– Дочь алхимика, – ответил Ронан спокойно, хотя кто-то более склонный к соблюдению формальностей уже надевал бы на тонкие запястья сеньоры дель Розель Петлю Гилберта – заклятие, запрещающее творить магию, один из инструментов ловцов. – И пожалуй, все-таки ведьма. Умная ведьма, которая не высовывается.

Она не кивнула, лишь прикрыла на миг свои невероятные глаза. Ртуть блеснула сквозь густые, по-картахенски черные ресницы. Глория соглашалась с тем, что он сказал: она действительно ведьма, и она умная ведьма, которая умеет сидеть тихо, как мышь под метлой – прямо под носом у кота. Точнее, у ловца. Так тихо, что ни у Ронана, ни у кого-либо другого не было ни единого повода получше присмотреться к Глории или задать ей несколько неудобных вопросов.

Сидела бы себе и сидела, так нет же. Значит, случилось то, что заставило ее выйти на свет, – опираясь на руку Эдварда, который, и Ронан это хорошо знал, не стал бы помогать чужачке, будь она опасна для Альберта, королевы или Логресса вообще.

– Так зачем госпожа ведьма решила явить себя перед таким, как я? – спросил Ронан прямо. И посмотрел не на Глорию – на Эдварда Милле, притихшего и довольного, как сытый кот.

Глория печально усмехнулась и пожала плечами.

– Я все расскажу. Но после того, как получу свою чашку шоколада, господин ловец. Мне, поверьте, нелегко далось это решение!

Горячий шоколад и правда был горяч, но у сеньоры Глории ни капельки пота на лбу не выступило. Она сделала несколько глотков из крошечной чашечки и поставила ее на блюдце, расписанное незабудками и золотыми листиками.

– Пожалуй, вам стоит начать этот рассказ, Эдвард, – сказала она мягко. – Или я начну со своей стороны?

Эдвард нахмурил брови и фыркнул. Он сидел, откинувшись на спинку стула, очень вольготно и совсем не так, как принято сидеть в присутствии дамы. Но рядом, конечно, не было тех, кто сделал бы ему замечание.

– Принцесса готовится стать матерью, – сообщил он холодно.

Ронан не смог сдержать радостного изумления.

– Я подозревал, но…

– Готовится стать не в том смысле, что они… уже, – поправил Эдвард сам себя. – Это деликатная история, Ронан, но слухи, которые приходилось давить, как жаб, до того как они выпрыгнут за пределы дворцовых кулуаров, правдивы. У принца-регента и его жены очень долго не получалось зачать.

– У иных пар уходит несколько лет. – Ронан задумчиво посмотрел на хрустальный графин, в котором плавали лед и кусочки лимонов.

Графин этот очень хотелось приложить ко лбу запотевшим боком.

– У иных пар нет в распоряжении всех достижений науки, которые существуют в этой стране в данный момент. – Эдвард покачал головой. – А Элизабета очень хочет ребенка. В этом, понимаешь ли, ее долг.

Он помрачнел. Это выглядело так, словно на солнце вдруг набежала небольшая, но плотная тучка и весь мир стал приглушенно-серым. Эдварду, привыкшему все тяготы судьбы воспринимать с легкой улыбкой на губах, что-то не нравилось – и это было странно.

– Ее Высочество страстно хочет стать матерью, и я понимаю ее как женщина, – осторожно продолжила Глория. – Если она окажется вдруг бесплодна, хотя ни у одного из врачей нет причин подозревать это, принц-регент имеет полное право расторгнуть брак. А Лиззи привязалась к нему совершенно искренне. – Сеньора помешала шоколад в чашке крошечной серебряной ложечкой. – Да и возвращение будет для нее почти позором. Так что да, принцесса Элизабета готова на все, чтобы зачать дитя от своего мужа.

– И тут на сцене появляется сеньора дель Розель, – подхватил Эдвард с недоброй усмешкой. – Ассистентка королевского врача, дочь алхимика и картахенской ведьмы.

– Хитанос.

Эдвард посмотрел на нее с неподдельным изумлением, а Глория опустила взгляд, как девушка, воспитанная в строгости и потому ко лжи неспособная, но вдруг обвиненная в мелочном вранье.

– Моя бабка была из хитанос, – сказала она негромко. – Мой дед, картахенский идальго, взял ее в жены, несмотря на протесты родни, а потом ему пожаловали титул. За особые заслуги перед королем Филиппом и королевой Изабеллой, так что бабке Люците состряпали легенду о происхождении, и матушка моя родилась уже полноправной аристократкой. Чистокровной, что твоя любимая охотничья сука. – Глория усмехнулась. – Но, как видите, кровь осталась горячей, так что моя матушка сбежала в Богемию за возлюбленным, бродячим алхимиком, которого чуть не сожгли за шарлатанство. А там родились я и мои братья.

– И дар у вас от матери, – понял Ронан. – Потому что ваш отец был всего лишь алхимиком – артефактором, а не заклинателем – и где-то просчитался, за что едва не поплатился жизнью. А она его спасла.

– Конечно. – Она тонко улыбнулась. – Поскреби картахенскую дворянку – найдешь хитанос. А хитанос все ведьмы. Потому их не любят и гонят прочь. Только вот я, господин Черный ловец, в силах договориться с нашей богиней, Бледной Донной, чтобы ваша принцесса наконец родила вашему регенту наследника.

– Это звучит как сделка.

Ронан почувствовал себя так, словно ему впервые в жизни предложили взятку. Черным ловцам взяток обычно не предлагали: за такое можно было и на костре сгореть. И не будь рядом Эдварда – человека, который всю жизнь положил на процветание Логресса, и лучшего друга, в чести которого Ронан никогда не осмелился бы сомневаться, – Глория дель Розель вышла бы из старой водонапорной башни с Холодной Цепью на запястьях и отправилась бы прямиком в подвалы Нортгейтской тюрьмы, самой страшной в Логрессе. В ее стенах держали тех, кто нанес стране или любому из ее жителей вред, использовав алхимию, заклятия или иное колдовство, в том числе призвав в мир созданий из других Пространств. Такое тоже было, правда, очень давно, и Ронан, читавший архивы, не хотел бы однажды столкнуться с Призывающим.

– Это сделка, – прямо подтвердил Эдвард. – Потому что, если принцесса не родит, уже не важно, мальчика или девочку, боюсь, у нас случится дипломатический скандал.

Ронан поджал губы и посмотрел на этих двоих уже иначе.

– Тогда какого демона мы обсуждаем столь важный вопрос не в твоем кабинете, а в проклятой кофейне со снующими туда-сюда официантами?

Эдвард и сеньора дель Розель переглянулись, словно спрашивали друг друга, как в начале беседы, кто из них скажет правду.

– В моем кабинете, – осторожно сказал Эдвард, – завелись уши. И пока их не вычислили, мне проще попросить сеньору дель Розель прогуляться с нами, держа в кармашке одну маленькую безделушку.

Глория протянула ладонь, на которой лежало нечто, похожее на компас или часы. За толстым прозрачным стеклышком двигались шестеренки, блестели грани кристаллов, изредка что-то помигивало, вспыхивали искры.

– Подарок отца, – пояснила Глория. – Нас не слышно, пока движется стрелка, пока не кончился завод. Без этой безделушки, мистер Милле, я бы не продержалась при дворе так долго, – добавила она и усмехнулась Эдварду.

– А с ней, сеньора, я имею полное право арестовать вас, – строго сказал Ронан.

– Не имеете, господин ловец. – Глория повернулась к нему и посмотрела прямо в глаза. Ртуть в ее радужках переливалась, как настоящая. – Использование волшебных вещиц, пока оно не приносит вреда чьей-то жизни, не ваша юрисдикция. Поверьте, прежде чем ехать в Логресс, я прочитала обо всем, с чем могу столкнуться. Я знаю, кто вы, Ронан Макаллан. И я готова работать с вами, потому что вы теперь знаете, кто я.

После того пикника все вокруг стало меняться так стремительно, что Флоренс чувствовала себя не на своем месте. Спокойное, почти ленивое течение ее жизни, загнанное в берега из условностей, обязанностей и запретов, превратилось в звонкий ручей, словно кто-то взорвал плотину. Флоренс несло вперед, как случайно подхваченную потоком веточку, швыряло из стороны в сторону, от берега к берегу, ударяло о каменные пороги, но смеяться от этого хотелось больше, чем плакать.