В ту же секунду первая ракета «Минитмен» из штата Невада достигла цели. Над Лос-Анджелесом вырос огромный ядерный гриб, пожирая пространство. Земля вокруг тарелки заходила ходуном. На мгновение потускнел свет в рубке. Но вспышка сверхновой уже дала о себе знать, и защита армаранского корабля мгновенно напиталась живительной энергией, отразив первый удар, за которым последовали остальные. После каждого удара ракеты Забубенный, нервно поглядывая на шевелящийся потолок, подливал в стакан живительной влаги и поил армарана, тем самым усиливая энергетический щит корабля. Васе на мгновение становилось лучше, он почти желтел. Однако новый удар ракет «Минитмен» возвращал ему прозрачное состояние. И вдруг водка закончилась.
– Я иссяк, – неожиданно заявил Григорий, в отчаянии напрягая «СИМу» и с надеждой глядя на пустую бутылку, – не могу больше. Нам хана.
Три последние ракеты «Минитмен» стремительно неслись к армаранскому кораблю с разных сторон. По расчетам системы дальнего обнаружения жить русско-армаранскому экипажу оставалось не больше пяти земных секунд.
– Мальчики… – вновь послышался дрожащий голос Маши.
Быстро взглянув на нее, до сих пор безучастно наблюдавший за всем со стороны Гризов вдруг очнулся, ощутив странное покалывание в районе пальцев рук. Словно кто-то послал ему пробуждающий сигнал.
– Вася, – приказал он полумертвому армарану, – запускай драндулёты!
Ага Агу, мерцавший между жизнью и смертью, кивнул, собрал последние силы и отправил телепатический сигнал управления в офис над площадью Восстания. И пока армада драндулётов специального назначения разлеталась по планете через распахнутую настежь дверь офиса номер пять, Антон Гризов вдруг почувствовал в себе источник энергии невероятной силы.
Теперь он сам стал защитным полем корабля, которое начало мгновенно расширяться, выбрасывая горящие обломки вражеских ракет в открытый космос. Это гигантское, непрошибаемое никакой черной энергией поле все росло и росло, и остановилось только тогда, когда достигло в размерах четырех друмбов. Земля казалась оттуда маленькой голубой точкой.
Глава двадцать вторая
Дверь закрыта до весны
Не ищи меня мать, ушел ночь обнимать…[2] Всю неделю друзья не вылезали из окрестностей озера, притаившегося в самом центре Карельского перешейка. Наслаждались рыбалкой. Жили в палатке. Иногда выбирались на острова, таинственно маячившие у противоположного берега огромного озера, которые Гризов часто любил осматривать в армейский бинокль. Во время плавания на один из таких островов друзья прокололи корягой на мелководье резиновую лодку. И теперь занимались ее починкой у разведенного на самом берегу костра.
Приклеив кусок голенища от сапога на место огромной дыры со рваными краями, Забубенный вдруг вспомнил забавное происшествие, что случилось с ними по дороге на озеро.
Ехать на рыбалку в этот раз решили по старинке, то есть на электричке, временно оставив заслуженный драндулёт на невидимой парковке возле дома. Как известно, электрички ходят туда, куда они хотят, а не туда, куда надо пассажирам. Та, на которой друзья собирались достичь окрестностей Выборга, неожиданно свернула на полпути и пошла в Сестрорецк, раскинувшийся на берегу Финского залива. Удивленный сменой маршрута Григорий стал смотреть по сторонам, словно хотел отыскать причину, но высмотрел слева по борту только нудистский пляж.
Когда взгляду рыбака предстало множество одетых, можно сказать, ни во что женщин, он чуть не передумал ехать на рыбалку и попытался даже сойти с поезда. К счастью для экспедиции, электричка шла транзитом мимо пляжа. И друзьям еще долго потом пришлось добираться до цели на перекладных.
И вот сейчас, латая пробитую лодку, Григорий вдруг вспомнил об этом снова.
– Слушай, – спросил он у Антона, который начал жарить на огне плотвичку, предварительно насадив ее на ветку, – а чего это они все голые загорают? Ветер ведь и песок там всякий. Негигиенично…
– Для лучшего единения с природой, – ответил Антон, который по долгу службы читал кое-что про нудистов и натуристов, но так и не увидел особой разницы в подходе. – Согласно их философии, надо забыть про одежду и стремиться обратно к природе. Нагишом к стволам и корням, как наши древние предки…
– Это которые ели только натуральную пищу и жили аж до тридцати лет? – уточнил Забубенный.
– Ну да.
– А там ведь и мужики загорали, – вспомнил Григорий с озадаченным видом, – у них что, при виде обнаженной природы напротив никаких первобытных рефлексов не возникает?
– Честно говоря, не знаю, – ответил Гризов. – Я лично у них интервью не брал. Но спокойствие это – неспроста. Наверное, когда единение с природой достигает апогея, наступает импотенция. И свободные от предрассудков люди уже не обращают внимания на противоположный пол.
– Правда? – удивился Григорий. – Я думал, наоборот.
Забубенный в глубокой задумчивости отодвинул лодку, взял из садка плотвичку покрупнее, насадил ее на ветку и тоже распростер над огнем.
– Я все же не пойму, – спросил механик, после долгого молчания, – а почему единиться с природой надо обязательно без штанов?
Антон ухмыльнулся, перевернув плотвичку другой стороной к огню.
– Ты – отсталый человек, Григорий. Это сейчас модно, понимаешь. Сейчас вообще все модно делать без штанов: загорать, купаться, кино снимать и Моцарта исполнять. Моцарт в штанах людей уже не интересует.
– А… – закивал головой Григорий. – Понятно. Ну, тогда я не нудист.
– Да куда уж тебе! И мне тоже. Мы с тобой сегодня аж в полной амуниции искупались, – пошутил Антон, кивнув в сторону сушившейся у огня одежды, – а теперь загораем.
Друзья рассмеялись. Вечерело. Звонкий смех разнесся далеко над озером.
На следующий день, собрав свои пожитки и большой мешок с рыбой, Антон и Григорий добрались до станции Каннельярви, а оттуда без происшествий до дома. Поскольку торопиться было особенно некуда, решили зайти в гости к Забубенному, посидеть немного на кухне.
– Вот Мораторий обрадуется, – сказал Григорий, поднимаясь по лестнице и размахивая мешком с рыбой.
Мораторий действительно был рад. Кот встретил друзей приветственным мяуканьем и запрыгал вокруг мешка, явно напрашиваясь на угощение.
– Сейчас, сейчас, – успокаивал его хозяин, – только сапоги стяну.
Сняв сапоги, Забубенный поволок заветный мешок на кухню. За это время Антон с Мораторием успели в прихожей обменяться информацией на телепатическом уровне.
«Ну, как дела на личном фронте?» – спросил Гризов.
«Да так… бегал за ней, бегал, а она нашла себе какого-то облезлого в соседнем бачке. Я ведь все для нее хотел бросить… дом, семью хозяина. Вот и верь после этого кошкам».
«Ничего, брат, – успокоил Антон кота, почесав за ухом, – будет и в твоем бачке праздник. Иди вон, рыбкой полакомись».
Мораторий, подняв хвост, убежал на кухню, где Забубенный уже выложил для него угощение в специальное блюдце. Гризов вошел следом и включил стоявший на кухне телевизор.
– Хочу взглянуть, что происходит в мире после массированного налета нашей армады, – пояснил он главному механику Земли.
В мире, как всегда, все падало и взрывалось. Ледники таяли, парниковый эффект наступал, озоновые дыры расширялись, на солнце появлялись новые пятна… и больше ничего.
– Не понял, – протянул Гризов разочарованно, – не действует, что ли?
– Не торопись, командир, – успокоил его Забубенный, – планета у нас вон какая огромная. Подействует. Дайте срок. Лучше давай пока по рюмке пропустим для согрева. По случаю удачной рыбалки, так сказать.
С этими словами Григорий выставил на кухонный стол поллитровку с живительной влагой домашнего изготовления.