Рассказчику тут же поднесли оловянный стаканчик, он выдохнул, выпил, крякнул и занюхал рукавом. Унтер же между тем продолжал, и судя по царившей тишине и вниманию слушателей, авторитет его граничил с божественным:

- Отрадно было послушать о столь славном деле. Со времён Великого Петра не случалось, чтобы Государь Всероссийский шёл в бой на Своих кораблях, а тем более наводил лично пушки, паля по неприятелю. Стало быть, Николай Александрович есть истинно наш, флотской, - унтер прибавил какое-то ещё слово, незнакомое Николаю: - солёный человек. Вижу в том великий знак. В своё время Грозный Царь, сражаясь с половиной Европы, перетряхнул Святую Русь до основания, и учредил русский флот на Балтике. Запалу того хватило на две сотни лет, однако ж Балтика была наследниками Грозного потеряна, и государю Петру Алексеевичу пришлось сызнова Русь перетряхнуть для новой войны, и флот создавать заново. С тех пор минуло ещё две сотни лет без малого, и думается мне, что пора вновь Русь перетряхнуть и флот пересоздать, чтобы когда Европа к нам вдругорядь придёт с войной, вернуть сию войну им назад, и забить им в глотку, чтобы подавились. И так на полсотни лет с этим запоздали… Буду впредь молиться, чтобы государю Николаю Александровичу это дело оказалось по силам, как государям Грозному и Великому до него.

Унтер помолчал немного, прочие нижние чины не смели нарушить его раздумий, а Николай продолжал тихонько стоять в тени. Описание его собственных «подвигов» изрядно его позабавило, а экскурс в прошлое глубоко поразил. Басаргин на своих уроках никогда не упоминал о кораблях Иоанна Грозного, начиная существование российского флота с ботика Петра. Народная память, похоже, сохранила куда больше, чем официальная история. Наконец седой моряк продолжил:

- Все мы, братцы, пушкари, и кто из вас не дурной — тот понял, как наводить и как стрелять. Что там офицера решат — дело десятое, ну а мы и сами разбе… - в этот момент за спиной Николая раздался лязг металла, прервавший ход мысли старика. Цесаревич обернулся, и споткнувшийся о комингс офицер, увидев его лицо, завопил внезапно:

- Смирно стоять! Государь наследник на палубе!

Вместо расслабления нервов и развлечения могла получиться новая нелепая сцена, и Николай, призвав на помощь свой лейб-гусарский опыт, скомандовал:

- Вольно! Отставить! Господин лейтенант, окажите любезность, покажите мне восьмидюймовую башню и дайте сопутствующие пояснения… и давайте предоставим матросов их собственным развлечениям, у них, кажется, что-то вроде военного совета, - прибавил Николай уже тише.

«Адмирал Нахимов» представлял собой корабль совсем иной формации, чем хорошо известные цесаревичу «Память Азова» и «Владимир Мономах». Те были выстроены по идеям адмирала Попова, высказанным ещё тридцать лет назад, и представляли собой идеальный при существовавших технологиях дальний океанский рейдер — достаточно быстроходный, весьма тяжело вооружённый, с высокой боевой устойчивостью благодаря полному поясу по ватерлинии, и почти неограниченной дальностью плавания благодаря развитой парусной оснастке. Единственный их недостаток вытекал как раз из неограниченной дальности — паруса заставляли располагать артиллерию строго побортно, в становящихся уже архаичными батареях. Это были именно фрегаты, шагнувшие из парусной эпохи в новый век железа, брони и пара, доведённые до крайнего предела совершенства… и стоило ещё немного увеличить их размеры и мощь, как совершенство начало бы превращаться в абсурд.

«Адмирал Нахимов» представлял собой попытку этого избежать. От идей адмирала Попова не осталось ничего, кроме притащенной за уши ретроградами парусной оснастки — и она только мешалась, оказавшись почти совершенно бесполезной для столь крупного корабля. Вместо них правила бал возведённая в абсолют огневая мощь. Если фрегаты «поповской школы» были грозой дальних морей, то «Нахимова» можно было смело выпускать в европейские воды: противостоять шести восьмидюймовкам в бортовом залпе смогли бы лишь немногие британские и французские броненосцы, сами неспособные за ним угнаться. На Тихом же океане он являл собой воплощённый ужас любого вражеского флотоводца. Это было орудие уже не крейсерской борьбы на коммуникациях, а тотального доминирования на театре военных действий.

Образцом для проектировщиков «Нахимова» послужил британский «Имперьюз», однако к изумлению кораблестроителей всего мира, русский проект оказался лучше, корабль был выстроен качественней чем британский, и оставлял его далеко позади по всем статьям. Широчайшим по меркам 1880-х годов образом использовалось электричество, инициативные офицеры и экипаж неустанно занимались совершенствованием корабельных систем, и без того представлявших собой последнее слово военной техники. Показывавший башню лейтенант обратил внимание Николая на новейшую, изготовленную минёрами фрегата4 под руководством лейтенанта Колокольцова, уникальную систему целеуказания: при её использовании все данные для верной наводки передавались из боевой рубки в башни и батарею на установленные там указатели, и от башнёров и канониров требовалось лишь следовать полученным командам.

Эти сведения чрезвычайно заинтересовали Николая, после второго боя при Кобе погружённого в тяжкие раздумья о том, как нейтрализовать пагубное действие неграмотности и необученности артиллерийской обслуги на результат стрельбы. Идея автоматизированной системы глубоко его впечатлила, а поразмыслив немного, он задал логично вытекавшие из этого вопросы: нельзя ли создать механизм, где из рубки управлялось бы непосредственно орудие или башня, без участия команды? А можно ли учесть и влияние качки, чтобы выстрел мог произойти только в момент остановки в крайнем положении борта? А рассчитать упреждение, необходимое при стрельбе по удалённой движущейся цели? Артиллерийские офицеры и сам Колокольцов, собравшиеся к этому моменту в башне, обещали подумать…

Воодушевлённый Николай вернулся в адмиральские апартаменты, чтобы отдохнуть, и обнаружил в салоне вместо тишины и покоя весьма жаркий капитанский спор на артиллерийские темы. Командиры всё ещё обсуждали доклад Цывинского. Цесаревич жестом усадил их, поднявшихся при его появлении, назад, и опустился во всё то же кресло за кофейным столиком:

- Продолжайте, господа, не буду вам мешать…

Капитанский вестовой уже нёс следом стакан с чаем. Федотов5 и правда продолжил:

- Вообразите, Генрих Фаддеевич, вот у нас в линии три фрегата, и мы начинаем пристреливаться по неприятельскому флагману, используя каждый хоть три, хоть пять шестидюймовок в залпе… как сможем мы понять, где чьи следы падения снарядов?

- Используя хронометр, можно легко вычислить…

- Отнюдь, милостивый государь, с учётом разницы в положении судов, могут одновременно упасть снаряды, выпущенные в разное время, и получится обратно чехарда и гадание на кофейной гуще!

- Значит, надо заранее договориться об очерёдности и интервалах стрельбы…

- И в бою всё обязательно перепутается, и никто интервалов соблюдать не будет, а каждый станет палить как заведённый, со всею возможной скоростью.

- Тогда пристреливаться надлежит флагману, а остальным он сообщит дистанцию, когда установит её доподлинно.

- А я, имея одиннадцать орудий в бортовом залпе, из них шесть восьмидюймовых, буду ждать невесть сколько, и потом штурман голову сломает, пересчитывая дистанцию с учётом положения, скорости сближения и прочего, и не гарантировано, что посчитает верно.

Стороны исчерпали запас аргументов, на несколько секунд повисла тишина. Николай, порядком утомившийся и раздражённый этим «птичьим базаром», прихлёбывал чай, и уловивший его недовольство Дубасов резюмировал:

- Ваша идея отрядной стрельбы по общей цели, Генрих Фаддеевич, весьма любопытна, и заслуживает быть проверенной на следующих больших эскадренных учениях. В бою же, буде таковой случится, будем вести огонь каждый по наиболее удобной цели, а пристреливаться бортовыми или плутонговыми залпами.