— Если бы ты мог просто дать мне немного времени подумать, — говорю я, ненавидя себя за то, что разбиваю ему сердце. Кроме того, я чувствую себя лицемеркой, вспоминая, как мне было больно, когда Райан попросил «время» несколько месяцев назад. Тогда это казалось такой ложью. Я уверена, что теперь Матео это кажется тоже пустым звуком.

Он смотрит мне прямо в глаза.

— Время не было в твоем списке, — шепчет он. — Я надеюсь, что это не последнее, что я тебе даю.

Не говоря больше ни слова, он идет к своей машине и уезжает. Я не могу смотреть, как другой мужчина бросает меня, хотя я и сама просила его об этом. Я поворачиваюсь обратно к своему дому, где меня ждет Райан, наконец-то готовый предложить ту жизнь, о которой я когда-то мечтала больше всего на свете.

Глава 24

МУЖСКОЙ СЭНДВИЧ

Я отправила Райана домой после ухода Матео. Я надеюсь, что Матео это понимает. Может быть, мне следует написать ему и сказать это. Но я этого не делаю. Я не могу. Я должна разобраться в этом, прежде чем снова поговорю с кем-нибудь из них. Бросившись в постель, я смотрю на свой телефон на тумбочке. Каждый раз, когда он жужжит, мое сердце подскакивает к горлу.

Но каждый раз это просто моя мама, удивляющаяся, почему я отменила ее вечер с детьми, спрашивающая, все ли в порядке. Я даю ей краткие, невнятные ответы, которые только порождают новые вопросы. Гудки продолжают поступать, и в конце концов я перестаю ей отвечать. У меня нет на это ни времени, ни сил.

В груди у меня что-то сжимается. Я чувствую себя так, словно пытаюсь влезть в джинсы после того, как их постирали и высушили. Честно говоря, я почти никогда не стираю свои джинсы. Я знаю, это звучит отвратительно, но это потому, что они слишком тесные после. Вы когда-нибудь замечали, как ваша любимая пара удобных джинсов внезапно ощущается, что они больше не подходят вам после того, как их почистили?

Думаю, именно так я отношусь к Райану. Он всегда был таким удобным, таким надежным. Возможно, пройдет немного времени, и он снова начнет чувствовать себя хорошо. Или, может быть, это всегда будет работа, чтобы попытаться сделать нас подходящими друг другу. В любом случае, он был прав: если бы Матео не было в кадре, я уверена, что дала бы ему еще один шанс. Дети были бы так счастливы, если бы мы снова были вместе. Но сможем ли мы с Райаном снова быть вместе?

Люди подобны головоломкам. У каждого человека есть определенные грани, некоторые более острые, чем другие, и некоторые части подходят друг другу, а некоторые просто не подходят. Некоторые из них, безусловно, легче понять, чем другие. И точно так же, как головоломку, вы можете разбить их за секунду, но на то, чтобы собрать их вместе, уходит гораздо больше времени.

Когда я была подростком, я помню, как собирала пазл с изображением моей любимой группы бойз-бэнда, а затем положила сверху немного резинового цемента, чтобы попытаться сохранить это. Какое-то время она держалась вместе, но в конце концов начала трескаться. Что бы я ни делала, я не могла удержать все части на месте. Однажды я очень сильно закрыла дверь своей спальни, и все это разлетелось вдребезги.

Так же, как мы с Райаном, я не смогла удержать нас вместе. Одно неверное движение, и все развалилось. Неужели любовь должна быть такой хрупкой?

Райан попросил меня подумать о том, чтобы дать ему еще один шанс. Когда я думаю об этом, это действительно имеет смысл. Мы — хорошая команда. Мы в долгу перед детьми. Но когда я думаю об этом, есть только боль и грусть. Ты не можешь заставить кого-то почувствовать твою любовь. Этот человек либо чувствует это, либо нет. Райан сказал бы, что любит меня, но последние несколько лет моего брака я не чувствовала этого в своем сердце. Я не уверена, была ли проблема с ним или со мной. В любом случае, это не сработало. И нет никаких оснований думать, что это изменится.

Слова Матео эхом отдаются в моей голове. Не думай. Почувствуй. Когда он сказал мне, что любит меня, я почувствовала это глубоко в своем сердце. И дело не только в словах, дело в том, как он смотрит на меня, прикасается ко мне, заботится обо мне. Как будто этот человек был создан, чтобы любить меня. Он точно знает, как это сделать. Мой желудок сжимается, зная, что я так и не сказала ему этих слов в ответ. Люблю ли я Матео? Я говорила это только одному человеку. Но я знаю ответ. Каждая частичка моего тела знает ответ.

Но достаточно ли любви?

Разве это не извечный вопрос?

Все мамы чувствуют разрыв — разрываются между своей работой дома и вне дома, между своими обязанностями жены и матери, между пребыванием в зале заседаний и в классе в качестве домашней мамы. В сутках просто не хватает часов, чтобы быть мамой, женой, дочерью, другом, сестрой, начальником, работником и волонтером. Обычно происходит так, что мы ставим себя, свои чувства и желания последними в списке. Мы отказываемся от сна, физических упражнений, питания, новой одежды, стрижек, дружбы — от всего во имя того, чтобы быть «хорошей» мамой и женой. Давление и чувство вины непреодолимы.

И теперь, ни с того ни с сего, у меня появился шанс дать моим детям именно то, чего они хотят, — их папу и меня снова вместе. Разве я не должна сделать это для них? Какой матерью я была бы, если бы не сделала этого? Этот вопрос преследует меня всю ночь, и к полудню следующего дня я наелась углеводов, съела все, что было в доме, взяла больничный на работу и изобразила слишком много улыбок для детей. И у меня ничего не осталось.

Идя к себе на задний двор, я сажусь на ступеньки заднего крыльца. Солнечные лучи Саванны ощущаются на моей коже как маленькие угольки, обеспечивая тепло, но мало утешения для всего того, что горит у меня внутри. Я продолжаю мучиться: сделать моих детей счастливыми? Сделать себя счастливой? Я слышу, как позади меня открывается дверь, зная, что это один из моих детей, но я даже не могу заставить себя обернуться, желая на мгновение просто побыть женщиной, быть Эмерсон, а не мамой.

Я слышу голос Джейкоба.

— Бабушка звонит по телефону, — бормочет Джейкоб позади меня.

— Скажи ей, что я позвоню ей позже.

— Это я позвонил ей, — говорит он, заставляя меня повернуть к нему голову. Он протягивает мне телефон. — Для тебя.

— Мне не хочется разговаривать, — говорю я и отворачиваюсь. — Извинись за беспокойство и скажи, что я позвоню ей позже.

Я слышу, как он говорит несколько слов моей маме, прежде чем раздается щелчок телефона. Потом он говорит мне:

— Я просто подумал, что тебе могла бы пригодиться твоя собственная мама.

Все тает — мое сердце, мой гнев, моя печаль. Я поворачиваюсь к нему и протягиваю руку, и он плюхается рядом со мной, обнимая меня за плечи.

— Как ты стал таким умным? — я спрашиваю.

Он слегка пожимает плечами.

— Даже мамам нужны мамы.

— Я в порядке, Джейкоб. Тебе не нужно беспокоиться обо мне

— Мне нравится Матео, — говорит он с твердостью в голосе, по которой я задаюсь вопросом, скучала ли я раньше.

— Мне тоже. Он хороший человек. Что тебе в нем понравилось?

— Ты много улыбалась, когда он был здесь, — говорит он. — Мне нравилось видеть, как ты улыбаешься.

Мои руки прикрывают рот в странной смеси радости и грусти. Грустно, что, возможно, мои дети не видели, как я улыбаюсь и смеюсь достаточно последние несколько лет, и счастлива, что это так много значит для моего сына.

— Я люблю тебя, Джейкоб, — говорю я и обнимаю его за шею, прижимая крепко, сильно, так долго, как только могу, не желая отпускать, пока не произойдет неизбежное.

Он начинает вырываться, пытаясь убежать из тюрьмы моих материнских объятий, стонет:

— Мам, ладно, хватит.

* * *

Дни приходят и уходят, а от Матео или Райана ни весточки. Я попросила время, и, черт возьми, я его получила. Будьте осторожны, то, чего вы желаете, приобрело совершенно новый смысл.

Я продолжаю говорить в офисе, что я больна, пытаясь объяснить, почему я ни черта не делаю. Они, наверное, думают, что я умираю в этот момент. Но я слишком парализована анализом, чтобы что-то предпринять, и не могу рисковать, столкнувшись лицом к лицу с Матео.