– Хорошо. А магии у нас где-то где-то учат?

– В Белокаменске точно учат. В Буйске, знаю, школа есть, но она для мальчишек только, к тому же ты уже старая для школы. Вон наши целители на Север уехали, в университет. Там, говорят, самое лучшее образование. А берут туда всех, даже стариков и старушек, был бы дар хороший и деньги. С четырнадцати лет берут.

Я на миг задумалась, сколько лет Асуру. Нет, ну уж всяко больше пятнадцати! Он вполне взрослым выглядел. Не ребенок уж никак. А впрочем, теперь-то какая разница?

От дальнейшего разговора Малику спасла сестра. Она вернулась с совершенно сияющим видом:

– Смотри, Мила, какое я платье тебе нашла! Совсем новое! Мне его батюшка из Буйска привез когда-то, такие на Севере в моде! Коротковато немного, должно быть, но зато красивое! Я его давно носила очень, лет в двенадцать.

Ну что сказать. Миленько до зубовного скрежета. А еще в двенадцать у Дарины уже была грудь. Причем едва ли не больше моей. И любила она розовый цвет, кружева и рюшечки. Но ткань и вправду была замечательной, тонкой, легкой, почти невесомой. Но рюшечки!

– Дарин, я тебе очень благодарна, – начала я осторожно, но Малика грубо перебила:

– Ты в своем уме, сестрица? Куда ей розовое-то? Она ж не княжеская дочка. Попроще нужно что-то. В кружевах ей полы мыть и пиво носить ой как неловко будет. Да и платье детское. Нет, оно красивое… можно и перешить. В город в нем поехать или просто гулять выйти. Но сейчас нельзя никак.

Я кивнула.

– А давай я свое старое надену, – предложила. – Оно мне подходит. Права Малика, в нарядном мыть полы не дело совсем. А старое – чистое, ты ж мне его вчера только дала. Как ты видела, деньги у меня есть, что-нибудь придумаем, да?

– Да, – с облегчением согласилась Даринка. – Но волосы я тебе все же заплету, как положено. Раз ты в разуме теперь, веди себя прилично.

А пока я одевалась, она тоже принялась смотреться в зеркало, но не с таким восторгом, как Малика.

– Ой и щеки у меня, одно огорчение. И подбородка почему-то два. И глазки маленькие.

– Это зеркало искажает, стекло все кривое. Ты очень красивая. И… крепкая, здоровая, – утешила я ее. – И работница отличная, и детишек легко родишь.

– Думаешь?

– Уверена.

– А можно нам это зерцало сохранить?

– Нельзя. Это я только попробовала. Для нормального зеркала стекло получше должно быть. И краска еще нужна.

– Так мало что ли в доме стекол? Найдем и ровное, и краску добудем. Ну пожалуйста, Милочка! Сделай нам зерцало, ты же умеешь!

– Хорошо, – сдалась я без боя. – Попробую. Но не сегодня, мне еще цепку Маликину починить нужно.

– Какую-такую цепку?

Малика зашипела, а я достала из кармана рваную цепочку и собрала весь металл со стекла обратно.

– Это что, оборотнево серебро? – повысила голос Даринка. – Тебе же мать ясно сказала – не якшаться с охотниками! А ну дай поглядеть. Похоже на Даникову работу! Ты, стало быть, подарки от него принимаешь, да какие! Украшения! Уж я тебя…

Малика с ненавистью на меня поглядела, а я что, я откуда знала? Предупреждать надо.

– Я пойду, пожалуй.

– Иди-иди. Нам с сестрицей поговорить надобно. О чести девичьей и о послушании родителям.

Я и сбежала, конечно. Пусть без меня отношения выясняют.

Мне и в самом деле с цепочкой надо поколдовать. Интересно же, на что я способна!

– Дядько Тамир, у меня вот, – я положила перед Тамиром кошелек с золотом. Весь, ни монетки не утаила. Совесть не позволила.

– Что это? – тяжело и грозно спросил трактирщик. – Откуда?

– Студент… целитель… Асур оставил мне.

– Ну оставил и оставил, мне зачем?

– Ты меня в дом свой взял, кормил, оберегал…

– Плохо оберегал, раз тебе кошели такие дарят.

Я опустила глаза.

– Не понесла хоть? Или рано пока?

– Асур… позаботился, – выдавила я, проклиная себя за инициативу. Зачем сунулась, идиотка? Молчала бы, за умную бы сошла.

– И на том спасибо. А деньги забери свои. Ты не задаром у меня жила, а по хозяйству помогала. Как могла, так и помогала, без тебя тяжеленько бы пришлось. Забери, говорю, а то прокляну. Я тебя не за деньги в дом брал! Дело мое доброе по заветам богини не губи.

Я кивнула и забрала кошелек. Ладно, я его понимаю. Он вправе и оскорбиться.

– Стало быть, выросло дитятко. Не целитель помог, это я разумею, но и он зачем-то нужен тебе был. Ну и ладно.

– Он не за это кошель оставил, – мучительно выдавила из себя я, умирая от стыда. – А чтоб я учиться пошла.

– Стало быть, учиться и пойдешь. Или с нами остаться хочешь?

– А что ты посоветуешь, дядько?

Спрашивала я не просто так. Тамир – мужик умный, это я по его делам понимала. Постоялый двор у него небольшой, но довольно богатый и чистый. С делами он управляется успешно, даже стекла везде поставил – это в деревне-то! Да и карета почтовая тут останавливается, я своими глазами сегодня видела. Значит, договоренность какая-то есть. Лошади опять же в конюшне, это тоже не просто так. Зачем бы трактирщику лошади, кроме как для того, чтобы их менять?

Не важно даже, что он обо мне думает. Я ведь кошель принесла не просто так, а чтобы оценить, что он за человек такой, да и чтобы себя показать. Ну и вправду, он ведь сироту к себе взял, да еще дурочку. Много ли народу так поступит?

– Что совета решила спросить, это ты молодец, – кивнул, наконец, Тамир, а потом вдруг голову склонил: – Прости, дочка, я виноватый перед тобой. Ругал, иногда руку поднять мог. Видит богиня, не со зла. Ты ж немногое понимала. Ну так я и Даринку с Маличкой выдрать мог, когда они не слушались.

– Так не покалечил же, дядько.

– Не покалечил, а все одно, как собачонку гонял.

– Так я как собачонка и была. Понимала что разве? Сейчас ведь не тронул бы и пальцем?

– Не тронул бы. Прощаешь, стало быть?

Я пристально на него посмотрела. Врет или честен со мной? Лицо у Тамира красное, как помидор. Ему извинения нелегко дались. Я вспомнила то, что в зеркале видела: ни синяков, ни шрамов, ни застарелых травм. Положим, что-то Асур подлечил. Засосы и следы пальцев и зубов он точно убрал. А что там раньше было, я не знала.

Тамир ждал ответа, а я не могла ничего придумать.

– Скажи мне, ты меня хоть кормил? – наконец, выдавила из себя я.

– Та не в коня корм! Отец твой – северянин. И мать мелкая была. Голодом не морил, клянусь!

Я поверила. Даже если врет – на его совести будет. А попробует обидеть, так я его сожру с потрохами, я умею.

– Прощаю, дядько Тамир. Я жизнь сначала начала, и ты начни.

– Вот и славно. Значицца, ты совета просила. Ну так слушай. Нечего тебе тут делать. Красоты и силы в тебе немного, но в том не моя вина. Замуж тебя точно уж не возьмет никто из деревенских, а проезжий народ ненадежен, да ты и сама это поняла. Тебя ж дурочкой все помнят, кому охота от дурочки сыновей иметь? Да сможешь ли родить? Уважать тебя не будут, ты поди не помнишь, а последний раз мальчишки в деревне в тебя грязью кидали. Конечно, ты дитя еще была, но с тех пор вовсе с постоялого двора ни на шаг не уходила. Значит, все поняла, хоть и дурочка. Да и магия в тебе есть от матери. В Буйск тебя свезу или даже в Белокаменск. В Буйске еще люди есть, кто твоих родителей помнит. Магичка работу везде найдет. Но не сразу, зиму перезимуй у нас. Так проку больше будет. Книги тебе дам, а Ганна читать и писать научит, она умная. Одежду пошьем добрую. Согласная?

– А про родителей моих что расскажешь, дядько? – с надеждой спросила я. – Может, осталось что-то в Буйске от них?

– Да ничего особо не скажу, – спрятал глаза мужик. – Я и не знал их, так…

– Правда ли, что отец мать убил, а меня не добил? А самого его, поди, казнили?

– Это кто же тебе наболтать успел? Ганка, что ли? Уж я ее…

– Малика рассказала. И спасибо ей за это, лучше уж все сразу узнать, чем потом от чужих людей.

– Вот ращеколда! Кто просил… И откуда только узнала! Да, правда это. Отец твой зарубил жену не то топором, не то саблей. А тебя в голову ранил. Крови много было, думал, что ты померла.