Я приподняла бровь.

– Вот как?

– Да!

Марина вдруг быстро оглянулась по сторонам и села на кровать, придвинувшись ко мне как можно ближе.

– Я ведь не сказала тебе самого главного, – жарко зашептала она. – Совсем в голове со страху все замутилось, а то бы тебе все сразу стало понятно… Ведь я знаешь кто?

– Конечно, не знаю, если не считать того, что ты – Марина!

– Правильно, Марина. Но какая Марина?

Лицо клиентки стало очень торжественным. Она ткнула себя в грудь оттопыренным большим пальцем и с гордостью произнесла:

– Все дело в том, что я – Марина Гонопольская!

– А-а-а, – протянула я теперь уже с большим интересом.

Вот сейчас действительно все стало намного понятнее.

Об убийстве видного банкира Максима Гонопольского в нашем городе говорили уже целых полгода. Удивительно было не то, что банкира убили (где в наше время не убивают банкиров? Это такое же непременное и необоримое явление, как дождь весной или похмелье после банкета), а то, что устранили Гонопольского довольно необычным способом.

Банкир погиб не от снайперской пули и не от удара ножом, не в подстроенной автомобильной аварии – он умер, накурившись отравленного табаку. Какой-то неизвестный подменил деревянный ящичек с кубинскими сигарами, всегда стоявший в нише рабочего стола в кабинете Гонопольского, на точно такой же, но с отравленной начинкой. Как после показала экспертиза, в одной табачной палочке такой сигары содержалось около 0,2 грамма никотина – доза, которой вполне достаточно для того, чтобы умертвить сразу четверых человек.

– Муза Платоновна, сделайте мне кофе, пожалуйста. И до обеда никого ко мне не пускайте – я буду занят, – сказал он секретарше за несколько минут до смерти.

Грузная, полногрудая, с неизменной «халой» на голове, секретарь быстро приготовила кофе, водрузила чашу на поднос и, тяжело ступая, направилась в кабинет шефа. Откинувшись на спинку кресла, как всегда, свежий, румяный и кудрявый (настоящий принц из сказки!) сорокалетний Максим Гонопольский обрезал кончик сигары специальными золочеными ножничками. Отливающий благородным отливом жемчужно-серый пиджак висел на спинке кресла. В предвкушении короткого отдыха банкир слегка ослабил узел галстука и сейчас был совсем не похож на главу серьезного финансового учреждения.

– Спасибо, – кивнул он секретарше, когда поднос с кофе был водружен на полированном столе. – Вы можете пойти пообедать, Муза Платоновна. И не слишком торопитесь – как я уже сказал, до четырнадцати часов мне никто не понадобится.

Секретарша поблагодарила и вышла из кабинета. Однако следовать совету шефа не спешила: решила сначала прибрать кое-какие скопившиеся у нее на столе бумаги.

И вот приблизительно минуты через полторы-две, скрепляя уже третью пачку документов и отправляя ее в скоросшиватель, Муза вдруг услышала доносящиеся из-за двери странные звуки. Сначала ей показалось, что шеф закашлялся, подавившись слишком крепким сигарным дымом, потом кашель перешел в затяжной хрип, и вдруг замершая на месте секретарь с ужасом услышала глухой стук упавшего тела.

– Максим Леонидович! – взвизгнула Муза Платоновна, врываясь в кабинет банкира.

И как оказалось, не зря: Максим Гонопольский с вытаращенными глазами и раскрытым в надсадном кашле ртом катался по ковру, царапая ногтями грудь, будто стараясь насильно впустить внутрь порцию свежего воздуха. Кудри его намокли от враз выступившего пота, лицо было бледно безнадежной, мертвенной бледностью.

Холодея от страха, Муза кинулась к телефону.

– «Скорая»! «Скорая»! Охрана, вызовите «Скорую»! – завизжала она.

Через несколько минут прибыла и охрана, и «Скорая», но все было уже кончено.

Еще молодой и красивый банкир Максим Леонидович Гонопольский, «топ-менеджер новой волны», надежда российского бизнеса, единственный сын престарелых родителей и муж молодой жены, умер в результате паралича дыхательного центра и дыхательных мышц, вызванных отравлением никотином.

Разговоры об этом убийстве в нашем городе продолжались до сих пор, а ведь прошло больше полугода. То, что это было именно убийство, стало ясно почти сразу: при обыске в кабинете погибшего следователи наткнулись на ящичек с сигарами. А экспертиза не только быстро сделала неутешительный вывод, о котором я уже рассказывала, но и установила, что ящичек подменили. Во-первых, на нем не было ничьих отпечатков пальцев, кроме самого Гонопольского, что было странным, ибо погибший имел привычку угощать сигарами партнеров и важных клиентов, и они сами не раз собственноручно открывали полированную крышку. Во-вторых, серия и номер партии сигар, обозначенные на дне ящичка, не совпадали с сигарами, что хранились в сейфе у Музы Платоновны.

– Я всегда закупала их у одних и тех же поставщиков, – шумно сморкаясь в платок, гнусавым голосом давала показания секретарь. – И запас всегда стоял у меня в сейфе, ведь не могла же я допустить, чтобы в самый неподходящий момент Максим Леонидович остался без своих любимых сигар! Он всегда отдыхал с сигарой и кофе – говорил, что ничто другое его так не расслабляет… А теперь… Теперь… Ы-ы-ы-ы-ыыыыыы…!!! – завыла она в полный голос, да так, что у следователей заложило уши.

Конечно, логично было бы предположить, что сама Муза Платоновна и совершила роковую подмену, потому что именно ей сделать это было проще всего. Но следствие быстро отказалось от этой версии. Как-никак никто другой, как секретарша, натолкнула милицию на мысль сверить серии и номер отравленной сигарной партии с неотравленными, да и потом, от гибели шефа его непрезентабельная, очень полная и старомодно одетая секретарша не выигрывала ровным счетом ничего. Более того – она так и не смогла найти себе новую работу и часто толкалась в коридорах банка, куда ее пускали по старой памяти, стараясь нарочно попасться на глаза кому-нибудь из начальников отделов в тайной надежде снова поступить на службу.

Но надо заметить, что и с исключением секретарши Музы Платоновны из круга подозреваемых этот круг не слишком сузился. Как и у всякого финансового воротилы, у банкира Гонопольского было много врагов, явных и скрытых. Подозревать можно было всех и вся, чем, собственно говоря, следствие и занималось до сих пор с переменным успехом.

Вот почему я взирала на стоявшую передо мною девушку с фиалковыми глазами с особенным интересом. Одно дело узнавать о потрясшем город преступлении из газет, и совсем другое – воочию видеть жену погибшего, которой, как утверждалось, достанется все его состояние.

– Я понимаю, ты можешь мне не верить, я и сама бы на твоем месте не поверила, – говорила тем временем Марина, забавно потряхивая кукольными кудряшками. – Но я в самом деле жена… то есть вдова Максима Гонопольского! И в скором времени вступаю в права наследства. Кое-кому это не нравится, потому что я всем им сразу заявила, что намерена сама вести дела. Они засомневались сначала, потом стали отговаривать, а этот, которой с лысиной и пузом, даже грозил… Но ничего у них не получится! Я хочу возглавить банк и возглавлю!

Последние слова Марина произнесла, топнув ножкой, словно молодая лошадка. «Однако девочка еще не наигралась в богатство и не вникла в положение дел», – подумала я. Скорее всего, насмотрелась западных фильмов про эмансипированных бизнес-леди и захотела им подражать. Ничего удивительного, что кто-то этим недоволен. Вряд ли такая кукла даже примерно представляет себе, что такое управлять банком!

– Детка, скажи-ка мне вот что: а зачем ты пришла на квартиру шофера, как, ты сказала, его зовут, Стас? Да? Так вот – зачем он тебе понадобился? Богатые вдовы не навещают скромное жилище водителей. И к тому же ты пришла к нему без охраны. Это тоже странно!

– Я всегда хожу без охраны, – дернула плечиком Марина. – Зачем мне охрана? В наследство я вступаю только на этой неделе, а до тех пор что с меня было взять? За полгода, что прошло со смерти Макса, я весь наш общий счет опустошила и в долги залезла, потому что дом, прислуга, машина – за все надо было платить, да и одни похороны мне тоже обошлись в круглую сумму! И охранник в этом положении был бы ненужной роскошью. А вот теперь – другое дело. На этой неделе я по закону вступаю в наследство, и охранник мне будет необходим. И им будешь ты!