духов, начала проводить своими пальчиками за его ухом, перебирая шелковистые густые волосы – Жак был на седьмом небе от счастья.

– Теперь мы богаты, Фанни. И вы всегда будете прекрасны и счастливы… Даже если нам придется покинуть Ла Розрэ.

– Но мне нужен Ла Розрэ! Нам завидуют только потому, что у нас есть Ла Розрэ: это же настоящее королевское поместье, darling. Так что вы, дорогуша, ответили этому старикашке Сен-Фирмену, когда он заговорил с вами о возвращении брата?

– Я ему ответил: «Уверен, когда Андре обрадует меня своим возвращением, он похвалит меня за те улучшения, которые я привнес в Ла Розрэ, и будет рад процветанию завода в Эроне».

– Превосходно, дорогуша!.. – воскликнула она. – В самом деле, Андре не на что жаловаться. После его отъезда вы сумели придать оксиду тория максимальное свечение[9], и, если я не знаю ничего более прекрасного, чем замок Ла Розрэ, я не знаю и ничего более практичного, чем колпачки для газовых ламп[10] Эрон – единственное изобретение, дамы и господа, способное посоперничать с самим солнцем!.. И луной, любовь моя!..