Буквально через полчаса застолья вино в графине закончилось. Дети ушли в спальню, а Зинаида Михайловна и Татьяна мирно беседовали о житейских делах.

– Давай, мам, ещё винца в графин подолью. Банка в холодильнике стоит. Холодненькое, – причмокнув, предложила Татьяна.

– Да нет, Танюш, хватит. Ты и так уже слегка окосела после двух бокалов. Порозовела вся. Щёки, как у рака, красные, – пошутила Зинаида Михайловна.

– Ну, ма-а-ам. Я же уже взрослая, да и, в конце концов, ты у меня в гостях и не имеешь права запрещать.

– Я тебе так скажу, дочка. Дело хозяйское, пей, если хочешь, но у тебя дети уже всё понимают. Не стыдно будет, если мать пьяную увидят? – поинтересовалась Зинаида Михайловна.

– А я и не собираюсь напиваться. Ещё один бокальчик и всё. А ты не пей, если не хочешь, – ответила Татьяна, встала из-за стола и подошла к холодильнику, достала из него банку с вином и налила себе полный бокал.

– Может, всё-таки будешь? – спросила она у матери.

– Нет, спасибо, – отрицательнопокачала головой Зинаида Михайловна и добавила: – Я-то знаю, какая это коварная штука, вино.

– И чем же оно так коварно? – поинтересовалась Татьяна, усевшись за стол и пригубив бокал ароматного вина.

– Да всё очень просто, – улыбаясь посмотрела на дочку Зинаида Михайловна. – Вино коварно тем, что пьётся легко, а действует с опозданием, но сильно. Татьяна, вот когда человек водку пьёт, она ему тут же привет говорит, и он пьянеет быстро, да и на вкус водка – она и есть водка. А винцо, тем более хорошее, домашнее, пьётся легко, и закусывать не надо. Хотя есть одно но: стоит человеку зайти за угол, как вино говорит: «Привет, дорогой, на тебе по ногам!» Колени тяжелеют, как гири становятся. Сколько раз я твоего отца, моего Федечку, после гулянок, считай, на себе домой тащила. И ведь знал же, и я ругалась, но нет, тяжело от винца отказаться, рекой льётся. А как домой соберёмся, полдороги пройдёт, а потом ухватится за забор и стоит как вкопанный: «Зиночка, помоги». Ну а что поделаешь, такая уж наша бабская доля: не бросать же суженого – грузишь на себя, как мешок картошки, и до дому волоком, – уже рассмеялась Зинаида Михайловна.

– А я помню, мама, как помогала тебе папку в кровать укладывать. Сапоги с него стягивала. А он добрый такой, смотрит на меня, чуть не плачет и всё прощенья просит за то, что так напился, – со слезами на глазах вспоминала Татьяна.

– Что и требовалось доказать, доченька. Вот тебе вино привет и сказало, уже и слёзы появились, скоро разрыдаешься, – пошутила Зинаида Михайловна.

– Да ну тебя, мамуля. Сама про отца начала говорить, и меня потянуло на воспоминания. Хороший он был у нас. Мне так его не хва-та-ет, – разревелась Татьяна, уткнувшись в плечо матери.

– Ну всё, тише, тише. Успокойся. Это я, дура старая, тебя растревожила. Не надо плакать. Папа твой сейчас та-а-ам, высоко-о-о, смотрит на нас и ругается, говорит, наверное: «Вот бабы дуры, нюни распустили, расстраивают меня», – успокаивала дочку Зинаида Михайловна, прижав к себе и нежно поглаживая по голове, как в детстве. – Ну всё, успокоилась? Ты мне вот что скажи, дорогая: а ты помнишь, как меня утром на такси встречала?

– Мамуль, ну конечно, помню, – удивилась вопросу матери Татьяна.

– Так вот, я припоминаю, что ты таксиста Славиком называла, а он рассказывал, что у него жена в больнице лежит. Вообще мне показалось, что вы с ним хорошие знакомые. Не так ли? – поинтересовалась Зинаида Михайловна.

– Ну и что с того? Да, мы хорошие знакомые. Точнее, он мой одноклассник. Так сложилось, что у нас и дети в одном классе учатся. Да и потом, мы как-то и семьями пару раз друг к другу в гости ходили. Жена, правда, у него, Людмила, ну уж слишком спокойная, и поговорить особо не о чем. А Славка с моим Сергеем нашли общий язык. Да и вообще, Славик уже не в первый раз даёт Сергею что-то подзаработать, иногда даже в ущерб себе. Вот так. Спасибо Славику за его доброту, – с воодушевлением закончила своё повествование Татьяна.

– Понятно. Славик, Славка. Ой, дочка, что-то ты недоговариваешь? – вопросительно посмотрела Зинаида Михайловна на Татьяну.

– Что за подозрения? – запнувшись, возмутилась Татьяна.

– Да чует моё материнское сердце, что ты воду мутишь, дочка. Ой, не к добру это. Ой, не к добру…

Татьяна с недовольным видом поднялась из-за стола, её слегка покачнуло, и она, опершись руками на спинку стула, уставилась посоловевшими глазами на Зинаиду Михайловну:

– Знаешь что, мамулечка! Не лезь! Не надо копаться в моей личной жизни. Сама разберусь, не маленькая. Может, я не хочу так, как ты, отца на себе таскать, а хочу, чтобы мой муженёк меня на руках носил и зарабатывал хорошо. Перед людьми стыдно. Живём как нищеброды. А ты как приедешь, всё Серёженька да Серёженька, прям не зятёк, а клад какой-то. Да неудачник твой Серёженька. Не-у-дач-ник! Понятно?! И мы из-за его никчёмности страдаем. Надоело уже во как, – Татьяна провела ребром ладони по шее. – На-до-е-ло. Пожить хочется по-человечески. Задолбала эта нужда. Вещей не могу себе хороших купить. Муженёк-то не способен семью содержать как надо. Видите ли, его инженерный диплом никому не нужен. Так иди на стройку паши, мужик ты или нет? Устала я от такой жизни. Не могу больше так. Не могу, – разрыдалась Татьяна и убежала в ванную.

– Да-а-а… Ой, беда-а, беда-а… Чуяло моё сердце… Что же с тобой происходит, дочка? А как же детки? – проговорила мысли вслух Зинаида Михайловна.

Она уставилась в одну точку, а глаза непроизвольно наполнялись слезами…

Сергей двигался по улице Мира, пересёк широкую улицу Суворова, и после небольшого подъёма его взору открылась Привокзальная площадь. Он припарковался за последним автомобилем такси. Очередь двигалась очень медленно: за два часа он лишь наполовину приблизился к месту посадки пассажиров.

«Какое всё-таки необычное здание железнодорожного вокзала», – подумал Сергей. От нечего делать он нашёл в Интернете информацию о возведении здания и с интересом принялся изучать исторические детали и фотоиллюстрации. «О сооружении здания вокзала впервые задумались ещё в XIX веке после строительства Владикавказской железной дороги. И вот в 1888 году здание было сдано в эксплуатацию. Облик первичного строения сегодня можно увидеть только на фотографиях, так как в годы Великой Отечественной войны вокзал был полностью разрушен, поэтому его возведение началось после освобождения от немецко-фашистских захватчиков, уже в послевоенное время. Железнодорожный вокзал был построен за два года – с 1947 по 1949 год, его возведением занимался известный в России архитектор Алексей Душкин. А спустя три года на Привокзальной площади появилось здание автовокзала, а также Управления отделения Северо-Кавказской железной дороги… – читал Сергей. – Торжественное открытие состоялось 21 мая 1952 года…»

В силу своей любознательности он так увлёкся чтением, что забывал следить за продвижением очереди, о чём ему резким сигналом незамедлительно напоминала стоявшая позади машина, и Сергей немного проезжал вперёд. Один раз ему даже постучали в лобовое стекло, и послышался голос недовольного кавказца:

– Э-эй! Ты что, спишь, что ли?

Сергей решил не изучать расписание прибытия поездов, так как работа эта у него непостоянная, и, соответственно, нет смысла, здесь, как говорится, повезёт, так повезёт. Ближе к полуночи почувствовался сильный голод. В желудке прямо-таки засосало, что предвещало головную боль и усталость. А вдруг хороший клиент попадётся и надо будет ехать? Сергей вспомнил, что за весь день практически ничего и не ел, так, утренняя яичница с сосиской и две булочки с молоком в обеденный перерыв на овощебазе. Он достал из пакета бутерброды и тёщины пирожки, открыл термос и налил горячий чай, наслаждаясь приятным ароматом.

– Спасибо, жёнушка, спасибо, Танюша! И тёще тоже спасибо! Всем спасибо, что позаботились, – проговорил мысли вслух Сергей, готовясь к полуночной трапезе.