Я тебя не пугаю. Наоборот, даже как-то забавно, что ли… если можно так выразиться… Здесь без юмора никуда, иначе рехнешься. Были у нас тут «поехавшие» – печальная картина. Как бы то ни было, победа будет за нами. Обязательно будет, рано или поздно. Пусть никто в это не сомневается.

Ладно, брат. Еще раз передавай отцу мой привет и подумай, как правильно обустроить свою жизнь.

Витя.

Иван закрыл сарай с инструментами и зашагал через двор к дому. Июльская жара не отступала даже с приходом темноты. Сильно вспотев после долгой и безуспешной починки допотопного мотоцикла, он вытер платком мокрое лицо и ругнулся. Поднявшись на крыльцо, он снял алюминиевую кружку с длинного гвоздя, вбитого в деревянную опору шляпкой кверху, и окунул ее в ведро с колодезной водой, стоящее на валком дощатом полу. Выглушив все до капли жадными глотками, Иван открыл дверь дома, ступил за порог и протопал к дивану в углу комнаты. Он нашел в себе силы снять лишь ботинки, рухнул в постель (пружины под тяжестью его тела безнадежно простонали) и через минуту крепко заснул.

Сквозь сон донесся странный шум. Иван перевернулся с боку на бок непроизвольно, продолжая спать. Шум усилился – это был металлический стук, который теперь его разбудил. Иван открыл глаза и нахмурился. Прозвучало еще несколько стуков. Он неохотно поднялся с постели, подошел к окну и отодвинул штору: в сарае горел свет, причем с такой яркостью, на которую не способна одна единственная лампочка, свисающая там с потолка на хлипком проводе. Более того, свет имел зеленоватый оттенок и лучами пробивался сквозь зазоры деревянной стены, сколоченной из бревенчатых досок.

В недоумении Иван потер ладонями глаза и присмотрелся получше – это был не сон.

Ё-маё, – вымолвил он.

Лучи иногда исчезали, как будто внутри кто-то перемещался, время от времени их загораживая, и пробивались снова, подсвечивая закуток снаружи возле сарая.

Натянув ботинки, Иван вышел на крыльцо. Шевеление в сарае на минуту прекратилось, а потом возобновилось. Ступая медленно и осторожно, он направился к светящейся постройке. Подкравшись к боковой стене, Иван присел на корточки, примкнул одним глазом к щели между досками и от увиденного обомлел: на продолговатом столе, стоящем посреди сарая, лежало его бессознательное тело, а над ним кружили какие-то странные существа с большими головами, худыми туловищами и вытянутыми вдвое обычного, чем у людей, пальцами; в руках у них были какие-то инструменты, похожие на хирургические приборы, которыми они ковырялись в голове подопытного. Существа не произносили никаких слов, но Иван почему-то слышал в своей голове их телепатический между собой диалог на непонятном языке, похожем на несвязное голубиное воркование: они собирались заменить долю его мозга какой-то штукой… В ужасе Иван плюхнулся на пятую точку и нечаянно ударился ногой о стену сарая. Существа резко обернулись, их огромные, заполненные сплошной чернотой глаза уставились прямо на него через щель. Последнее, что Иван увидел перед тем, как потерять сознание, была яркая вспышка.

Запел петух. Часы пробили 5:00. Иван открыл глаза. Охватываемый сильной головной болью, он окинул мутным взглядом свою комнату, сел на кровати (пружины снова отчаянно простонали), крепко зажмурился и еще раз огляделся по сторонам, удостоверившись в реальности происходящего.

– Ну и сон, твою дивизию.

Он надел ботинки, вышел на крыльцо и хлебнул водички. Почесав затылок, Иван кинул недобрый взгляд на сарай, и пошел к нему, глубоко и недовольно вздыхая. Открыв скрипучую дверь и войдя внутрь, он не обнаружил в сарае ничего подозрительного: все инструменты лежали или висели на своих местах, а мотоцикл стоял целехонький у стены.

Спустя две недели. 

Железнодорожный вокзал, Ростов.

Иван поставил сумку на ленту досмотра багажа и шагнул сквозь рамки металлоискателя. Прибор заверещал, заискрился и взорвался.

Адель выкатила коляску на улицу. На дворе стояла прохладная осень, близился вечер, но еще не стемнело. Пожелтевшие листья, мокрые от прошедшего днем мелкого дождя, облепили тротуар перед жилой высоткой.

Навстречу шла соседка, живущая этажом ниже квартиры Адель, остановилась у дверей и поздоровалась.

– Ребенок у вас такой тихий, – открывая магнитным ключом дверь подъезда сказала она. – Я даже ни разу не слышала, чтобы он плакал.

Адель промолчала и натянуто улыбнулась.

– А… это мальчик или девочка? – поинтересовалась соседка, кинув удивленный взгляд сначала на коляску, потом на выпуклый живот мамы.

– Девочка, – ответила Адель, поколебавшись.

– И как зовут вашу чудную малышку? – не унималась соседка, привстав на носки и пытаясь разглядеть в коляске неподвижный комочек, укутанный одеялами по самый нос. Она смогла рассмотреть только часть лобика и закрытые неподвижные веки.

– Мария, – недовольным голосом бросила Адель. – Она очень любит спать, поэтому и тихая. Все время спит. Поест и спит.

– А-а… тот мальчик, с которым вы тоже гуляли?.. – соседка опять покосилась на ее живот, держа дверь подъезда приоткрытой. – Вы говорили, ему всего лишь годик… Наверное, вы с мужем счастливы, любите друг друга сильно, раз такое… ну это… дело… Кстати, я ни разу не видела вашего супруга…

– Извините, мне пора. – Адель толкнула коляску вперед и торопливо сошла с ней по пандусу, скрывшись на детской площадке через дорогу.

Соседка проводила ее хмурым взглядом и вошла в подъезд. Дверь медленно закрылась, замок щелкнул, заблокировался. Она поднялась на лифте к себе на шестой этаж и вошла в квартиру.

– Чего так долго-то? – буркнул из комнаты недовольный мужской голос.

– Да я это, на работе задержалась, – махнула рукой Елена Петровна, снимая ботинки.

– Мм… – промычал голос.

Итак, судья назначает пенальти!

– Опять футбол смотришь, Сеня?

– Да ну их, – раздраженно бросил Семён Иваныч и от злости выключил телевизор, швырнув пульт на кресло – тот отскочил, словно на батуте, и забился в угол. – Дебилы! Три мяча уже пропустили. Сейчас и четвертый в ворота прилетит, сто процентов. Даже смотреть не хочу.

После душа Елена Петровна переоделась и зашла на кухню, где Семён Иваныч сидел с газетой в руках под самопальную настоечку.

– Чего пишут? – спросила она.

– Да ерунду всякую, – пробурчал он, сложил газету пополам и опрокинул стопку.

– Слушай… – Елена Петровна пыталась подобрать слова. – Соседка наша, этажом выше которая…

– Че?

– Ты когда-нибудь видел ее мужа?

– Оно мне надо?

– Тебе ничего не надо.

– Зато тебе свой нос везде засунуть требуется, – с пол-оборота завелся Семён Иваныч.

– Ну, ладно тебе, ладно. – Она погладила его по седому затылку – и Семён Иваныч сразу же остыл. – Просто это… она год назад мальчика родила…

– И?

– Теперь у нее девочка…

– И?

– И пузо.

– И?

– Что ты все «и» да «и»?

– А тебе чего? Пусть плодятся – их проблемы. Слышала, как она кричала на весь дом от удовольствия? – Семён Иваныч ущипнул жену за бедро, та хихикнула и убрала его руку.

– Кричать-то кричала, да только он не кричал.

– Кто?

– Муж.

– Чей? – Семён Иваныч плеснул себе настойки и опрокинул еще одну стопку.

– Ну не мой же, Сеня!

– Откуда знаешь, что не твой? – он лукаво хохотнул.

Елена Петровна с обиженным видом толкнула мужа в плечо.

– Может, она притворялась вообще.

– А чего ты, собственно, до этой соседки докопалась?