Несмотря на шоковое состояние, в котором все пребывали после изгнания Снежка, животные ужаснулись. Кое-кто хотел протестовать, но не смог вовремя найти нужные слова. Даже Боксер был несколько обеспокоен. Прижав уши, он несколько раз тряхнул гривой и попытался собраться с мыслями, но так и не придумал, что сказать. Однако кое-кто среди свиней выразил свои мысли более или менее членораздельно. Четыре молодых поросенка из первого ряда громко завизжали в знак протеста, а затем, вскочив на ноги, разом заговорили. Но собаки, сидевшие возле Наполеона, неожиданно громко и угрожающе зарычали. Поросята стихли и уселись на свои места. Зато овцы тут же оглушительно грянули: «Четыре ноги — хорошо, две ноги — плохо!» — и блеяли не меньше четверти часа, после чего ни о каких дальнейших дискуссиях не могло быть и речи.

Позднее Крикуну было приказано обойти усадьбу и объяснить всем животным новый порядок.

— Товарищи! — взывал он.— Я не сомневаюсь, что каждый из вас сознает, на какие жертвы пошел Товарищ Наполеон, взвалив этот новый груз на свои плечи. Вы думаете, товарищи, что руководить так уж приятно? О нет, это колоссальная и тяжелая ответственность. Товарищ Наполеон более чем кто-либо верит, что все животные — равны. Он был бы счастлив доверить вам самим решать, как управлять усадьбой. Но вы ведь можете ошибаться порой, товарищи, и что случится тогда с нами со всеми? Допустим, вы решили бы пойти за Снежком, с его вздорными ветряными мельницами, за Снежком, который, как мы хорошо знаем теперь, был просто-напросто уголовным преступником.

— Но он храбро сражался в Битве при Коровнике, — возразил кто-то.

— Одной храбрости мало! — воскликнул Крикун. — Важнее верность и послушание. А что касается Битвы при Коровнике, товарищи, то, поверьте, придет время, и мы увидим — его роль в сражении сильно преувеличена. Дисциплина, товарищи, нужна железная дисциплина! Вот сегодня наш лозунг. Один неверный шаг — и враги нас одолеют. Неужели вы хотите, товарищи, возвращения Джонса?

И снова нечем было возразить на этот довод. Конечно же, животные не хотели возвращения Джонса, и раз воскресные дебаты в амбаре вели к этому, то их следовало прекратить. У Боксера было время хорошенько обдумать все, и он выразил общее мнение, сказав: «Раз так говорит Товарищ Наполеон, значит, это правильно». Более того, он безоговорочно принял этот принцип — «Наполеон всегда прав» в дополнение к своему девизу «Я буду работать еще упорней».

Погода переменилась, и началась весенняя пахота. Сарай, в котором Снежок занимался своей мельницей, закрыли, и все решили, что чертежи с пола стерли. Теперь каждое воскресенье в десять утра все сходились в большом амбаре, чтобы получить наряды на следующую неделю. Был выкопан из могилы в саду побелевший череп Старого Майора, который укрепили на колоде у подножия флагштока рядом с ружьем. Отныне после подъема флага животные должны были строем в немом благоговении проходить мимо черепа, прежде чем войти в амбар. Теперь они не сидели уже все вместе, как прежде. Наполеон, Крикун и еще один поросенок по имени Меньшой, который обладал редким даром сочинять стихи и песни, сидели на возвышении, около них полукругом девять псов, а сзади располагались остальные свиньи. Все прочие животные размещались на полу амбара лицом к ним. Наполеон отрывисто, по-военному, зачитывал наряды на следующую неделю, а потом, пропев один раз «Скотов Англии», животные расходились.

Через три недели после изгнания Снежка животные были поражены, услышав заявление Наполеона о том, что ветряная мельница все-таки будет строиться. Он не счел нужным объяснять, отчего вдруг изменил свою точку зрения, просто предупредил всех, что эта дополнительная работа будет очень тяжелой. Возможно, сказал он, придется даже сократить выдачу корма. Что до чертежей, то они до мельчайших деталей уже готовы. Особый комитет свиней разрабатывал их последние три недели. Сооружение ветряной мельницы, а также кое-какие другие работы по реконструкции потребуют, как предполагается, два года.

В тот вечер Крикун частным образом растолковывал всем, что, по правде говоря, Наполеон никогда не был против строительства мельницы. Наоборот, именно он и выдвинул эту идею первым, а чертежи, сделанные Снежком на полу инкубатора, на самом деле были выкрадены из бумаг Наполеона. Так что ветряная мельница — детище Наполеона. Почему же, спросил кто-то из животных, он так решительно выступал против ее строительства? Крикун многозначительно и лукаво улыбнулся. Это, сказал он, хитрость Товарища Наполеона. Он делал вид, что выступает против мельницы, это был лишь маневр, чтобы избавиться от Снежка, который оказался опасной личностью и дурно влиял на животных. Теперь Снежка нет, и план строительства мельницы можно реализовать без его вмешательства. Это так называемый тактический прием, сказал Крикун. «Тактика, товарищи, тактика!» — повторил он несколько раз, припрыгивая, весело похохатывая и быстро вертя хвостиком. Никто так и не понял значения этого слова, но Крикун говорил так убедительно, а три собаки, оказавшиеся рядом с ним, рычали так грозно, что все поверили ему на слово и больше не задавали вопросов.

Весь год животные работали как рабы. Но они были счастливы. Никто не жалел сил, никто не считал жертв, ведь каждый хорошо знал — его труд пойдет на благо им самим и их потомкам, а не своре праздных и вороватых людей.

Всю весну и лето они работали по шестьдесят часов в неделю, а в августе Наполеон объявил, что придется работать еще и по воскресеньям после обеда. Конечно, эта работа по воскресеньям будет совершенно добровольной, но норма выдачи корма не явившимся на нее животным будет сокращена вдвое. И все-таки пришлось отказаться от некоторых запланированных работ. Урожай оказался несколько ниже, чем в прошлом году, а два поля, которые в начале лета намечалось засеять корнеплодами, так и не засеяли, потому что не успели вспахать вовремя. Нетрудно было догадаться, что надвигающаяся зима станет не из легких.

Непредвиденные трудности возникли на строительстве ветряной мельницы. На территории фермы был неплохой карьер известняка, а в одном из дальних сараев обнаружили большие запасы песка и цемента. Таким образом, все необходимые материалы были. Но животные поначалу не могли додуматься, как дробить большие глыбы известняка на куски нужного размера. Задача казалась неразрешимой, потому что разломать их можно было лишь киркой и ломом, но этими инструментами ни одно животное пользоваться не могло, так как не умело стоять на задних ногах. Потребовались недели напрасных усилий, прежде чем кому-то пришла в голову счастливая мысль использовать силу тяжести. Огромные валуны, слишком большие для возведения мельницы, лежали на дне карьера. Животные обвязывали их веревками, а потом все вместе — коровы, лошади, овцы — все животные, способные взяться за веревку (в критические моменты помогали даже свиньи), все вместе мало-помалу тянули валуны наверх, а оттуда сбрасывали их, и они раскалывались на части. Транспортировка разломанных таким образом камней была сравнительно простым делом. Лошади возили их на телегах, овцы таскали по камушку, даже Мюриэль с Бенджамином впряглись в старую повозку и помогали как могли. К концу лета камней было заготовлено достаточно, и под надзором свиней сооружение здания мельницы началось.

Но на все это ушло очень много и времени, и сил. Порой приходилось затрачивать целый день, чтобы отчаянными усилиями вытащить из карьера одну-единственную глыбу, а когда ее сбрасывали вниз, она все равно не разбивалась. Вообще ничего не получилось бы без Боксера. Казалось, что у него столько же силы, сколько у всех остальных животных. Если глыба вдруг начинала соскальзывать вниз и животные кричали в отчаянии, потому что она тянула их за собой, Боксер, напрягая все силы, останавливал камень. Нельзя было не восхищаться тем, как дюйм за дюймом поднимался он по склону карьера, дыша часто и мощно, крепко цепляясь за землю копытами, а его огромные бока покрывались потом. Временами Травка уговаривала его не перенапрягаться, но Боксер не слушал ее. На любые трудности он готов был отвечать двумя девизами: «Я буду работать еще упорней» и «Наполеон всегда прав». Теперь он договорился с петухом, чтобы тот будил его по утрам не на полчаса — на три четверти часа раньше подъема. А в свободное от работы время, которого теперь было совсем немного, Боксер в одиночку отправлялся в карьер и нагружал в телегу битый камень, без посторонней помощи отвозил его к месту строительства мельницы.