Яна сфотографировала для питерских друзей крошечные одноэтажные здания в Кармайкле, этакие курятники с гордой вывеской: "Академия танца" и "Столичный центр балета". Звучные названия скрывали несколько комнатушек в старом здании. Но далеко не везде - опять же в центре города находились роскошные концертные здания, театры, небоскребы, уютные бульвары, утопающие в зелени. Считалось, что в Сакраменто посажено более миллиона деревьев.
Многочисленные церковные здания, принадлежащие всевозможным конфессиям, вносили желанное разнообразие в архитектурный стиль Кармайкла, помогая Яне не заблудиться. Почти на каждой улице Яна замечала офис хиропрактика - совсем как в том романе-комиксе финского писателя "Четвертый позвонок", который она прочла перед своим шальным географическим броском.
Хотя Мартин уверял ее, что в Сан-Франциско, например, все другое -- и климат возле океана, и архитектура, и образ жизни людей (там даже ходят троллейбусы!), а в Нью-Йорке, где он провел юность, атмосфера своей агрессивностью напоминает ему Москву. Каждый штат - это как государство в государстве.
-- А почему в Сан-Франциско не сделали столицу?
-- Интересный вопрос. Вероятно из-за риска землетрясний, а в Сакраменто их не бывает.
Вежливость американцев была для Яны как бальзам. Незнакомые люди, поравнявшись с ней в парке, улыбались и здоровались; продавцы, клерки сразу мило приветствовали: "Как вы сегодня?" Она осознавала, что это была просто формальная вежливость, но, как прочла однажды у Лидии Гинзбург: "Лучше формальная любезность, чем искреннее хамство." В магазинах люди спешили извиниться, даже если только случайно вторгались в чужое пространство.
Яна рассказала Мартину о том, как несколько лет назад она привела в один из питерских музеев своих гостей -- русских американок, Аню и Машу, где их заставили платить за билеты по двойному тарифу как иностранцев. Обиженные и до глубины души возмущенные, дамы всю дорогу не могли успокоиться: "...Почему? Ведь мы говорим без акцента и одеты как все -- чем же мы так отличаемся?"
"Пожалуй, вас выдали безукоризненные зубы и выражение свободы в глазах, - пояснила Яна. Посмотрите, какие мы все здесь зажатые, насупленные, а иные и вовсе ходят со зверским выражением лица."
Как-то, поджидая Мартина с Алексом в парке, Яна поравнялась с группой подростков. Она внутренне напряглась, ожидая услышать от них привычные ей в России сальности, а то и похуже. Но ничего подобного - ребята вели себя очень достойно, уступив ей дорогу...
Было заметно, что личное пространство здесь очень ценят. Может, поэтому не народ не "дышал друг другу в затылок", как это происходило в российских очередях, не говоря уж о работе локтями в обшественном транспорте. В Америке любили держать дистанцию во многом, но в это Яна вникла позднее...
А тогда она пребывала в романтически-восторженном состоянии. Когда в ее прежней жизни был период такой беспечности? Даже в Праге они с Мартином знали, что вскоре придет разлука, за которой, неизвестно, последует ли встреча. А сейчас, наступило самое что ни на есть " буйство глаз и половодье чувств", и в воздухе пахло приключениями. Это было время радужных надежд и ожиданий. Она ошушала себя настолько счастливой,что ее это даже пугало...
* * *
Янина виза разрешала пробыть в Америке 90 дней, и в случае, если ее пребывание не закончится замужеством, ей полагалось уехать обратно.
Они дружно решили не затягивать со свадьбой. Хотя осторожный и рассудительный Мартин вначале колебался, предложив Яне подумать подольше, оглядеться вокруг - сумеет ли она прижиться в этом городе? Здесь не было Эрмитажа, Русского музея и Мариинки. "Я приехала жить с тобой! Кстати, ты думаешь в Петербурге я прямо-таки бегала каждую неделю по театрам и музеям? К сожалению, это было невозможно. Мое каждодневное общение с городом ограничивалось пространством замызганной Сенной площади, где у меня не раз вытаскивали кошелек..."
Он подсунул ей книгу на английском "Женатые незнакомцы", написанную американкой Лин Виссон, преподавательницей русского языка и литературы в Гарварде, прожившей в долгом браке с русским из Советского Союза. Яна быстро проглотила эти увлекательные истории, почерпнув для себя множество полезных языковых нюансов, как то, например, русское слово "ангина" означает для американца "сердечный приступ" ("angina"), и что лучше его не употреблять вне определенного контекста. Проблемы и сложности международных браков, описанные в исследовании Виссон, Яну не испугали, а скорее наооборот - показались ей детскими игрушками в сравнении с тем, что ей довелось пережить в ее двух замужествах с русскими мужчинами.
"Хуже просто не может быть! Я наверняка отработала свою негативную карму..." -- сказала она сама себе. А Мартину, стараясь казаться абсолютно серьезной, обьявила:
-- На самом деле у нас с тобой есть несколько трудно преодолимых культурных различий. Право, не знаю, что делать, не пойти-ли нам вдвоем на консультацию к психологу?
-- Что, милая, скажи, не пугай меня ! - затрепетал Мартин,
-- Во-первых, такая леди, как я, не может есть пиццу без помощи ножа и вилки, как делаете вы, дикие и необузданные американцы, а во-вторых, я навряд ли смогу смириться с твоей привычкой вынимать желтки из яиц, сваренных вкрутую. Что еще? Ах, да, в театрах вы пробираетесь между рядами, повернувшись к людям своей "кормой", тогда как мы в России - только личиком. А если серьезно, то с тобой я бы прижилась даже в Южной Африке! И в космос бы отважилась полететь, ведь за все дни и ночи, проведенные вдвоем, ты меня ни разу не привел в состояние раздражения! И даже телевизор не смотришь вечерами.
С Mартином она себя чувствовала наконец-то "впервые замужем". Это было чувство зрелой женщины, успевшей хлебнуть немало горя. Они совпадали в миропонимании, хотя родились и выросли на разных континентах. Выяснилось, что бабушка и дедушка Мартина по материнской линии эмигрировали в Америку в 20-е годы из Польши, а Янин дед чуть раньше - из Польши в Россию. Мартина воспитали в европейском духе в лучшем смысле этого слова. Он, к удивлению Яны, даже знал многие приметы и суеверия: "Ты гораздо более русский, чем мои бывшие русские мужья. Да и когда ты поживешь со мной, твоя душа раскроется во всей ее славянской беспредельности! " . Сейчас она радовалась каждому дню, словно купаяась в волнах нежности, заботы и внимания, постоянно исходившими от него. Когда задолго до этого Мартин написал ей в письме, что предпочел бы быть капитаном на семейном корабле, она с радостью согласилась, сославшись на усталость, скопившуюся за годы: ведь ей приходилось быть мужиком в юбке и "мамочкой" своему бывшему мужу. Как же теперь было комфортно: он окружал и защищал ee как Великая Китайская стена.
А о проблемах пока думать не хотелось. Да,они были, конечно, его маленький сын, присутствие бывшей жены под боком и его престарелые родители в Техасе. Яну не пугала большая разница в возрасте между ней и Мартином (быть может, потому, что ее бывший муженек был ее моложе?). Да и чувствовала себя Яна порой старше Мартина и лучше знающей жизнь (хотя в физике и математике ему, несомненно, не было равных).
Она с легкостью выбрала день для свадьбы, а он - место. Много лет увлекающаяся всевозможными эзотерическими теориями, Яна не хотела выходить замуж в субботу - день Сатурна, а также в пост по православному церковному календарю. Стало быть назначили на пятницу, 23-го июля. Все было предельно просто: красивый крепдешиновый костюм, жемчужно-серого цвета, сшитый портнихой задолго до ее отьезда просто на выход, Яна привезла с собой из России, и им нужно было только купить туфли. Оказалось, найти удобные классические лодочки в Сакраменто было ничуть не легче, чем в Петербурге. Голубой костюм Мартина болтался на нем как на вешалке - его обладатель занимался на тренажерах почти ежедневно по два часа и здорово похудел. Яна не могла похвастаться столь отличной спортивной формой. Они заказали самый скромный, но прелестный букет цветов для невесты. Тогда Яна с ужасом осознала, что в Америке принято дарить только четное количество цветов во всех случаях.
