– Не грузи себя. Проблемы скоро ждут всех.

«Я ведь совсем не подумала о последствиях, которые повлечет за собой мой опрометчивый поступок. Ну что сделано, то сделано».

– Голодная? – неожиданно спросил Костя и отвлек меня от нахлынувших угрызений совести.

– От чая не откажусь. С утра ничего не ела.

Костя вышел на веранду и зашуршал пакетами. Я тоже последовала за ним на кухню, и когда он вернулся, поинтересовалась, есть ли в доме ванная. Он указал на старую обшарпанную дверь. Внутри вид был не лучше. Такие же обшарпанные стены, когда-то выкрашенные не яркой приятной для глаз салатной краской. Углы почернели от плесени и пыли. Но главное были раковина, старая и запыленная, зеркало, висевшее над ней, и вода, тонкой струйкой, бежавшая из крана, а все остальное – мелочи. Я протерла ладонью зеркало и, наконец, взглянула на себя. На мне все ещё оставались свадебный макияж и укладка. Последнее напоминание о сегодняшнем дне. Я принялась смывать макияж, но без специального средства это было затруднительно. Тушь и тени размазывались по лицу, оставляя грязные разводы. Волосы тоже невозможно было расчесать, их нужно только мыть. Ладно, пойдет и так! Потом я задрала ногу, поставила ее на край ванны и осмотрела ее. Ссадина отменная! Наружная сторона правой лодыжки была полностью счесана. Вот почему она так болела! Я хотела промыть ее водой, но подумала, что лучше спросить у Кости перекись. Когда вышла из ванной, он уже вовсю хозяйничал на кухне. Резко в нос ударил запах жареных яиц и ветчины.

– Угощать особо нечем, – произнес он, увидев меня. – Достань тарелки и кружки вон в том буфете и пойдем.

Я так и сделала. В гостиной на столе уже стояла тарелка с порезанными помидорами и огурцами, поверх которых лежал зелёный лук, а рядом с ней – нарезанный ржаной хлеб. На деревянную дощечку Костя поставил сковороду с жареными яйцами и ветчиной, которые все еще соблазняюще скворчали. Увидев, все это, в животе заурчало. Я и вправду очень сильно проголодалась и, поскорее расставив тарелки, присела на стул. С ужином было покончено в два счета. И только после этого я вспомнила, что хотела попросить у Кости перекись. Он поначалу удивился, но, окинув меня взглядом, все понял:

– И где же тебя угораздило счесать так ногу? Хотя, у кого я спрашиваю. Что на этот раз окно или забор?

– Неудачно спрыгнула с забора.

Костя закачал головой и усмехнулся:

– Нет, ты меня умиляешь. Сейчас принесу из машины, – и он отлучился на несколько минут. – Вот держи, – и Костя протянул мне белый пластиковый пузырек и немного ваты, а, присев на стул, добавил. – И когда ты повзрослеешь?! Как сигала в детстве через заборы, так и сигаешь.

Я молча открыла перекись и, смочив вату, принялась аккуратно обрабатывать ссадину. Она жутко защипала, и я сморщилась от боли. Костя подсел ближе и подул на нее.

– А не проще было заранее отменить свадьбу, и не доводить все до крайностей.

– Возможно, но я так и не решилась поговорить с папой. Думаю, он бы не принял отказа, да и Лара, узнав обо всем, не допустила этого. Уж она бы точно позаботилась, чтобы эта свадьба состоялась.

– А зачем вообще соглашалась? И дураку было понятно, что ты не хотела замуж.

– Думала, стерпится-слюбится, что папе виднее.

– Но это же тебе жить с человеком, не ему. Я ведь постоянно твердил тебе об этом.

– Знаешь, – произнесла я и, закрыв перекись, поставила ее на стол. Костя пересел на стул, а я, обхватив руками колени, продолжила говорить. – В последние дни до свадьбы я очень много вспоминала маму. Их брак с папой нельзя назвать идеальным. Я видела, как она страдала из-за его постоянных измен. Родители почему-то думают, что дети ничего не видят и ничего не слышат, но я всё видела и всё слышала. Сколько раз я находила маму в их спальне, заплаканную, с немигающим взглядом. Я стояла под дверью и смотрела в щелку, боясь к ней подойти, а потом убегала… Хотя не сказать, что папа был каким-то тираном. Просто они, видимо, разлюбили друг друга или вообще никогда не любили, может, разлюбил папа, а расстаться… Ведь правда, можно же было расстаться и не причинять друг другу столько боли.

– Они, наверное, думали о тебе.

– Возможно, но не слишком ли была высока цена? И я-то всё видела. Неужели они этого не замечали? Поэтому и сбегала каждый раз, чтобы не видеть всего этого.

– Люди слепы. Можно разглагольствовать об этом сколько угодно, но, попав в похожую ситуацию, ещё не факт, что ты поведешь себя по-другому. Поэтому не заморачивайся, – и Костя приподнялся со стула и направился на кухню, напоследок бросив. – Уже поздно. Тебе нужно отдыхать, – и вышел на улицу.

Я посидела ещё несколько минут и ушла в спальню, прикрыв дверь, но она тут же со скрипом приоткрылась. Я попыталась закрыть ее снова, надавив посильнее, но она открывалась вновь и вновь. Я лишь окинула беглым взглядом железную щеколду, и отошла к кровати, сбила подушку, закатила покрывало и, потушив свет, прилегла. В щель между стеной и дверью пробивался свет из гостиной и попадал мне на глаза. Я приподнялась и, обхватив руками колени, присела. «Нет, я всё сделала правильно, – твердила себе. – С трудом представляю, какая бы жизнь меня ждала со Стасом. В любом случае все закончилось бы разводом». Резко стало темно, и скрипнул диван. «Костя вернулся!..» – и я невольно опустилась на подушку. Лунный свет озарил мне лицо. «Да, что ж такое!» – возмутилась я и приподнялась, чтобы задернуть штору. Раздался кашель. Я мигом прилегла, натянув покрывало до самого подбородка, наверное, пытаясь скрыть волнение, которое закралось мне в сердце. Не имеет смысла отрицать, что я тщетно думала о том инциденте под елью, хотя отчаянно и пыталась гнать от себя эти мысли. Снова скрипнул диван, и раздались шаги. Я насторожилась и, приподнявшись, натянула покрывало чуть ли не до носа. Скрипнула половица возле входа в гостиную и открылась дверь, ведущая в сад. Я выдохнула и, перевернувшись на спину, сделала три глубоких вдоха и три медленных выдоха. «Все, а теперь спать!..» и отвернувшись к стене, прикрыла глаза. Но мне не спалось, дневной сон дал о себе знать. Как уснула, не помню, но утром меня разбудило бодрое кукареканье соседских петухов. Я потянулась от души и вышла из комнаты. Гостиная была залита яркими солнечными лучами, в которых порхали частички пыли. Кости в доме не было. Я прошла на кухню и, набрав в чайник воды, поставила его на газ. На часах семь тридцать. Когда чайник вскипел, я выглянула во двор. Костя сидел под навесом и курил.

– Доброе утро! – произнес он и затянулся.

– Доброе… – ответила я и, невольно скрестив руки на груди от обдавшего холода, спросила у Кости:

– Кофе будешь?

– Не откажусь…

Я вернулась в дом, приготовила кофе и снова вышла. Костя с кем-то говорил по телефону:

– Здесь!.. Сонь! На этот раз я кристально чист. Ты и сама прекрасно знаешь, что я ещё в пятницу должен был уехать. Но не уехал из-за глупой оплошности!

Я подала Косте кружку, а он протянул мне телефон. Я успела сказать Соне только «Привет!», как она обрушила на меня лавину негодования, что половину из того, что она говорила, я не в силах была разобрать.

– Сонь, правда, на этот раз он ни при чём. Я сама заварила эту кашу.

– Почему вчера не позвонила. Я бы приехала. Всю ночь за нее волновалась, трезвонила ей, а она даже не удосужилась перезвонить.

– Было поздно.

– Что-то вы оба темните.

– Сонь…

– Я сейчас приеду!

– Сонь, не надо, мне нужно домой.

– Я приеду. Дождитесь меня! – и положила трубку.

– Она сейчас приедет, – сказала я, протягивая Косте телефон. Он промолчал.

Пока ждали Соню, я прошлась до края навеса и окинула любопытным взглядом сад, точнее то, что от него осталось. Взор сразу пал на розарий. Розы пышно цвели и благоухали. Куст плетистой розы возле шпалы с бархатной ярко-красной окраской больше всего привлек мое внимание. Никогда не видела такой насыщенной расцветки. Мгновенно перед глазами возникла картинка, что неплохо было бы запечатлеть его в лучах восходящего солнца, прям как сейчас, и осмотрелась, чтобы убедиться в правильности своих выводов. Да! И капель росы добавить и будет самое то! Я достала телефон и сделала несколько снимков. Но им не удалось передать всей насыщенности и переливов света. «Ладно, задумка ясна. Попробую красками это исправить».