Не успел паренек пройти несколько шагов, как за его спиной раздался громкий неприятный голос:
– Зачем ты в меня плюнул?!
Опешивший Пантелей остановился и поставил ведро на землю.
– Я спрашиваю, зачем ты в меня плюнул, паскудник?!
Вибрации неведомого голоса волной пробежали по спине паренька. Он развернулся и медленно зашагал обратно. Из чрева колодца доносились странные звуки и раскатистый издевательский смех. Пантелей приблизился к парапету, оперся на него обеими ладонями и наклонил туловище. Внизу, в черноте дна копошилось нечто.
Паренек оцепенел.
– Ты – маленький несносный гаденыш! – вылетело из дна. – Ты больше не сможешь нормально испить воды!
Пантелей плюнул в колодец во второй раз, побежал к ведру с водой, взял его и заторопился к дому.
Позади него, по мере удаления, затухали отголоски едкого смеха.
Добравшись до дома, Пантелей водрузил на стол в сенях ведро с колодезной водой, небрежно скинул галоши, разбросав их по углам, и чванно ввалился в комнату. Отец ушел чинить что-то в сарае, а мать возилась в огороде. Паренек развалился на диване возле печки, закинул пятку на поднятое колено, подложил руки под затылок и предался пустым мечтам, разглядывая облупленный дощатый потолок. Фантазируя, Пантелей задремал.
Стояла ясная погода. Солнце светило ярко, небо было чище обычного. Живность паслась на своих привычных местах, щипая траву. Пантелей шел к колодцу, чтобы отпить воды после долгой прогулки с друзьями по деревне и шастаний по чужим огородам с целью подворовать какие-нибудь фрукты или овощи. Он подошел к колодцу и, перед тем как опустить в него металлическую кружку на длинной веревке, специально привязанную для этой цели к опорным столбцам козырька, свис через край.
– Э-э-х-х! – по привычке крикнул дну Пантелей.
– Х-х-э-э! – вернулось обратно другим, явно не его голосом.
Пантелей замер, словно загипнотизированный.
Вдруг со дна на него двинулось нечто. Руками, похожими на мокрые искривленные ветки дерева, по внутренней стене колодца спиралью карабкалась какая-то тварь. У существа почти не было туловища: лишь едва различимый обрубок, походящий на отгрызенный снизу ком липкой глины… А голова при этом походила на большой округлый камень неправильной формы. Тварь ускорилась и, почти добравшись до верха, чуть не ухватила своей клешней рванувшегося в сторону дома Пантелея, который орал на бегу как сбрендивший…
Он в ужасе открыл глаза и увидел знакомый потолок.
– Дурацкий сон, – буркнул паренек, встал с дивана и прошел в сени выпить свежей водички, которую сам же набрал в колодце часом ранее.
Громко звеня, он снял крышку с ведра, схватился за алюминиевую кружку рядом и, едва погрузив ее в воду, увидел на дне то самое существо из колодца! Пантелей выронил кружку, попятился и споткнулся о свои же галоши, ударившись затылком о шкафчик с обувью. С верхней полки ему на голову упал томик сказок Пушкина, непонятно как там оказавшийся.
В предбанник зашли отец с матерью.
– Ты чего? – удивленно спросил Кузьма Фёдорович.
– Пантелейка, что это с тобой? – вопросила Авдотья Макаровна.
Одуревший паренек встал на трясущихся ногах. Почесывая макушку, он хныкнул, дрожащим пальцем показал на ведро и запинаясь промямлил:
– В ведре сидит какая-то тварь.
– Тварь? – Авдотья Макаровна переглянулась с супругом.
– Ужик какой-нибудь, наверное? – пожал плечами Кузьма Фёдорович и осторожно заглянул в ведро: вода в нем была настолько чистой и прозрачной, что стены и дно просматривались очень ясно. – На вот, сам посмотри.
Пантелей боязливо приблизился и с опаской заглянул в ведро через плечо: все было в порядке.
– Дуй лучше в огород, яблок нарви, – сказал отец.
Пантелей натянул галоши и побежал за фруктами.
Подойдя к огороду, он кинул взгляд на бочку с водой, стоящую под солнцем специально для нагрева воды, которой мать вечерами поливает грядки. Из бочки торчала ветка, напоминающая культю – она ему жутко не понравилась и паренек отвернул кислое лицо, но тут же краем глаза уловил, как эта ветка зашевелилась. Он отпрянул и встал как вкопанный, испуганно зыркая на бочку.
Ветка не двигалась.
Пантелей медленно направился к бочке. Подойдя вплотную, он склонился над ней и посмотрел в мутную воду щурясь. Вода внезапно забурлила, и ветка, будто чья-то живая рука, вцепилась в его запястье, поцарапав кожу. Паренек заорал на всю округу как резанный.
Когда мать с отцом прибежали на крик, Пантелей стоял у бочки с безумным видом.
– Да что случилось-то опять? – недовольно пробурчал Кузьма Фёдорович.
Сын молча кивнул на бочку.
Мать обняла его за плечи и повела домой, причитая насчет царапин.
– Я сама потом яблоки принесу, – сказала она, гладя сына по голове.
Отец осмотрел бочку со всех сторон, заглянул сверху, пошерудил палкой в воде, но ничего странного не обнаружил.
День прошел относительно спокойно, за тем лишь исключением, что Пантелей не прикасался к воде, хотя ему очень хотелось пить, так, что губы сильно пересохли, а в животе заболело от сухомятки.
Проснувшись утром, он немного поразмыслил и отправился к колодцу. По пути он не трогал гусей, даже когда те хотели его ущипнуть, не пинал коз в брюшину и не бил кулаком промеж рогов буренок.
Подойдя к колодцу, Пантелей перегнулся через парапет, выискивающим взглядом осмотрел дно и жалобно вымолвил, сложив у рта ладони рупором:
– Прости меня, пожалуйста! Я больше никогда не буду так делать! Обещаю! Слышишь, не-е-е-бу-у-ду-у!
– Буду… буду… буду… – вернулось эхо.
Дно оживилось, зажурчало, из чрева колодца вырвался уже знакомый Пантелею голос:
– Вода – это жизнь! Иди с миром и поступай по совести! Пей спокойно – больше ты меня не увидишь и не услышишь! – Голос затих и немного погодя добавил: – Если только опять в кого-нибудь не плюнешь!.. Ах-ха-ха-ха-ха!..
Невеста и мотоциклисты
В деревню Пыталово я бы в жизни не поперся, но умер мой сослуживец, с которым мы не одну вражескую атаку в окопах отбивали, пока нас их артиллерия в мясо утюжила. Пётр получил на войне тяжелые ранения: как впоследствии оказалось – «несовместимые с продолжительной жизнью». Всего исполосовало, изрешетило, даже лицо посекло, оставив от некогда симпатичного облика молодого парня, за которым бегали местные девки, хрен знает что. Никаким девкам он после этого стал не нужен. Только отцу с матерью.
Врачи дали максимум неделю, но Пётр каким-то чудесным образом выкарабкался и вернулся домой к родителям. Протянул целых полгода, но все-таки чертовы увечья добили его окончательно. Ездил по больницам, пил все необходимые лекарства, дышал свежим воздухом, благо с этим в деревне проблем нет: открыл окно – и ходить никуда не надо. А под конец доктора уже и сами к нему наведывались… В общем, одним не прекрасным для родителей утром их сын не проснулся.
Мне позвонил его отец. Мы не были знакомы лично, но Пётр ему про меня рассказывал и дал мой номер на всякий случай. Так и сказал родителям: «Пусть Батон на мои похороны обязательно приедет». Через пару дней я собрался и погнал на машине в Пыталово. Пока хлопоты с моргом, хождения по инстанциям и решение других формальностей, плюс сутки в пути, как раз к похоронам и успею, подумал я. Из нашего взвода бравых солдат в живых остались только мы двое, так что я – единственный из всей братии, кто мог и был обязан проводить боевого товарища в последний путь.
Вскоре показался нужный поворот. Съехав с гладкой федеральной трассы с хорошим покрытием, машина продолжила катить по раздолбанной дороге. Навигатор вел меня извилистыми путями по серой, унылой местности. В какой-то момент стало казаться, что я буду ехать вечно. За полчаса езды ни одной машины, ни живой души в поле зрения не попало.
