Выходит, начался парад.
— Крестик… Заговоренный крестик…
А у Мишки никак не выходил из головы разговор, который он случайно подслушал. Слишком уж много очень интересных и далеко идущих мыслей он рождал.
— Обычный крестик не хочет брать… Стыдно ему перед товарищами, видите ли, — еле слышно бормотал парень, снова и снова вспоминая плачущую женщину. Столько отчаяния и тоски было в ее взгляде, обращенном на сына, что сердце сжималось. — Надеялась, что крестик и ее молитвы уберегут сына от смерти… Мама, ведь…
Неожиданно вспомнилась и его мама, мама из прошлого, ее ласковый взгляд, добрый немного уставший голос. Перед дальней дорогой, старенькая уже, она всегда усаживала его рядом с собой и читала молитву, в которой просила Бога о хорошем пути.
Не ожидая от себя, Мишка улыбнулся. От добрых воспоминаний сразу же стало тепло, спокойно. Появилась уверенность, что все у него обязательно получится.
— Спасибо, мама, — прошептал одними губами. — А я бы крестик точно взял…
И тут его осенило. Мишка сразу же сбился с ритма, но, к счастью, быстро исправился и вновь зашагал в ногу со всеми.
— Вот! За этими стихами, песнями и плясками о самом главном забыл! — даже по лбу себя ладонью хлопнул.- Вера…
Будь он хоть трижды прожжённый циник и побитый жизнью скептик, но не признавать огромную роль веры в жизни людей никак не мог. Как бы здесь и сейчас не запрещали любые проявления религии, не закрывали храмы, не преследовали священнослужителей, вера в Бога все равно оставалась в сердцах людей. Идейных, искренних перед собой атеистов, конечно, хватало, особенно среди подрастающей молодежи, но остальных все равно было больше. Простые люди продолжали верить, скрывая это от власти, чужих. В городах молились перед иконами, заботливо заворачивая их потом в чистую тряпочку и пряча подальше. В селах и деревнях собирались в домах у богомольных бабушек и дедушек, где совершали церковные требы, проводили обряды крещения и отпевания. Про крестик и говорить было нечего. Можно было не сомневаться, что у каждого второго на шее он висел.
— В этом же настоящая сила… Как там говорилось, кажется, в Евангелии? В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог… Только у нас это Вера… Да, именно так…
Конечно, Мишка сейчас смотрел на религию, как нечто практической, как на очень эффективный инструмент крепости и даже подъема народного духа, и не видел в таком взгляде ничего зазорного. Продукт совершенно другой эпохи, практик до мозга костей, веру и религию он мыслил совершенно иными категориями, которые современнику показались бы циничными, механистичными, и может даже нечеловеческими по своей холодной логике. А почему нет? Разве в его рассуждения вкралась ошибка или неточность? Ведь, искренне верующий человекболее стоек, чем неверующий, так как верит в Божье провидение, в Силу Бога и его милосердие. С Богом в душе человек сможет выстоять там, где другой уже давно побежит или просто свалится от страха на землю. Он будет стоять на смерть на рубеже обороны, вгрызаясь в землю. Не доедая, замерзая, будет сверлить метал за станком или рубить уголь в шахте.
— Да, религия и вера — это тот нематериальный ресурс, про который я совершенно забыл… Хм, я? А они⁈ — его взгляд непроизвольно остановился на мавзолее, на котором выстроилось почти все руководство Советского государства. Стояли, махали руками, не понимая, что долгое время упускали из виду одного из самых эффективных оружий, оказавшихся в распоряжении человечества. — Другого такого, пожалуй, и не было еще…
Если призадуматься, то даже разрушительная мощь атомного оружия покажется детской шалостью. Достаточно вспомнить средневековую мантру о войне за Гроб Господень, которую несколько веков повторяли сотни и сотни тысяч жителей Европы. В результате Крестовых походов произошли просто титанические изменения на политической карте мира, в мировоззрении, культуре и даже науке многих народов.
— … Хотя, конечно, большевики тоже не спали, придумав свою религию. Корявенько, правда вышло, немного нескладно, как у троечника, списавшего контрольную у отличника. А вот если все объединить вместе?
Если бы не парад, то Мишка точно бы заорал от возбуждения и понесся бы на поиски блокнота и карандаша. Приходящие в голову идеи требовали немедленной фиксации, грозя самым натуральным образом взорвать его мозг.
— Все же близко, родственно. И там, и там религия со своим Богом, своими святыми и священными книгами. Только все называется по-разному.
Неужели никто этого не видит, удивлялся Мишка. Есть православная церковь и институт священнослужителей, которым в Союзе условно соответствует так же жестко структурированная коммунистическая партия со тысячами секретарей и политруков. Есть Десять заповедей, а есть очень близкий по духу Моральный кодекс строителя коммунизма. Насколько он помнил, в его время, в 90-х годах, кажется, кто-то из политических деятелей, вообще, Иисуса Христаназвал первым коммунистом в земной истории. Мол, главный лозунг коммунизма «Кто не работает, тот не ест» практически без изменения отражен в послании апостола Павла фессалоникийцам.
И так эти все мысли запали ему в душу, что парад одним махом пролетел мимо него. Конечно, атмосферу Мишка успел прочувствовать, вдохнул, так сказать, полной грудью. В некоторые моменты, вообще, плотно накрывало какое-то мистическое чувство единения с чем-то огромным, невероятно великим, безразмерным. Растворяешься в этом ощущении, начинаешь себя чувствовать крошечной песчинкой, едва заметной мошкой на фоне грандиозных событий. Но преобладающие эмоции все равно схлынули, едва только их сводная рота замедлила шаг возле конечного места сбора.
— Старинов! Старинов, Михаил⁈ — внезапно чей-то зычный командирский голос вырвал Мишку из раздумий. Кто-то из пионеров, стоявших рядом, даже хлопнул парня по плечу, привлекая внимание. Мол, не спи, тебя зовут. — Старинов, к командиру!
Опомнившись, Мишка сразу же подорвался. Рысью подбежал к черной эмке, приткнувшейся к углу здания. Оказалось, это был майор из охраны Сталина. Коренастый командир с чугунным непроницаемым без лишних слов взял его в оборот.
— Едем. Вызывают, — вот так емко, двумя словами он и объяснил суть вопроса.
Оказавшись у Кремля, парня попросили пересесть уже в другую машину. В ответ он лишь пожал плечами. Как говориться, какая разница на чем ехать уставшему человеку, главное — ехать, а не идти.
— Здравствуйте, товарищ Старинов, — до Мишки, успевшего только приоткрыть заднюю дверь автомобиля, донесся голос с характерным акцентом. — Как вам парад?
Вопрос был, что называется прямо в лоб. Мишка даже не сразу нашелся что ответить. Не говорить же, что почти все время он размышлял над одной мыслью.
— Э… Хорошо, хотя и рисково, конечно. Получилось очень воодушевляющее зрелище. Тысячи солдат, сотни единиц техники прошли по Красной площади. Целая армия, брусчатка под ногами аж тряслась, — попытался передать те ощущения, что накатывали на него. — Теперь все увидят, что нас ничто и никогда не сломит.
Едва заметная улыбка тронула губы Вождя, хоть за усами этого и не было особо заметно. Доволен эффектом.
— Только вот… — в самом конце буквально вырвалось у Мишки. Рот он с хлопком закрыл, но было уже совсем поздно. Слово не воробей, вылетит — не поймаешь, короче.
Сталин тут же повернул голову. Напомнило, если честно, поворот танковой башни. Такой же оставалось ощущение, как от взгляда в зрачок танкового орудия.
— Почему вы не договариваете, товарищ Старинов? — в голосе Старина послышалась сталь. Видать, задело его, что было еще какое-то мнение, отличное от положительного. — Я жду. Что же вам не понравилось в нашем параде?
Даже каким-то неприятным холодком повеяло. Мол, что же тебе, сукин сын, не понравилось? Страна в смертельной опасности, замерзает, голодает, напрягая сила провела парад, а ты рожу кривишь? Примерно такой посыл читался.
Струхнул Мишка немного, чего скрывать-то. Против него похоже сыграло и то, что прямо с мороза в теплое нутро автомобиля залез. Расслабился, потерял осторожность, болтать языком лишнее стал.
