– Привет, я Леон! – сонным голосом сказал незнакомец и зевнул.

– Я Мия, и мне четыре года. А вон там моя мама. – Она махнула рукой в сторону кресел.

– Понял. Я тут уснул. Долго ждать следующего рейса, вот и нашел местечко. Однако пора вылезать. Не знаешь, который час? – Леон приподнялся на локте.

– Я не понимаю часы. – Мия пожала плечами. – Но еще утреннее утро.

– Это хорошо. Полезли на волю? – Леон встал на колени и пополз к трубе.

– Полезли! – согласилась Мия.

Разноцветная труба быстро закончилась, а выход им закрывали ноги в белых кроссовках с поцарапанными носами.

– Мия? – послышался встревоженный голос.

– Извините. – Леон слегка потеснил ноги, чтобы выбраться.

– Господи! Иди сюда скорее! – Женщина протянула руку взъерошенной Мии. – Зачем ты в трубу полезла?

– Мамочка, я всегда залезаю в трубу! Ты просто забыла. Я там нашла человека.

Женщина неодобрительно глянула на Леона, пока он натягивал свитер.

– Понятно. Это все же детская площадка, а не ночлежка. Ребенок мог испугаться, и вообще…

– Я никого не напугал, – улыбнулся Леон. – Но вы абсолютно правы! Всего доброго.

«Мама, смотри! Настоящий заяц!» – эти слова Хэл может сказать на японском, китайском, русском, английском, испанском, чешском, французском и немецком.

Много раз он спрашивал себя, зачем живет здесь, в клумбе, свою бесконечную жизнь. Начало ее терялось в туманном клеверовом прошлом, где не было никаких самолетов. Потом они появились – смешные, кургузые. Хэл наблюдал за полетом и удивлялся: зачем? Если ты родился без крыльев – живи на земле. Однако любопытство несколько раз заставляло его пытаться взлететь. Хэл разбегался, прижимал уши и падал пузом на траву. Так и должно быть. Ему и правда незачем летать, потому что он заяц. А люди пусть решают за себя.

Однажды на его луг села летающая машина с человеком в пузе. Хэл заметался в ужасе. Треск пропеллера и гул мотора как будто перемалывали все остальные привычные звуки: шелест травы, жужжание шмелей. Сколько раз за бесконечную жизнь у него холодело внутри, колотилось сердце, дрожали уши! Сколько раз на мягких лапах подкрадывалась смерть и отступала в последнюю секунду. Его время шло и не останавливалось. Сородичи появлялись на свет, уходили в вечность, сменяя друг друга, а Хэл оставался. И вот он дожил до первого приземлившегося на лугу самолета.

Из машины вылез человек в кожаной куртке и шлеме с очками. Он огляделся. Снял круглые очки. Сделал несколько нетвердых шагов по лугу и лег в траву. Ноги будто не слушались его. Хэл был совсем рядом. Он чувствовал запах кожи и керосина. Тогда эти запахи были еще не распознаны и не названы, но они уже пришли к нему. Человек лежал не двигаясь. Хэл чувствовал, что после полета необходимо вот так приземлиться всем телом, хотя и не летал сам. Выбравшись из укрытия, он осторожно запрыгал к летчику, пружинисто отталкиваясь мозолистыми подушечками обеих задних, и остановился так близко, что, вытянув морду, мог понюхать кожаный шлем. И понюхал.

Генри лежал на спине, закрыв глаза. Он посадил свою машину на отличную площадку. Этот луг еще не знал самолетов. Но все когда-то бывает впервые. Мог ли он вообразить, что поднимет в воздух машину с мотором?! Сколько там прошло со дня смерти Лилиенталя? Отто разбился на своем планере на самом исходе девятнадцатого века, Генри было двадцать два. Потом появились самолеты Вуазена. Генри завидовал. Он знал, что тоже полетит, но завидовал. «Зачем тебе самолет?» – мать переживала, что эта затея плохо кончится. Так же, как плохо кончилось увлечение автомобильными гонками. Тогда сына собирали по частям. «Ты на земле умудрился разбиться!» – она прижимала платок к глазам. «Представляешь, человек может перелететь через океан, как птица!» Глаза Генри сияли. «Боже!» – мать затыкала уши.

Как быстро пролетело время… Вот он купил самолет. Вот пролетел свою первую милю. Вот взял первого пассажира – французского юриста Эрнеста Ачдикена. Вот пересек границу Франции. Вот он прилетел на этот распростертый до горизонта, идеальный для аэродрома луг. Он приручил самолет. И как человек мог столько веков не знать полета?! Генри засмеялся, подарив этому пространству новый звук… Хорошо лежать с закрытыми глазами под крылом самолета на теплой траве и смеяться в голос.

Вдруг он почувствовал чье-то дыхание совсем близко – у самого лица.

– Господи! Заяц! – Генри открыл глаза и отшатнулся. Напротив сидел крупный облезлый заяц и рассматривал его кожаную куртку, шлем, круглые авиаторские очки на лбу.

– Ты летатель? – спросил заяц и подергал розовым носом.

– Меня зовут Генри Фарман. Я – авиатор.

– Очень приятно, а я Хэл. – Заяц кивнул.

«Все понятно. Я умер. Я просто не заметил, как разбился, и вот теперь разговариваю с зайцем в другом мире. Сейчас спрошу, как пройти в Рай». Генри пытался сообразить, что происходит.

– Я здесь живу, – сказал Хэл.

– Ему все равно, где ты живешь, – проснулся Внутренний Голос.

– Отстань! – огрызнулся Хэл. – Простите, это я не вам.

– Вы не знаете, я умер или вы мне снитесь? – поинтересовался Генри.

– Думаю, что вы абсолютно живой и бодрствуете, – сообщил Хэл. – Просто вы удивлены, ошарашены, обескуражены, потому что говорящий заяц-долгожитель – это чудо. Но вам не привыкать. Вы ведь научились управлять летающей машиной, а это тоже чудо. Я до вас не встречал летающих людей.

– А я – говорящих зайцев, – пробормотал авиатор.

– Как оно там – в небе?

Генри запрокинул голову и улыбнулся.

– Там очень хорошо. Представляешь, мы с Морисом, это мой брат, хотим сами делать самолеты. Нам нужен самолет, который перелетит океан и вообще сможет облететь весь свет. Я обещал маме.

– Ух ты! – воскликнул Хэл. – Люди так много всего умеют. Зайцы вот не делают самолетов.

– Хочешь, я тебя прокачу?

– Что?

– Он спятил! Катать на самолете старого зайца! – Внутренний Голос обожал выскакивать, будто из подворотни.

– Я запросто могу поднять тебя в воздух, дружище! – воодушевился Генри.

– Спасибо, – пробормотал Хэл. – Я не знаю, зачем это мне…

– Хорошо, тогда ты подумай, а я прилечу еще. Чуть позже. – И Генри вскарабкался в кабину самолета. – Я найду тебя!

Хэл ждал его. Он уже нашел ответ на вопрос «зачем?», он смотрел в небо, прислушивался. Год, два, три. Потом еще раз столько же. И еще. В небе появились самолеты с бомбами, сновали самолеты-разведчики. Они были заняты войной.

Генри так и не вернулся.

Бо тащился за дедушкой в гостиницу. Еще с ночи поднялся ветер. Серое небо гудело, совсем низко трепыхались облака. «Это всё самолеты. Только и делают, что перемешивают небо. Вот оно и устало», – думал Бо.

Дедушка любил ходить пешком. Путь от дома до гостиницы как раз годился для бодрой пешей прогулки, когда позволительно чуточку запыхаться. В гостинице дедушка ухаживал за растениями в маленькой оранжерее, цветами на этажах, клумбой снаружи. Еще стриг траву вокруг здания. В клумбе жил Хэл. Дедушка видел его много раз. Заяц уже не прятался, но и не знакомился с хозяином Бо. Имел право. Если Хэл говорящий, это не повод думать, что он болтает без умолку со всеми подряд.

Всю жизнь Бо ходил по этой дороге. Их с дедушкой обгоняли машины и автобусы, спешившие в аэропорт и обратно в город. На одной из таких машин Бо приехал сюда щенком почти девять лет назад.

Самое раннее воспоминание: мама, ее теплый бок. Больше всего на свете Бо боялся забыть себя крошечного, под маминым боком. Он лелеял это воспоминание, то и дело воскрешал его в памяти и любовался.