— А что, ты, бывало, и отцом чьим-то притворялся? — спросила Войс.

— Ага. Дойду до этого позже. В общем, мне так понравилось быть семьей Лиса, что я изменил своей привычке менять племя каждые несколько лет. Ну, его дочь тоже к этому располагала… И я начал постепенно учиться меняться внешне, чтобы «взрослеть» и «стареть», не вызывая подозрений странной вечной юностью. Так и жил. Был охотником и разведчиком, и мое имя было Барс-который-ходит-в-одиночку. Я подходил на эту роль лучше всех, а лепить горшки и делать оружие я, разумеется, не способен. Лис тоже был ходоком и разведчиком, и в целом мы с ним держали под наблюдением территории племени. Как-то раз появились чужаки. Ну то есть, они и раньше появлялись, и не всегда агрессивные. А тут приперлись с севера, довольно большое племя. Поначалу заняли местность, которая была как бы ничейной. Как раз где сейчас тот городок, где Стелла осталась. А «тогда» не жил там никто. Построили стойбище с частоколом — тут такие были не в ходу, просто потому, что соседей никто не опасался. Мы с Лисом наблюдали за ними. Видели, что они нас опасаются, это было нормально. Некоторое время чужие сидели у себя, меня это устраивало. Сидят и сидят, посидят и привыкнут, сами станут местными. Я был совсем не против, чтобы мои, так сказать, «стада» стали больше.

— А они сидеть не стали мирно, да?

— Угу. На пограничном участке Лис наткнулся на отряд их. Неизвестно, шли они воевать или охотиться, но случился конфликт и чужаки напали на Лиса. Там была потасовка, но Лис отбился, крепко при этом пострадав, и ушел в горы, где у нас была условлена встреча. Там и встретились. Я, конечно, пришел в бешенство. Лису сказал, чтобы он уходил предупредить племя, а я пойду проследить за врагами. План мой был простой: закидать их дротиками. Я бросал копья дальше всех, это само собой понятно. Расчет в том, чтобы нанести врагу потери и выиграть время. Но получилось иначе. Я, скажем прямо, так по сей день и не научился хорошо стрелять из лука. В этих местах луки были, но не то чтоб хорошие, чаще всего ими просто били птицу. Я недооценивал лук как оружие, за то и поплатился. Потому что чужаки оказались очень хорошими лучниками. Я свалил дротиками двоих, но меня утыкали стрелами, как подушечку для иголок. Я получил очень тяжелые раны, для человека смертельные, и ушел обратно наверх, в горы, в очень плачевном состоянии. А Лис, как оказалось, что-то подозревал и пошел не обратно в стойбище, а за мной. И наткнулся на меня, когда я пытался уйти от погони. В общем, Лис поволок меня наверх, надеясь, что чужаки с равнин наверх ходоки плохие. Но они все равно пошли за нами. Лис, и так раненый, не мог уйти от них со мной на плече, хоть и был он жестким, опасным бойцом. Осознав, что не уйдет, Лис спрятал меня в расщелине, а сам увел погоню наверх, все выше и выше. В конце концов, его почти догнали, Лис сумел вызвать обвал и часть врагов похоронил, но не всех. Последние его настигли, Лис принял бой и погиб. Потом выжившие враги ушли обратно, так как понесли большие потери. А я немного оклемался сутки спустя, прошел по следам и отыскал Лиса. Похоронил его там, где он погиб, и отправился в стойбище, готовиться к войне.

— А что было дальше?

— Война была. Врагов было еще много, и они показали себя хорошими воинами, лучше, чем привыкшие к спокойной жизни местные племена. Но я собрал своих соседей — сородичей, в смысле — и мы вчетвером устроили им адский карнавал, пока «наши» люди собирались в большой отряд. Ну, в три с половиной бойца, потому что я был еще плох. Охотились на них ночами, держа в ужасе и не выпуская из стойбища. В конце объединенное войско нескольких племен — человек суммарно под триста — атаковало чужаков. Стойбище сожгли, убили всех, кроме молодых женщин и девочек и самых маленьких детей — этих просто забрали себе. Несколько позже после тех событий пару раз приходили такие же чужаки — я нападал на них в одиночку, по ночам, не скрывая своей природы, нагоняя ужас. Мог всю ночь бегать вокруг лагеря, завывая, сутками охотился на тех, кто отходил от стойбища — в общем, прессовал как мог и заставлял уйти прочь. В моем племени меня стали называть несколько иначе — Барс-который-сражается-в-одиночку. После гибели Лиса я остался в племени и жил с его дочерью, «старея» вместе с ней, до самой ее смерти. Она была первой женщиной из менее чем десяти, ради которых я такое сделал.

Войс немного помолчала и заметила:

— Ты оказал Лису плохую услугу. Оставшись мужем его дочери, ты лишил ее возможности иметь детей, а Лиса — внуков.

Я ухмыльнулся:

— А вот и нет. Вопрос решился очень просто: тогда тут было нормально поменяться на денек женами. У Чайки было восемь детей, из которых выжили пятеро, и я вырастил их, как будто я их отец. Научился у Лиса, как это делается. В детстве умерло только трое — что очень немного для того времени.

И тут у Войс зазвонил телефон.

— Хренасе! Даже тут есть связь?!! — удивился я.

— Он спутниковый.

Она выслушала собеседника, отключилась и взглянула на меня.

— Это Зеродис. Кажется, твоя месть удалась: вокруг музея натуральное чэпэ. Эвакуировали окружающие здания.

— Ну еще бы. Бомба на десять кило тротила — не шутка.

Мы провели в этом приюте полдня, отсыпаясь после ночного похода, сильно за полдень доели тушенку, допили кофе и двинулись в обратный путь.

— Какие теперь у тебя планы? — спросила Войс.

Я пожал плечами:

— Все, как обычно. Что должно было быть сделано — сделано. Лет через пять-десять наведаюсь, проверить, не нашли ли Лиса снова, но это вряд ли.

— Ну, наконец-то мы можем заняться лыжами и развлечениями, — улыбнулась Войс.

Мы отыскали Стеллу в ближайшем отеле, где она остановилась переночевать, пока мы ходили хоронить Лиса.

— Ну что, обратно на ту базу, где мы были? — с надеждой спросила она.

— Ты надеешься, что тот летчик еще там и не нашел себе другую подружку?

— Ну, типа того.

Я кивнул.

— Ну, вы можете отправляться туда, я вас там потом найду. Но вначале отвезите меня в Больцано.

— Зачем? — подозрительно нахмурилась Стелла.

— Наслаждаться местью.

И тут у Войс снова зазвонил телефон.

Она выслушала Зеродиса и повернулась ко мне:

— Слушай, Владди, а что ты там отколол? Музей до сих пор оцеплен, оттуда спешно выносят самые ценные экспонаты.

— И будет еще долго оцеплен. Ты выставила таймеры на триста часов?

— Ну да…

— Вот то-то и оно.

— Только не говори, что ты спрятал бомбу так, что ее не могут найти!!!

Я ухмыльнулся самой искренней улыбкой на свете, ибо недаром говорится, что самый искренний смех — злорадный.

— Нет, что ты. Бомбы нашли… в этом и был мой коварный план.

— Что ты натворил?

— Хе-хе… Как говорится, бомбой и фломастером ты можешь добиться большего, чем только лишь одной бомбой.

— Владди, что ты натворил?!!

— Да ничего особенного, просто провернул шутку, которую услышал от одного покойного русского комика… Пронумеровал бомбы. Написал на них твоим фломастером номера… «Один», «два» и «четыре». Так что ближайшие десять дней, пока не истечет время на таймерах, в музее будут искать бомбу «номер три» и поспешно выносить все ценное, ежесекундно ожидая, что бомба сработает раньше, чем таймеры других бомб. А я буду сидеть рядом на площади, лицезреть весь этот бардак, потягивать сок и злорадно посмеиваться, наслаждаясь моей местью.