– Нет, – сказала она, – возьми руками.
Тот выпрямился, внимательно посмотрел на неё, на снова раскрывшуюся ладонь и лежащий там орех. Потом деликатно и немного торжественно занёс руку, взял орешек и быстро отправил его в рот.
– Молодец, Чарли, умница, – похвалила его Алёна и ласково потрепала по плечу. – Давай-ка ещё покажем Ёжику, что умеем. Чар-ли, Чар-ли, – повторила она, отчётливо артикулируя.
– Смотри на его морду, – подсказал мне Вилли вполголоса.
Чарли не сводил глаз с губ Алёны, а его собственные губы дрожали. Но вот, преодолевая сопротивление мышц, из его рта вырвалось глухое, но раскатистое и довольно отчётливое:
– Хххаррр-ллллии.
– Ого! – Я не смог удержаться от удивлённого возгласа.
– Чисто человек! – поддержал меня Пётр Симеонович.
– Молодец, молодец, Чарлуша, умница! – Алёна захлопала в ладоши от радости.
Чарли улыбался во весь рот и даже подпрыгивал немного от возбуждения. Наверняка, подумалось мне, его анима сейчас неистово вертела бы хвостом.
И тут Чарли, как видно не в силах больше сдерживаться, подскочил к Алёне, грохнулся перед ней на колени, схватил её руку и приник губами, точно раб, целующий руку хозяйке.
Алёна ахнула и вырвалась.
Пётр Симеонович в одну секунду подбежал к Чарли, грубо схватил его за плечо, вывернул руку болевым приёмом. Бедняга согнулся и заскулил.
– Нет, нет, отпустите его, он не сделал ничего плохого! – воскликнула Алёна.
Пётр Симеонович послушался не сразу, но потом всё-таки ослабил хватку.
– Я по инструкции, док, – сказал он.
Он отпустил Чарли, тот скрючился у кушетки.
– Наверное, это прежняя хозяйка его научила, – сказал я, – я в карте у него прочитал – у него была хозяйка, одинокая женщина, она умерла, а больше с ним никому не захотелось возиться.
Алёна опустилась на кушетку и погладила Чарли по спине.
– Идите, мальчики, – сказала она устало. – Рабочий день закончен.
Через три дня, было воскресенье, я сидел на подоконнике в коридоре общежития, засунув нос в смарт. Всё это время я безуспешно пытался разгадать записи в карте гризли: перевёл все слова, вызубрил тонну научных терминов, но так и не понял, по какой такой странной причине его то приговаривали к выбраковке, то отправляли в научные центры и писали, какой он сообразительный и добрый. Мне зверь вовсе не казался добрым – мой трусоватый организм сопротивлялся, когда я по какой-то надобности входил в его бокс. Правда, во время дежурства Савы в третьем блоке зверь почти всегда был или пристёгнут к кушетке за руки, или вовсе распластан и зафиксирован на ней, потому что Сава утверждал, что тот сопротивляется, скалится и угрожает. Пётр Симеонович был помягче…
Я сидел на подоконнике, поджав под себя ноги, и то перечитывал со сделанных смартом фотографий записи в карте медведя, то смотрел в окно, где через дорогу от общежития, на лужайке, близнецы с Вилли играли в петанк.
– Ты чего тут сидишь в духоте? – спросила меня Маша, забираясь на подоконник рядом. – Редкий день с хорошей погодой…
– Так. Есть одна задачка, я над ней бьюсь, да никак не могу решить, – ответил я.
В последние дни мы мало разговаривали с Машей, все мы приходили в общежитие и почти сразу же плюхались спать – так уставали на практике с непривычки. Ну, может, неугомонные близнецы продолжали разведывать территорию.
– Будет ещё время, – Маша покачала кудрявой головой, – я вот поняла, что наши задачки все какие-то… – она посмотрела в окно, где Вилли слишком сильно размахнулся, кинул тяжёлый металлический шар и от неожиданности рухнул вперёд, в траву, – детские.
– Почему детские? – спросил я чуть-чуть обиженно. Мне казалось, что моя задачка, может быть в первый раз в моей жизни, стоит того, чтобы над ней биться.
– Ну, знаешь. Вот Дар. Так все профессора Громова у нас в лаборатории называют, сокращение от имени Дарий, – пояснила Маша. – Он над настоящими задачами бьётся. Например, сейчас разрабатывают одно сложное направление в ксенотрансплантологии, хотят добиться, чтобы органы животных можно было пересаживать больным людям. Вот это взрослая, настоящая задача.
Я задумался. С одной стороны, Маша права, но ведь прежде, чем к такой задаче подступиться, надо ещё много чего узнать, да и вообще…
– Думаю, Ёжик, ты прав, – ответила мне она, когда я свои мысли сформулировал. – Поэтому пойдём-ка на улицу, пока снова не полило!
Я не очень понял, какая тут связь, но Маша смотрела на меня и улыбалась, и оттого мне казалось, что солнце светит не только через пыльное коридорное окно на её рыжеватые кудри, подсвечивает левое ухо и тонкую шею, но и прямо на меня. Так ярко, что слепит глаза.
– Красота, – сказал я невпопад, но Маша меня поняла, взяла за руку, и мы поскакали вниз по лестнице через три ступеньки и вскоре уже толкались на траве с близнецами, воюя за право первого броска в новой партии.
Я играл, разумеется, с Машей, и мы сыграли несколько партий, а проиграли по счёту только потому, что близнецы играли за одного человека и безбожно жульничали при этом.
– Теперь вы нам должны желание, – заявила Анка. – И я даже знаю, какое оно будет.
– Не придумывайте, – возмутилась Маша. Она раскраснелась от игры, пушистые волосы сияли вокруг её головы волшебным ореолом. – Знаешь, Ёжик, чего они попросят? Провести их в лабораторию, когда там никого не будет. Всё никак не могут утолить свою жажду исследователей новых территорий.
– Не можем, – довольно миролюбиво согласилась Ксанка. – Но раз проиграли, так надо платить. Если ты трусишь, то пусть хоть Ёжик проведёт нас в свой бокс.
– Ничего не выйдет, – сказал я, – там постоянно кто-то есть – днём Алёна, ночью дежурный зоотехник, вас запалят и надают мне по голове.
– Можно подгадать время, Ёжик, – неожиданно поддержал близнецов Вилли. – Например, в обед. Сава ведь ходит есть в главный корпус, это Пётр Симеонович лапшой быстрого приготовления питается.
– Ничего себе, Ви, – удивился я. – Ты предлагаешь мне нарушить правила?
Вилли смутился, очки начал поправлять. Видно было, как внутри его правильного мозга чувство справедливости борется со здравым смыслом.
– Вы проиграли, – сказал он наконец. – Правильно будет отдать долг. И это не такое уж нарушение правил: у близнецов есть допуск, их вполне доктор Осин может послать с каким-то поручением в наш корпус. А тут ты проведёшь небольшую экскурсию. Показать им Чарли, например, отличная же идея.
Он, конечно, совершенно безобиден и так радуется каждый раз, когда к нему в бокс приходят люди… Но ведь близнецы наверняка к медведям полезут! Знаю я их!
– Так, – сказал я, – вы должны слушаться и соблюдать все правила!
– Конечно, мы будем соблюдать, – быстро закивала головой Анка.
– Зуб даём, – поддержала сестру Ксанка.
Я вздохнул, не очень-то им поверив.
– Закажем пиццу? – спросила Маша, подводя итог этому «совещанию». По всей видимости, она была очень довольна тем, что ей не придётся тайно вести близнецов в лабораторию Громова.
Когда мы поднимались по лестнице в свои комнаты, она взяла меня за руку и шепнула на ухо:
– Я тоже хочу посмотреть оборотней, можно?
От её волос пахло ванилью… Конечно, я сказал да.
В понедельник, когда Сава ушёл на обед, я отправил всем заинтересованным лицам кодовое сообщение: «Долг платежом красен». Тоже бабушкино выраженьице. На моё счастье, Алёны Алексеевны не было в боксе, ещё с утра она ушла на совещание к Медузе, но пока не возвращалась. Так что всё должно было бы пройти гладенько.
Через пару минут я впустил в бокс Анку, Ксанку и Машу, которая прибежала из главного корпуса запыхавшись.
– Там такой дым коромыслом: Медуза хочет отдать вашего медведя Сухотину, но наш проф стоит насмерть, – сообщила она краткую сводку с фронта.
– Всё равно у нас не больше сорока минут на всё про всё, – сказал я. – Вилли постоит у двери и будет следить за временем, а вы со мной по боксам, но только без резких движений. Я возьму на всякий случай шокер из каптёрки, но не уверен, что смогу им воспользоваться, если что.
