– Я не так часто в последнее время бываю дома, поэтому моих, наверное, уже нет.

– Продали?

– Надеюсь.

– Тебе что-то с этого перепадает?

– Деньги ты имеешь в виду? – Я согласно кивнула. – Я на это не претендую. Мне важнее, чтобы они были у родных.

Шандор доел свой борщ и вернулся к блинам. Чай закончился, и я спросила у Шандора, нужно ли нам еще. Он бросил взгляд на мое пирожное и ответил утвердительно. Мы пригласили официанта и попросили принести нам еще чай. Когда официант ушел, я спросила:

– Почему ты не пошел учиться на ветеринара? Наверняка это востребованная профессия в бизнесе твоего отца.

– Получение мною высшего образования никогда не рассматривалось в семейном кругу, – начал Шандор. – Продолжение учебы после школы – мое личное решение. Чтобы ты лучше понимала, о чем речь – не все цыгане имеют хоть какое-то образование. Я уже озвучивал, что мои родители окончили только пять классов, в нашем селе и по сей день многие цыганские дети ходят в школу только до окончания начальной школы. Я своего рода исключение. Я окончил десять классов и не хотел останавливаться на достигнутом. Поэтому поступил в университет.

– Почему на исторический факультет?

– У меня есть друг в селе, Глеб, он русский. Однажды я увидел у него дома целую библиотеку книг по истории, они были такие яркие – с золотыми буквами на переплете, с позолоченными торцами. Мне захотелось их прочитать. Не столько из-за интереса к истории, сколько из-за оформления. У нас дома никогда не было книг, даже самых обычных, не говоря уже о таких ярких и дорогих. Эта коллекция из двенадцати томов досталась им по наследству от какого-то интеллигентного родственника из Ленинграда. Они сами не читали их, книги пылились на полках, пока их не обнаружил я. Родители моего друга сомневались, давать ли мне, цыганскому голодранцу, столь ценные экземпляры, но Глеб смог их убедить, что я не причиню книгам вреда. Дал под свою ответственность. И я очень благодарен ему за доверие и дружбу.

Нам принесли чай, и я разлила его по чашкам. Шандор добавил в него сахар и снова застучал ложкой по стенкам чашки. Но, к счастью, длилось это недолго.

– Книги оказались не только красивыми, но и интересными. Так я увлекся историей. И стал мечтать поступить в университет. И сделал это… Даже вопреки воле отца.

– Почему он возражал?

Шандор ответил не сразу. Я подозревала, он не хотел говорить всей правды и искал, как выкрутиться.

– По его мнению, образование нам ни к чему. Семья – главное, к чему должен стремиться человек. Он считает, что внешний мир развращает наши умы и направляет по ложному пути. Я не могу тебе всего объяснить, ты не поймешь.

Он протер губы салфеткой и посмотрел на часы на своей руке, давая понять, что разговор окончен. Я опустила глаза на свое пирожное, чтобы скрыть разочарование. Прежде всего, в самой себе. Он уже сложил мнение обо мне, и его «ты не поймешь» – круче любой оценки. Хорошее начало – ничего не скажешь. Есть ли у меня шансы реабилитироваться?

Я осмелилась поднять глаза, и заметила, как Шандор переводил взгляд с часов на окно, и его желание уйти стало очевиднее. Дождь утих, и идти под зонтом не представляло опасности.

– Будешь заказывать что-то еще? – спросил Шандор.

– Нет. Я наелась.

– Тогда я попрошу счет.

Я потянулась к сумке, чтобы достать кошелек. Отыскала его на самом дне за бумажками и вынула наружу. Шандор нахмурился.

– Зачем это? Я рассчитаюсь.

– Я пригласила, я плачу.

– Еще чего?! – возмутился Шандор. – Чтобы женщина за меня платила! Нет, я рассчитаюсь.

– Мы можем рассчитаться каждый за себя.

– Нет, я плачу и закроем тему, – твердо закончил Шандор и достал свой кошелек из портфеля. – Слава богу, его я не забыл сегодня.

Словно мы только встретились, я бросила взгляд на его одежду и портфель. Полиняла черная футболка без рисунка, джинсы с потертыми коленями, простая куртка из хлопка и обычные кварцевые часы на левой руке с трещиной на стекле. Портфель потрёпанный в местах сгибов и на швах. Недорогой и обветшалый прикид должен был бы насторожить меня, когда я звала его в кафе, но я не привыкла оценивать людей по одежке и не подумала, что Шандору такой выход мог быть не по карману.

Я вдруг вспомнила того мальчика-цыгана, которого когда-то назвала дураком, и как отец отчитал меня за эту грубость. С детской наивностью я полагала, что все дети в моем возрасте должны уметь читать и считать и любые отклонения от этой нормы заслуживают порицания. Но отец разъяснил мне, что отсутствие каких-то навыков у моих ровесников не повод для осуждения и оскорбления. Жизненные условия у всех разные и нельзя всех мерить по шаблону. Наоборот, мы должны помогать тем, кому повезло в этой жизни меньше нас, не смеяться над их слабостями и быть достойным примером для подражания.

И сейчас я вновь ощутила себя провинившимся ребенком, который невольно принудил человека из низших социальных слоев к тратам, которые у него явно не были запланированы, но гордость не позволяла ему в этом признаться. Ах, папа, что бы ты сказал на это?

Мы с родителями не жили богато, но я никогда не чувствовала нужды. Деньги всегда водились в нашем доме, и я видела в этом заслугу не только моего отца, но и бабушки, матери моей мамы, которая живет в Витязево и имеет небольшой туристический бизнес. Она сдает несколько комнат в своем доме отдыхающим, и в сезон на этом имеет достаточную прибыль, чтобы частью ее поделиться с нами. Отцу неловко пользоваться такой помощью от тещи, но ради моего благополучия, он способен закрыть глаза на многие вещи. При этом он и сам зарабатывает дополнительные средства, соглашаясь на ночные дежурства. Карманные деньги, которые он мне выделяет, я трачу по своему усмотрению, и не считаю накладным для себя пару-тройку раз за месяц выйти с друзьями в кафе. С друзьями, которые могут себе это позволить. Но Шандор… Как я могла?

Когда официант принес счет, Шандор открыл свой портмоне, и я с любопытством вытянула шею, всматриваясь в его содержимое. Мысленно я молилась, чтобы он не оказался пустым, или почти пустым. К моему облегчению, в кошельке я разглядела купюры разных достоинств, включая и купюры розового цвета. Деньги у него были, и немало. Но насколько дней рассчитан этот бюджет? На неделю, месяц или… полгода? И все-таки моя совесть немного успокоилась, когда я поняла, что не лишила его последних средств к существованию.

Как Шандор не сопротивлялся, я проводила его до остановки под своим зонтом. Автобус подошел быстро, и в очередной раз обменявшись благодарностями, мы расстались.

Я перешла на другую сторону, дошла до своей остановки и села в троллейбус. Пока он неспешно добирался до моего дома, я прокручивала в голове события этого дня. Вроде бы ничего такого не произошло, но вместе с тем я чувствовала – моя жизнь уже не будет прежней, что-то в ней изменилось навсегда.

Потому что в ней появился Шандор. Пусть пока не как друг, но с претензией на этот статус. Оказалось, что он может быть не только хмурым и угрюмым «ботаном», но и отзывчивым и дружелюбным парнем. И я рада, что не обманулась в своих ожиданиях. Он действительно приятный собеседник. В его поведении и недосказанности много странного, но тем он для меня и привлекательнее.

В его рассказах об отце чувствуется напряженность и сдержанность, граничащие с грустью и болью. Что-то у них не ладится, но пока Шандор не готов об этом рассказать. Мне сложно поверить, что разногласия возникли из-за стремления сына к учебе. Есть что-то еще на пути их взаимопонимания, и я обязательно это узнаю.

А вот о своей матери он говорит с теплотой и любовью. И невольно мое воображение рисует образ милой улыбчивой женщины, так похожий на ту цыганку, которую я встретила в Сочи. Нет, я не могла помнить ее лица спустя столько лет, но мне казалось, ее улыбку мне не забыть никогда. Отчего-то мне чудилось, что у Шандора она точно такая же – мягкая и добродушная. Может, потому что он тоже цыган?