– Тут ты можешь быть спокоен! Ираклий сидит по сто пятьдесят девятой – он на свободе помогал гостям столицы получить российское гражданство и разрешение на работу. Его прихватили при передаче денег знакомому чиновнику в ФМС32. Он смог как-то отболтаться от двести девяносто первой статьи33 и поэтому получил всего трешку за мошенничество. А вот история Миши Шария довольно грустная. Они с сыном были в Европе. Некая знакомая попросила сына купить лекарства для больного ребенка в обычной местной аптеке. По прилете в Москву их остановили полицейские, и выяснилось, что в составе таблеток есть запрещенные в России вещества. В итоге предъявили обвинения по двести тридцать четвертой статье Уголовного кодекса34. Тогда Миша, даже не подозревающий обо всем этом, взял всю вину на себя, выведя единственного сына из-под удара. Оказалось, что за границей эти таблетки продаются свободно и действительно помогают больным. У нас таких препаратов нет, да еще и к ввозу они запрещены. Вот так он и попал на три года к нам в отряд.
– Действительно грустная история, – констатировал Иосиф. – Да, кстати, ты помнишь о нашем разговоре про синагогу?
– Конечно, помню! Более того, не далее как сегодня утром я об этом же разговаривал с Мишей Лернером, и он мне посоветовал поговорить с Анатолием Нафталиевым. Знаешь такого?
– Конечно, знаю. Это очень известная личность на черной стороне. Во-первых, он завхоз Кремля – пятого отряда, где живут основные блатные, а во-вторых, у него самый большой срок из всех сидящих в этом лагере. Изначально было семнадцать лет, а потом, после множества апелляций и кассаций, он снизил его до четырнадцати лет и одиннадцати месяцев.
– Ничего себе! Это за что же так много?
– У него целый букет из статей: изнасилование, грабеж и разбой. Говорят, он какую-то певицу известную снасильничал. Он сидит с начала нулевых. Сперва в строгом режиме был, а потом за хорошее поведение его перевели в общий – к нам. Так что он эту зону и всех ее обитателей как свои пять пальцев знает, поэтому Лернер тебя к нему и отправил.
– Можешь меня с ним познакомить? Я попробую тему синагоги пробить.
– Конечно. Давай после вечерней проверки перед ужином к нему заскочим и пообщаемся!
После провала с медсанчастью и Космосом, где Гриша хотел на сотку Будянского спокойно торговать на бирже, зарабатывая себе на УДО, тема с синагогой стала для него новой надеждой. Илья Будянский на днях уже интересовался у Тополева, как обстоят дела с торговлей и когда он сможет увидеть хоть какой-то результат. Гриша, естественно, честно рассказал ему, что все деньги были переведены подруге Николая Косенко, на имя которой и открыт брокерский счет, и, видимо, там и пропали. На что Илья, довольно спокойно выслушав эту историю, ответил, что проверит все и вернется к Григорию еще раз с этим разговором. Поэтому создание синагоги и непосредственное активное участие в этом начинании давало надежду на возможность получения иных источников денежных средств для своей торговли от Матвея Жмурина или других богатых евреев лагеря.
По совету Соболева, который головой отвечал за Кикозашвили, в пятый отряд Гриша пошел в сопровождении Матрешки.
– Привет, Толя! – поздоровался дневальный восьмого. – Это Гриша Тополев. Он хочет с тобой поговорить. Я пошел, а ты его обратно проводи, пожалуйста, чтобы ДПНК35 не остановил и замечания не выкатил.
Анатолий сидел в комнате отрядника за небольшим столом. Маленький, черноволосый и очень смуглый мужчина лет сорока пяти, он был очень улыбчивым и добрым человеком. Почти всю свою жизнь до ареста прожил в Дагестане, поэтому гостеприимство у него было в крови. Его морщинистое загорелое лицо выдавало, что последние двенадцать лет жизни прошли несладко. Когда он узнал, что Гриша друг Кикозашвили и что они хотят организовать в одном из помещений клуба синагогу, то сильно обрадовался и быстренько собрал на стол конфеты, печенье и сообразил вкусный чай с лимоном по особому кавказскому рецепту.
– Ты представляешь, я про синагогу уже давно мечтаю! – воодушевленно говорил Толик. – А то православный храм в колонии есть, мусульманские молельные комнаты во втором отряде тоже есть, а вот куда еврею пойти? Вопрос!
– А ты с этим вопросом к кому-нибудь обращался? – поинтересовался Гриша.
– С Яровым общался где-то год назад. Он сказал, что нас, евреев, мало, поэтому, когда хотя бы человек десять будет, тогда и приходите.
– А Яровой – это кто?
– Главный отрядник. Это решение сперва надо с ним обсуждать. Он за религию в колонии отвечает.
– Понятно! Ну, нас теперь одиннадцать человек, поэтому самое время реанимировать разговор.
– Да ладно! Одиннадцать? Это кто же? – удивленно и обрадованно отреагировал Нафталиев.
– Ну смотри, только в нашем отряде пять человек: Я, Иосиф, Лернер, Будянский, Переверзев. Затем в тринадцатом двое: Дубровский и Гофман. В девятом – Улицкий, в десятом – Матвей Жмурин. Ты и еще один – в четвертом; его Кикозашвили знает.
– А разве Переверзев еврей? – с подозрением переспросил Анатолий.
– Сережа сказал, что если надо, то будет евреем! А когда узнал, что я договорился с Батоном о курице-гриль и яйцах для наших встреч в синагоге, то вообще обещал сделать себе обрезание, – пояснил Гриша, и они с Толиком громко и весело рассмеялись.
– Это ты здорово с едой придумал! – отдышавшись после смеха, отметил Нафталиев. – Я предлагаю встречаться после утренней проверки по субботам, в Шабат, тогда и промочные36 смогут быть. В общем, задачу я понял, завтра же пойду к Яровому и постараюсь обо всем договориться.
Через несколько дней главный отрядник вызвал к себе в кабинет Тополева и Нафталиева.
– Ну и кто все это придумал? – спросил Яровой не успевшим еще зайти к нему посетителям.
– Согласно статье 14 УИК РФ, – начал Гриша заранее подготовленную речь, – осужденным гарантируются свобода совести и свобода вероисповедания. В целях обеспечения свободы совести и свободы вероисповедания осужденных в учреждениях, исполняющих наказания, федеральный орган уголовно-исполнительной системы заключает с зарегистрированными в установленном порядке централизованными религиозными организациями соглашения о взаимодействии…
– Это все понятно! – прервал его майор. – Ты меня о чем попросить хочешь? Чтобы я с синагогой связался и договорился с этим… вашим священником… ну, чтобы он приходил?
– С раввином! – уточнил Тополев. – Нет, как раз-таки наоборот: я предлагаю, чтобы администрация разрешила нам, евреям, собираться раз в неделю по субботам в клубе и читать Тору. А раввинов мы звать не будем. Зачем нам лишние глаза и уши в нашей образцовой колонии? Вы еще и отчитаться сможете в управе, что создали на базе ИК-3 многоконфессиональный религиозный центр. Такое событие и в Москве заметят!
– Хорошая идея, мужики! – улыбаясь и кивая, отреагировал Яровой. – Как я понимаю, в клубе вы комнату себе уже присмотрели и с завхозом этот вопрос обговорили?
– Естественно! Там есть маленькая каморка, квадратов шесть, где хранятся музыкальные инструменты.
– Замечательно. Список участников мне предоставьте, и я быстро согласую ваше мероприятие.
– Вот, пожалуйста! – Гриша достал свернутый вчетверо лист бумаги со списком евреев, отбывающих наказание в колонии.
– Уже готов? – удивленно спросил Яровой и принялся внимательно изучать фамилии из списка. – Жмурин? – переспросил он и, оторвавшись от листа, уставился на просителей.
– Да, – спокойно ответил Григорий. – Матвей Романович еврей и имеет право на свободное вероисповедание.
– Ну, не знаю… – задумчиво произнес главный отрядник. – Эту фамилию мне надо согласовывать с начальством. А ты сам-то, Григорий, какое отношение имеешь к еврейству?
