Он уже начал всерьез обдумывать эту мысль, когда неожиданно для себя услышал родные мотивы – первые ноты оперы Бородина «Князь Игорь». Антон с радостным ожиданием посмотрел в голубой экран, но увидел там четырех здоровенных негров. Все чернокожие были одеты в белые кожаные куртки с заклепками и шерстяные шапочки. Они ехали куда-то на широченном «кадиллаке», у каждого в руке имелось по гладкоствольному ружью. Поскольку без ружья в Америке угнетенному классу на улицу не выйти. Судя по выражениям лиц, скоро должно было состояться ограбление банка, в котором хранилась зарплата местных пролетариев.

Увертюра к русской опере «Князь Игорь» в клипе получила оттенок народного негритянского произведения «Тук-Тук». Словно его композитор родился не на русских равнинах, а среди грязных улиц Северной Америки, огороженных сетками, утыканных баскетбольными кольцами, заваленных ржавыми машинами и уставленных пустыми железными бочками, в которых местные постоянно разводили костры.

Антон досмотрел это эпохальное произведение до конца. Как и следовало ожидать, никакого упоминания о русском авторстве нагло обрэперенной до неузнаваемости музыки не было и в помине.

Следующий клип, если судить по языку, – в нем использовалось целых шесть слов – можно было считать русским. Это была композиция трио «Па-Дэ-Дэ» под называнием «Бес попутал». Под трио Антон раньше понимал трех людей, которые хоть иногда поют все вместе. Но в этом трио пел только один, а остальные эротично молчали. Хотя клип подавался как русский, создалось впечатление, что и его автор тоже родился в негритянском квартале. В кадре мелькали все те же горящие бочки, сетки, решетки, черные шапочки, баскетбольные мячи, а также агрессивные подростки с ножиками и пестиками.

Неожиданно зазвонил телефон, заставив Антона вздрогнуть. Гризов нажал на прыгающую кнопку и сказал в пустоту:

– Кто там?

– Я там, – ответили. – Привет из солнечного Зеленогорска. Верт это. Как поживаешь, что делаешь?

– Да ничего поживаю. Наслаждаюсь жизнью и долгожданным спокойствием. А вы там как? Я уже собирался сам позвонить. Узнать, как оттянулись тогда на танцполе.

– Нормально. Тебя только потеряли. Думали, что утонул.

Антон переключил телек на другую программу. Там показывали цирковое представление: в закрытом бассейне плавали штук пять смышленых нерп и подкидывали носами шары дрессировщику.

– Журналисты сами по себе не тонут, – заявил Гризов. – Я в прибрежном лесу заблудился. Темно там у вас было.

– А ночевал-то где?

– На берегу. Точно и сам не знаю где.

– Ага, понятно.

Какой-то странный был у Мишки голос. Гризов журналистским нюхом почуял что-то неладное.

– И чего это тебе понятно, Мишка? Не договариваешь ты что-то, брат.

– А у тебя по дороге на пляж ничего не приключилось?

– Так, случайно забрел на какую-то поляну с «мерседесами». Ничего особенного.

– Ой ли?

– Ну, там, на капоте валялось еще что-то на героин похожее. Темно было, не разглядел, – ответил Антон и добавил не очень уверенным тоном: – Но мне-то что, я ведь про наркотики не пишу.

– Да тут по городу слух циркулирует, что какой-то мужик спугнул Колю Меченого, местного крестного папика, когда тот толкал клиенту пару килограммов героина. Клиент оказался нервный, хотел уже отказаться, раз засветился. Ну а Коле, представляешь, какой облом – столько баксов мимо пролетает. Как стрельба началась, мужик тот убежал. А вот клиента наутро нашли в заливе с пятью дырками в животе. Рядом и охранники его плавали. Так что, если случайно мужика того увидишь, передай, что не стоит ему пока в Зелек приезжать месяц-другой. Здоровей мужик будет. Путь успокоится всё.

– Да уж передам, Мишка, спасибо…

– Не за что, звони. Мы к тебе как-нибудь сами зaeдeм. Бывай!

– Ага… – вяло проговорил Гризов уже в пустоту, наполненную гудками.

«Ну вот, еще мафии не хватало до кучи. А это пострашнее инопланетян, если разобраться. Те волосатые и далеко, а эти бритоголовые и рядом, – расстроился Гризов. – Ладно, может, не запомнили. Ночью по пляжу Зеленогорска столько пьяных мужиков шарится. А там реально темно было».

Антон встряхнул головой, отгоняя черные мысли, и подошел к окну. Жил он на четвертом этаже кирпичного дома. Окна квартиры выходили во двор, где росло несколько огромных тополей. Своими кронами гигантские деревья закрывали половину неба, так что даже в солнечную погоду почти весь двор находился в тени. Зато, когда шел дождь, под ними можно было легко переждать непогоду. Для Питера очень удобно.

В дальнем конце двора виднелась детская площадка. Ее архитектурный ансамбль включал избушку на курьих ножках, песочницу, рахитично поскрипывающие качели и три скамейки. Все сказочные декорации давно были испещрены народной резьбой по дереву и складывались в понятную серию: «Вовка козел!», «I LAVE Васю», «Петька любит Наташку, дурак», «Я был тут». Казалось, нового в этой области творчества ожидать не приходилось. Однако недавно Антон с удивлением заметил на бревенчатой стене избушки удивительно современную надпись «Windows – фигня!». Обойдя вокруг избушки, он отыскал вторую «Iphone – отстой!». А затем обнаружился и вовсе взгляд в будущее: «Китайцы рулят». Вскоре, однако, кто-то из любителей отечественной техники написал рецензию на все предыдущие надписи: «Fuk все ваши импортные девайсы, потому что я PATRIOT».

Народная переписка продолжалась и приняла исключительно техногенный характер. Возвращаясь как-то с работы, Антон подошел ради интереса к избушке и насчитал больше десятка новых рецензий. Самым популярным среди русской молодежи, как ни странно, было уже не родное слово из трех букв, а английское Fuk. Почему о своих чувствах к родине – patriot – нужно было писать на чужом языке, Антон тоже не мог взять в толк. Сразу было видно, что всеобщее увлечение самым простым языком в мире даром не прошло.

Глядя из окна на летний пейзаж пустынного двора, Антон вдруг заметил рядом с англоязычной избушкой Григория Забубенного, своего соседа. Тот сиротливо озирался по сторонам, держа в левой руке бутылку водки, а в правой полиэтиленовый пакет с чем-то пухлым. Энергетический посыл соседа Антон уловил безошибочно, хотя и находился на четвертом этаже. Нет, пить он, конечно, не хотел, да тем более в воскресенье с утра. Но Григорий так тоскливо озирался по сторонам, что Антон решил прийти ему на помощь. В конце концов, можно было просто поддержать компанию и посидеть рядом, делать-то было в принципе нечего. Гризов открыл окно и крикнул вниз:

– Эй, мужик! Ты чего, позавтракать на природу вышел?

При виде дружественного лица Григорий потеплел душой. И, радостно взглянув на непочатую бутылку, ответил:

– Конечно, с утра еще ничего не ел. Выходи, гостем будешь.

– Спасибо, я сыт.

– Ну, хоть за компанию…

– Ладно, сейчас спущусь.

Антон надел джинсы и черную майку с красной размашистой надписью «Алиса», обулся в кроссовки, закрыл квартиру и спустился в пустынный двор. Григорий уже поджидал его на скамейке возле избушки, с любовью разложив содержимое пухлого пакета. Это оказалась аппетитная колбаска, селедка с заранее порезанным хлебом и солеными огурцами. Все было аккуратно разложено на картонных тарелках.

Алкоголики бывают двух видов: культурные и некультурные. Григорий относился к первым и культуру пития сохранять умел. Не вина французского, конечно, нет. На язык урожай тысяча пятьсот тридцать третьего года с виноградников Шампани определить не смог бы. Но вот паленая бутылка водки или нет, и на каком заводе страны ее разливали, – определял за полсекунды. Для всего гаражно-алкогольного братства микрорайона Забубенный был чем-то вроде ОТК или комиссии по контролю качества. За свое искусство получал либо стакан, либо даже деньгами, потому и закуска у него была всегда довольно богатая.

Антон присел рядом на скамейку и стал смотреть, как Григорий, профессионал своего дела, откупоривает поллитровую бутылку водки. Когда Григорий закончил с этим ответственным моментом и набулькал себе в граненый стакан первую дозу, то искоса посмотрел на Антона. Тот вежливо отказался, мол, утро выходного дня, завтра на работу. Его немного беспокоило, что сосед расположился прямо на детской площадке, но пока что вокруг было пустынно и детям они не мешали.