Испытывал целую гамму чувств. Сначала не поверил, потом мне стало страшно, потом захотел убить кого нибудь, а потом как обычно сбежать. Все эта гамма отражалась на моем лице и подруга считывала ее, но не знала как интерпретировать и расшифровать ее. И это конечно пугало ее до икоты.

Так вот оно в чем дело…

Меня считают муром! Если и был в этом гребанном и проклятом мире кто то, кого ненавидели, боялись и презирали больше чем тварей, то это конечно – МУР.

Изгои и предатели людского рода. Готовые распотрошить человека, убить за грамм золота, подставить… Только по подозрению в том, что ты являешься муром, проламывали череп киркой или выпускали в тебя всю обойму.

Иногда в наш стаб, что в тот, что в этот, забредали редкие бродяги, искатели приключений. В своих одиночных вылазках в город, я тоже их видел, издали. Они всегда передвигались осторожно, малыми группами, иногда в одиночку. Я, понятное дело, знакомится с ними не спешил, кто их знает кто это и что у них на уме? Они, если и видели меня, тоже в объятия не кидались. Соблюдали осторожность. У всех свои дела.

Если они забредали к нам, Карел, всегда размещал их рядом с собой, беседовал с ними о чем то. В народ они никогда не допускались. Мне их даже разглядеть ни разу толком не удалось.

А так всегда хотелось с ними потрепаться. Узнать, что, где, как? Может они знают больше чем я, да наверняка больше.

Именно от них, как я понял, была получена информация о мурах. Которые собирают золото, спораны и потрошат честной народ. Причем потрошат в буквальном смысле этого слова. Продают потроха и золото, каким то неведомым внешникам, в существование которых почти никто не верил, которые умели выходить из стикса в «нормальный» мир. Те делали из кишков бедолаг сыворотку и продавали ее за бешенные деньги, горох и доселе невиданный никем из нас жемчуг.

А золото, оно везде золото.

Во внешников я верил слабо, до недавних пор… А вот в существование муров верили все, сразу, безоговорочно. В любой самый кошмарный и неправдоподобный слух о них. Так уж устроен человек, любит страшные истории и верит в них. Наверное это из детства идет, от историй про череную-черную комнату с черным-черным гробом, а может еще раньше. Ведь в плохое верится сразу, а вот в хорошее…

Вот зачем Карел меня подселил рядышком с собой! Вот зачем он собирает склад оружия! Вот почему Бугор от меня нос воротит и моя тяга к бесполезным здесь золотым украшениям, становится для всех понятна.

Ну конечно, золото!

А что еще можно подумать?! Ведь куда то я его скидываю. А кому оно еще нужно?

Ох и Карел. Ох и жук.

Это что ж, он думает, что я МУР, и решил через меня контакт с ними наладить? Население стаба на фарш пустит, если те потребуют? Ценятся ведь потроха иммунных. Старожилам живот вспороть готов?

А я, пенек, уши то развесил… Ведь чувствовал, что вокруг меня воздух сгущается, и смотрят на меня косо.

Карина – Мальвина, хватая одежду, пулей вылетела из комнаты на улицу.

Какой же я дурак.

****

ДОМОЙ.

Как в фильме «Звонок», про раскосую девочку с видеокассеты, знатную убивальщицу, вид колодца вызывал страх и омерзение. Чем ближе к нему, тем деревянее становятся ноги. Разом обрушивается все, как буд-то попадаешь под липкий, вонючий, неприятный душ, который окатывает как волна и вымывает из глубин души всю мерзость и гадость, все неприятные воспоминания о которых стараешься позабыть поскорее. Засунуть все эти воспоминания в самые потаенные уголки души, о которых тоже стараешься позабыть скорее. Но раз за разом, то в пьяном угаре, то в кошмарном, липком сне, все эти казалось бы забытые видения выходят наружу и заставляют тебя зажмуриваться и трясти головой уверяя самого себя, что все это было давно, неправда и не с тобой.

Сделал шаг ближе к колодцу, и я снова еду в электричке.

Сделал еще шаг, и я вижу как невиновного и не знакомого человека рвет зубами неведомая и ужасная тварь, а я стою в обгаженных штанах и ору истошно наблюдая эту картину, и ничего поделать не могу, потому что я беспомощный инвалид.

Еще шаг, и я иду хромая в компании каких то мужиков, непонятно куда.

Еще шаг, и я душу Знахаря в его мерзкой и липкой от грязи комнате.

Еще шаг, и перед моим взором, появляется Ласта, со своим вечно глупым и наивным видом…

Так, все, я дошел до края колодца. Вчера прошел дождь, и на дне чавкающая жижа. Я скинул вниз рюкзак, который тяжело плюхнулся в грязь. Затем спрыгнул солдатиком сам. Уселся на рюкзак набитый золотыми ювелирными украшениями. Теперь только ждать перезагрузки.

Придя в сознание, я ползал на четвереньках по грязи, безнадежно пытаясь встать на ноги.

Помню, что в первый раз, я порядком струхнул, подумал, что болезнь вернулась и я снова и опять беспомощный инвалид. Но как то все обошлось… Стоя раком, сблевал как последний алкаш, и не удержавшись на четырех мослах, плюхнулся в собственную блевотину.

Чувствуя себя свиньей, перевернулся на спину и попытался отдышаться. Сейчас все пройдет, так всегда бывает после перезагрузки. Примерно минут через десять, нащупал трясущейся рукой баклажку из под лимонада, полную живчика и осторожно начал хлебать вонючую жижу.

Три глотка, не больше. Блин, как же болит голова!

Вытолкав рюкзак, вылез наружу сам. Отдышался. Все. Теперь в путь. Сначала, примерно три километра вдоль железнодорожных путей, Потом свернуть влево, на старое, заброшенное кладбище.

По пути, меня обогнало несколько пассажирских поездов из окон которых смотрели унылые и равнодушные морды пассажиров. На мне особо никто взгляд не останавливал.

Кого заинтересует дачник в триконах с оттянутыми коленками? Не зря я все время посещаю своего лепшего друга Шкафа, и роюсь в тряпье казармы. Дачный прикид, самое то… Шкаф, думает, что я посещаю его с ревизией, чё там - как, по просьбе Карела. А вот, что думает Карел, куда я сматываюсь? Лучше даже не знать, но я начал догадываться.

Думал было запрятать для себя сотовый телефон для вызова такси, но где же сейчас отыщешь такой фильдиперсовый, кнопочный, который зарядку месяцами держит?

Ну да ладно, я люблю ходить пешком.

После кладбища, начинается дачный поселок, тут я вообще свой в доску в своем наряде любителя покопаться в грядке и под капотом старых жигулей.

После дачного поселка, надо посильнее надвинуть кепченку на глаза и прошмыгнуть к себе домой, прижимаясь к краю тротуара от случайных прохожих.

Истерика и глубокий обморок матери, уже давно позади. Меня ж похоронили. Я прямо по садистски вскрыл себе тем самым складным ножом сонную артерию на шее. Ладно, что как самурай, живот себе не вспорол. Появление мертвого сына, через пол года после похорон, кого угодно лишит чувств.

Кто ни будь бухал на собственной могилке? Чёкался со своим памятником? Я да.

Мою однокомнатную холостяцкую конуру продали. В свое первое появление, я даже расстроился. Но я бы там все равно и не появился. Мне еще обморока от соседей не хватало.

Сначала душ, ванна, бритье-мытье, домашняя нормальная еда, много еды. Очень много еды. Затем, вранье о приключениях. Тут я просто дока! Не привыкать - чай. Приготовление живчика из споранов, для себя и для матери. Эта зараза, гадкая на вкус и мерзкая на вид, как сопли, оказывала воздействие менее результативное чем в стиксе, от чего главным образом страдал я. Видимо, там какая то дрянь еще и в воздухе есть. Постоянные головные боли и неутолимая жажда меня просто доканывали. А на старушку мать, влияние было благотворно. Впрочем, старушкой она уже не была.

Потом разбор награбленного. Что-то на продажу, что-то про запас. Половину дочери. Бывшей – хрен!

Я как смог, помягче, объяснил, что я не вечен. Возрождение, в наше время, штука вообще очень редкая. И когда я появлюсь в следующий раз, и появлюсь ли вообще, неизвестно.