– Я… я так сильно не хочу, чтобы это был кто-то из нас… что готов закрыть на все глаза и просто позволить этому происходить.

Наверное, я в жизни не говорил слов ужаснее. А думал еще хуже. Перебирая имена, торговался с неизвестностью – хоть бы не он; и не она; потому что если кто-то, то лучше они…

Или они…

Или…

Ариадна коснулась моего плеча. Такого прежде не случалось, а потому мысли мои, слабые, жалкие, тут же прильнули к ее невесомой ладони.

– О, – я вымучил улыбку в голосе. – Ты и такое помнишь?

– Я много что помню.

Я обернулся через второе, свободное от ее руки плечо. Я не хотел видеть жест, предназначенный кому-то другому. А секунду спустя в кармане Ариаднина плаща зазвонил априкот. Удивленный тем, что тут ловит сеть (я до сих не был уверен в реальности где-то-тамошнего радио), я наблюдал за тем, как Ариадна вытащила смартфон, взглянула на экран и протянула его мне.

– Ответь. Если она спросит, где мы, я не смогу солгать.

Я застонал, увидев имя звонившего.

– По-твоему, я смогу?

– Сцилле нужно видеть человека, чтобы распознать ложь. Без атрибута Ольга не разбирается в людях. К тому же от тебя она вряд ли ждет…

– Вот поэтому! – воскликнул я и схватил априкот. – Поэтому, Ариадна, врать ей очень сложно.

Мысль, что Ольга с Мару уже вернулись из больницы и теперь ищут нас, застрявших в полутора часах езды от лабиринта, ужасала меня сильнее всяких искр. Мне вдруг показалось, что до этого звонка дела наши еще были сносны, а самое жуткое начнется, когда я поднесу смартфон к уху и скажу:

– Слушаю.

А Ольга рыкнет:

– Где Ариадна?

И я стану мямлить, оправдываясь, что мы вышли мне за кофе и… Стоп. Почему только она?

– В душе, – честно соврал я. – Что-то случилось?

Я знал – а кто не: Ольга всегда была против нашей дубль-функции и оттого злилась сразу на всех. На Минотавра – за идею (но он дурной), на меня – за согласие (но я ребенок), Мару шел по статье вопиющего попустительства, и лишь Ариадне она не говорила ни слова. То есть – буквально; ни одного за два года. Все это время Ариадна существовала для нее в форме абстрактной идеи, заразившей наши умы бесплотной верой и исканиями, а потому я не мог не почуять дурное, когда Ольга снова спросила:

– Она ведет себя нормально? Как всегда?

– А под «как всегда» ты подразумеваешь… – Я настороженно замолк, потому что, господи, в последние часы не происходило ничего как всегда.

– Никак, – мрачно оповестила Ольга. – Ведет ли она себя как обычно – никак?

Я встретился взглядом с северно-ледовитым океаном, но не смог понять, слышала ли Ариадна из динамика отдельные слова или улавливала лишь гневную интонацию.

– Ну, вроде бы… А что с Минотавром? Что говорят врачи?

– Пока ничего, Мару второй час на закрытом консилиуме, – процедила Ольга, а затем добавила: – Тебе известно, что следующим Минотавром становится тот, чье имя Дедалу называет предшественник? Необязательно одно.

– Ну да. Слышал о таком.

Этим начинались многие Минотавровы истории.

– Ко мне пришел Дедал. У него два имени.

Я тихо выдохнул. Зная Минотавра, что ж… Ольга была предсказуемым вариантом. Да, она не одобряла большинства его указаний и все же выполняла, – даже те, что не простила бы другим. Иногда, конечно, казалось, что он не заслуживал такой преданности, но я догадывался: Минотавр ценил Ольгу выше многих. До чего я не догадывался, так это зачем она позвонила нам с этой новостью, ведь мы…

– Мы, – оповестила Ольга. – Я и она. Понятия не имею, о чем он думал, но вторым преемником Минотавр сделал Ариадну.

Я дважды повторил это про себя, прежде чем ответить:

– Может, он не планировал, ну, знаешь… что их озвучат так скоро…

– А может, это очередной эксперимент, который где-то дал осечку?

Она так выразительно пропустила слово ваш – ваш эксперимент – что я снова вспомнил, где мы, и горло свело.

– Нет, – откашлялся. – Клянусь, я слышу об этом впервые.

– Не упускай ее из виду, пока мы не вернемся. Я непременно выясню, что это значит. И когда Минотавр очнется, нам предстоит серьезный разговор.

– То есть… Он очнется? Точно?

– Ты знаешь, что будет, если нет.

– Погоди, я…

Но Ольга отключилась. Я недоуменно поглядел на щелкнувший блокировкой смартфон.

– Что она сказала? – спросила Ариадна.

Я разблокировал экран, зашел в звонки, ткнул последнюю строчку. Потом – сбросил. Потом – снова нажал. Но какой в этом был смысл? Я не мог рассказать ей о второй искре. Об Ариадне, привезшей ее сюда, чтобы спрятать. О книге, оставленной предыдущим Минотавром, чтобы их найти. Эти вещи невозможно было услышать не слушая. Желая слышать что-то еще.

– Михаэль. Что-то случилось?

– Да, – я убрал в куртку априкот. – Нет.

Потому что – нет. Нет, нет, нет.

Если Минотавр не очнется, я не знал, что будет.

Утро рассвело примерно вполовину, прежде чем небо снова померкло, и полил дождь.

Мы сидели в прогретом салоне пассаты. Дворники размазывали воду по лобовому стеклу. Сквозь них серебрился пятнами длинный ряд пассат напротив, и с невидимого мне края его чернел, как дыра в космосе, как груда отжившего металла, Минотавров саннстран-фьорд.

Книга была… сложной. Пытаясь понять, как работала амальгама, я трижды прочитал сцену, где Игрек и Порция, кем бы они ни были, по заветам покойных родителей расставались за поеданием фетучини. Перламутровые пятна на уголках страниц напоминали краску, какой рисовали снежинки на новогодних шарах. Они молчали. Молчала и бумага. Даже с уджатом я не знал, за что зацепиться.

– Нимау нельзя верить, – сказала Ариадна.

Она молчала почти всю дорогу – с момента, как я передал самые сердечные выдержки из Ольгиного поздравления с.

– Ты это уже говорила, – кивнул я, листая страницы.

– Если бы это была я, – продолжила Ариадна, – то позвала бы ее по имени, прежде чем отправить кого-то за искрой. Я бы убедилась, что она там, до того, как приводить план в исполнение. Нимау видела бы мое лицо.

– Считаешь… она знает, кто за всем стоит?

– Она верна только тем, кто зовет ее по имени. И ненавидит остальных.

Я посмотрел в боковое зеркало, но увидел лишь слои дождя.

– Почему она заперта в том хранилище?

– Это хранилище сделали там, где она заперта.

– А ее имя…

– Не надо. Ты не хочешь знать.

Она была права. Такие вещи всегда заканчивались непомерными долгами. И все же какая-то часть меня была готова. Я знал, что на мои сомнения Минотавр наверняка сказал бы: все средства хороши. Сказал бы: кто не рискует, тот доживает до простатита. Но даже так… Он и сам о ней не рассказывал. Вообще ни разу.

– Они тут, – молвила Ариадна.

Мимо нас проплыла еще одна пассата. Я захлопнул роман. Ариадна заглушила аккумулятор. Убирая книгу под кресло, я, наконец, спросил:

– А как ну… Стефан… как он догадался об искре?

Я понял, что впервые назвал его по имени. Это прозвучало странно, почти неуместно в моем исполнении.

– Видел. Они все видели, но не придали значения. Таков был план. Никто не подумал, что Минотавр доверит искру человеку, прожившему с ними полгода.

В паре автомобилей от нас поочередно захлопнулись двери.

– Все? – переспросил. – Кто еще там был?

– Помимо Эрнста и Стефана – Феба с Константином. Ольга. Виктор. Они должны были сопровождать искру.

– А Минотавр? Хольд в смысле? Он не поехал с ними?

– Он поехал со мной.

Я уставился на Ариадну.

– К Нимау?

Она кивнула. Какие мелочи! Хотя я догадывался, почему слышал об этом только сейчас. Потому что спросил. Потому что анабиотические Ариаднины мысли, подобно атрибутам, приходили в движение лишь от правильно подобранных слов.

– Думаешь, он не понял? Что искра была у вас?

Лично мне в это верилось с трудом.