Вилли представился обычно, Иван Вильямс, он вообще всегда старается придерживаться протокола, а я сказал, что меня зовут Ёжик. Сам не знаю почему, захотелось Алёну эту удивить.

Она и вправду удивилась – глаза стали большие, круглые, но потом сообразила, посмотрела записи в смарте.

– Ев-се-вий, – произнесла с расстановкой, – всё понятно.

Не знаю уж, что ей там понятно.

– Меня все Ёжик зовут, даже в школе, – сказал я угрюмо. – С самого детства.

– Окей, Ёжик, – сказала Алёна насмешливо, – а ты почему такой мокрый?

Вот у некоторых есть такая привычка – очевидные вопросы задавать. Наверное, понятно, что я под утренний дождь попал, а не купался прямо в одежде.

– Док, – позвал Алёну Сава. Пока мы разговаривали, он заходил в боксы по очереди, как потом оказалось, заставлял зверей перейти в человеческую форму. – Все готовы, можно осматривать.

– Ладно. Вы, мальчики, меня в кабинете подождите, я быстро, – сказала Алёна.

– А можно с вами, Алёна Алексеевна? – спросил я. – Мы только посмотрим, только от входа. Пожалуйста.

– А ты тоже хочешь, Иван? – спросила Алёна у Вилли.

– Да, – ответил он, почему-то хриплым басом, – тоже. Если это не нарушает инструкций, Алёна Алексеевна.

– Тогда слушайте внимательно, и если только хоть что-то сделаете не так, всю практику будете поддоны от звериного дерьма отмывать, понятно? Входит в бокс сначала Сава, потом я, только потом вы. Кнопка двери внизу справа. Вот ты, – Алёна ткнула пальцем Вилли в грудь, – входишь последним и нажимаешь на неё сразу же. Стоите у двери, смотрите, молчите. Никаких контактов с животными, понятно?

Мы сказали, что, конечно, понятно, что же тут непонятного.

В первом сидели лисицы в гомункулярной форме. Ветеринарный бокс – это просто узкая комната с маленьким окошком под самым потолком. У стены – приваренная к полу лавка с фиксаторами, на всякий случай. В углу у окна стояли миски с недоеденным рыбным фаршем и водой.

Лисы, все три штуки, сбились в такой плотный клубок, что не сразу разобрать можно было, где чья рука или нога.

Сава подошёл к ним почти вплотную, угрожающе навис, так что одна из лис затряслась крупной дрожью, словно в лихорадке.

– Боится… – сказал я невольно.

Алёна резко обернулась ко мне, строго сводя брови.

– Никаких разговоров!

– Да-да, простите, – поспешно ответил я и даже отступил на полшага назад, упёрся мокрой рубашкой в стеклик. Вилли посмотрел на меня осуждающе.

Алёна села рядом с лисицами, осторожным, плавным жестом отстранила Саву.

– Всё хорошо, – сказала она тихо, но отчётливо. – Я доктор, я вам помогу.

Одна из лис подняла голову и посмотрела на Алёну узкими азиатскими глазками. Конечно, смысла слов она не понимала, но интонацию, как любой зверь, улавливала.

– Я доктор, – повторила Алёна очень спокойно. Лисица, которая смотрела на неё, выпростала тонкую ручку и осторожно потрогала медицинский анализатор, который та держала в руках.

Анализатор, кстати, был крутой, я таких ещё никогда не видел. Сразу можно не только температуру, давление, пульс измерить, но и параметры роста и веса, и даже предположительный диагноз поставить по радужке глаза. Я решил, что потом обязательно попрошу его и разберусь подробнее.

Любопытная лисица уже сидела у Алёны на коленях, а остальные тоже расслабились, только самая маленькая всё ещё подрагивала время от времени.

Конечно, принять гомункулярную форму оборотней за настоящего человека можно только в темноте или сослепу. Особенно это понятно было сейчас, когда лисы перестали бояться. Ноги и руки у них были слишком тонкие, а тела, наоборот, раздутые. Они скорее походили на странных, явно нездоровых детей…

Я не удержался и спросил:

– Сколько им?

Алёна глянула на меня сердито, но всё-таки ответила:

– Лет восемь, точно неизвестно, потому что их уже взрослыми выловили в дикой природе. Какой-то коллекционер. Хорошо хоть, вовремя понял, что не справляется, – в целом они здоровы, но сильно истощены, видимо, так и не привыкли к корму. – Алёна вздохнула. – Назначу им пока второй рацион, слышишь, Сава? И витамины проколем, а там видно будет. В порядок их приведём.

В коридоре, пока не вошли в следующий бокс, Вилли подал голос:

– Алёна Алексеевна, можно спросить?

– Спрашивай, Вильямс, – она улыбнулась.

– Ведь это звери для лабораторий, так? Всё равно они для опытов, зачем их в порядок приводить?

Я даже задохнулся от такой глупости, думал, сейчас Алёна ему задаст. Сунулся на практику такой неуч! Но она только ещё сильнее разулыбалась, так что на щеках появились ямочки.

– А это, Вильямс, наша миссия и есть. Для чистоты экспериментов нужны здоровые животные. Сейчас вот мы закончим осмотр, а потом покажу вам заявки на них. Кому-то нужны только самые здоровые, в лабораторию Громова например. Они регенерацией занимаются сейчас. А кому-то, как когнитивистам, подойдёт и старое животное, зато контактное, расположенное к человеку.

– И вы решаете, кого куда направить? – спросил Вилли и поправил очки. В его голосе так ясно слышалось восхищение, что мне стало стыдно.

Алёна тоже покраснела.

– Не совсем так. Я даю характеристику, как можно более полную, и рекомендации. Решает всё-таки руководство. – При этих словах она так прищурилась, что я едва сдержал смех – очень похоже на Медузу вышло.

В следующем боксе были два кролика, сверкавшие красными злыми глазами, потом енотовидные собаки, у одной из которых оказалась повышенная температура, лабрадор по кличке Чарли, совсем старый чёрный медведь, списанный из цирка, и, наконец, в последнем ждал гризли.

Честно говоря, к этому моменту я даже устал от впечатлений. Столько зверей, столько новых сведений! Алёна-то все показания анализатора записывала в смарт, а у меня голова вовсе не так хорошо обрабатывает информацию, уже ощущалась перегрузка. А тут ещё гризли! Может быть, поэтому к последнему боксу я позабыл уже все строгие инструкции и вошёл первый, сразу, как только дверь из стеклика отъехала в сторону. Вошёл и обомлел! Гризли лежал прямо на полу, не на кушетке, и был в аниме! Огромный, он занимал почти половину комнаты; я только один шаг сделал вперёд, подталкиваемый Савой, а очутился почти рядом с его огромной мордой. Вытянутые челюсти явно могли перекусить пополам мою руку одним махом. Шерсть медведя была темнее на холке и становилась светлее ближе к носу. Но больше всего впечатляли длинные, в полфута, жёлтые когти на лапах.

Сава рывком, довольно грубо отодвинул меня к стене и в одну секунду схватил зверя за загривок.

– Ах ты дрянь! – заорал он так, что у меня сердце в пятки ушло. – Сказано в человека превращаться, тварь! – Он приподнял голову медведя за шерсть и ударил его тяжёлым ботинком с железными набойками в челюсть.

Честно скажу, я зажмурился. Я уже говорил, что трусоват? Ну вот. Но зато всё слышал: Сава ещё несколько раз его ударил, а потом зверь начал трансформацию.

Вилли схватил меня за локоть – мои глаза открылись сами собой.

На уроках биологии мы видели кота нашего директора в аниме, видели его гомункула, но сам процесс трансформации можно было наблюдать только в учебных фильмах и на картинках. Считается, что звери не любят, когда люди видят их оборот, стесняются, что ли. Папа объяснял мне, что традиция хотя бы отворачиваться, когда видишь перекидывающегося оборотня, уходит корнями в древние представления о магии и всём таком, но я мало что понял. Одно ясно: оборотень, чью трансформацию ты видел, скорее всего, будет ненавидеть тебя.

В общем-то неудивительно. Это то ещё зрелище, надо сказать. Я открыл глаза, когда трансформация гризли уже шла вовсю. На нём практически не было кожи, кое-где ещё остававшаяся шерсть висела грязными клоками. Потом стали видны белые кости, сжимающиеся и разжимающиеся лёгкие за решёткой грудной клетки, которая становилась всё меньше. Сава всё это время держал медведя за холку, но постепенно она превратилась в шею довольно крупного почти человека. Зверь дёрнулся, вырвался из хватки и упал на бетонный пол. У Савы в горсти осталась жёлтая шерсть. Почему-то я запомнил этот яркий клок в чёрной защитной перчатке лучше всего.