Она попалась в паутину влюбленности незаметно для самой себя , увязнув в ней, как мушка, корчась от боли и не ведая, как из всего этого выбраться. А начиналось все это, как легкое, волнительное и яркое приключение. Ей импонировало, что такой харизматичный парень не только обратил на нее внимание, но и всячески демонстрировал свои чувства.

По работе ее нередко посылали за реактивами в аптеки и иные городские учреждения. Раньше она добиралась общественным транспортом, теперь же ее возил личный шофер на Скорой помощи. Это было круто, когда он на скорости (ветер в ушах!) мчал по городу, шутил или обсыпал ее комплиментами, а у нее горели щеки, блестели глаза, развевались на ветру волосы и все время хотелось смеятся. Это было яркое время стремительной смены ощущений и всего событийного ряда, как и влюбленности, от которой, как от шампанского лопались пузырьки восторга где-то в районе солнечного сплетения.

Они порой тайком ныряли в заветную комнатку за сценой. Недолгое общение с гитарой переливалось в объятия и поцелуи, становившиеся все жарче и откровеннее. Толик довольно настойчиво пытался склонить ее к близости. А она всячески избегала этого, полагаясь на свою интуицию, которая нашептывала ей с самого начала: « Беги от него, а не то беда..»

То, что он женат, она узнала быстро. Да и сам он из этого тайны не делал, как и из личной репутации серцееда и ловеласа на огороженной территории Бак препаратов, где женского персонала всегда было в избытке.

Кроме всего прочего, местная валюта в виде флакончиков чистого спирта, которой снабжали водителей руководительницы некоторых отделов в знак благодарности за оказанные услуги, связанные с перевозками (не всегда по делам служебным, увы!), безусловно, способствовали алкогализации тех, для кого предназначались. И Толик отнюдь не был трезвенником, увы.

А время, тем не менее, шло своим ходом. Приближался блаженный период ежегодной летней университетской практики в живописных Гайдарах, плавно переходящий в отпуск.

Они перед расставанием на пару месяцев договорились встретится в центре города, у большой лестницы, рядом с которой стали выставлять свои произведения местные художники, чтобы немного погулять. Толик при встрече в тот раз выглядел непривычно задумчивым и неразговорчивым. Она была слегка озадачена и даже обеспокоена этим фактом.

– У тебя что-то случилось? Неприятности?

–Да, так. Жена сегодня выдала ночью сама себя… Полезла ко мне полусонная с ласками и стала называть меня другим именем.

При этом он все изобразил в лицах и, скривившись презрительно, сплюнул, назвав свою супругу нецензурным словом. Ей стало не по себе не столько от всего услышанного, сколько от мысли, мгновенно пришедшей в голову: «А я-то здесь причем? Кто я для него, в конце-концов: просто девочка для забав, кандидат на роль наложницы? Если он так расстроен изменой жены, значит, любит ее, а не меня…».

Это был первый камешек перед лавиной камней и комьев грязи, которые готовились обрушиться на ее, пока еще ни о чем не подозревающую голову. Но тогда Она предпочла забыть об этом разговоре. Они недолго пообщались, прогуливаясь мимо картин, на которых (в отличие от нее) Толик даже головы не поворачивал, и распрощались до сентября, разъехавшись в разные стороны.

Ей следует сегодня же пойти в этот треклятый следственный отдел, все выяснить и забрать свои вещи. Почему он с ней так разговаривал? Ведь она ни в чем не виновата! И что-то ей подсказывало, что все это не просто так. Только жизнь стала приобретать желаемые очертания, как, нате вам…

В следственном отделе не наблюдалось аншлага, она быстро нашла кабинет с табличкой «следователь Егоров Н.П.» и уверенно постучала в дверь, сразу приоткрыв ее, увидела утреннего гостя сидящим за компьютором и перебирающим какие-то очередные документы. Он уже ждал ее, поздоровался и пригласил к столу. Повторился утренний опрос, только уже более конкретный и привязанный ко времени почти поминутно. Однако, время для нее перестало существовать сразу после вечернего купания и пропажи вещей. Наконец, показания, записанные с ее слов, были подписаны. Она вздохнула с облегчением, наконец-то ей отдадут то, что ей принадлежит!

Но этого не произошло. Николай Петрович заявил ей о том, что сейчас состоится процедура опознания, в которой ей необходимо поучаствовать. Она опять удивилась.

– Кого я должна буду опознавать?

– Нет. Вы просто будете находиться вместе с другими людьми в комнате. Это недолго

– Зачем? Меня в чем-то обвиняют?

–Пока только проверяют. Вы готовы?

Она нервно пожала плечами и прошла за следователем в указанную комнату, где уже находилось несколько женщин среднего и старшего возраста. Затем всех попросили встать вдоль стены. А потом в комнату вошла некая персона, в которой она тот час узнала спутницу того самого Сергея, который был вызван не далее, как вчера таинственным Лионелем на сцену для транстедентального гипнотического сеанса.

Дама была так же, как вчера в кафе беспорядочно и безвкусно обвешана всевозможной бижутерией. Яркая помада сильно выделялась на напудренном лице, при этом она жевала жвачку и от этого выглядела еще более вульгарно.

Брюнетка с напыщенным видом прошлась взглядом по каждой из женщин. Когда очередь дошла до нее, кивнула следователю и сказала уверено :«Да, это именно эта! Я ее сразу запомнила. Корчила из себя порядочную, а сама…»

У нее перехватило дыхание от возмущения. Да что тут, в самом деле происходит? Что ей пытаются инкриминировать все эти люди? Господи, когда же все это кончится!

Разумеется, после процедуры опознания она вновь оказалась в кабинете следователя. У нее взяли отпечатки пальцев. И теперь с ней стали разговаривать несколько иначе.

В итоге после нескольких перекрестных допросов на одну и ту же тему ей было предъявлено постановление о временном задержании ввиду признания ее в качестве подозреваемой в убийстве одного или нескольких лиц. Когда до нее дошел смысл озвученного следователем, она подумала, что это всего лишь сон, дурное наваждение, либо, как миниму чудовищное недоразумение, которое свалилось ей на голову внезапно, как кирпич с крыши. Навалилась тошнотворная усталость и беспомощность.

Оказавшись в камере, она все еще не верила в то, что все происходящее с ней – реальность. Этого не может быть! Разве можно просто взять и посадить невиновного человека в клетку? Маразм. Но, тем не менее, никто не встал на ее сторону. Да, обещали адвоката, кажется. В камере она была одна.

Присев на нижний ярус спального места, она решила прилечь и попытаться придумать какой-то план собственной реабилитации. Все дело в том, что она здесь толком никого не знает. Шапочные знакомства не в счет. И по большому счету, ей не к кому обратиться. Ей необходим телефон. Они обязаны ей предоставить право позвонить. Но сейчас никого не докричишься. Завтра, она потребует, это ее право…

Тяжелая, обессиливающая дремота навалилась и погрузила ее сознание в лабиринт бесконечно мелькающих кадров, за содержание которых она пыталась зацепиться, но не успевала. Затем она отчетливо различила мужской силуэт на фоне рпспахнутой двери. Он казался знакомым, хоть и стоял к ней в пол оборота.

«Помогите мне, я не должна здесь находиться! Вы же это знаете»,– ей хотелось крикнуть, но вместо крика, с губ сорвался едва слышимый шепот. Но стоящий в пол оборота мужчина все же обернулся…

Дни в Гайдарах запоминались меньше, чем ночи. Протекали они почти, как в пионерском лагере. Расписание практических занятий и последующих зачетов-экзаменов с перерывом на завтрак, обед и ужин, с отбоем после 22-х . Стало быть, время после ужина и ночь манили возможностью побыть на свободе и активно пообщаться.

Почти каждую ночь студенты биофака, большая часть которых состояла из амазонок-биологинь, собирались на заветной лесной поляне. Как правило, разжигался костерок, переходила по кругу неизменная гитара. Горячительные напитки были в трэнде (выражаясь современным языком). В качестве закуски использовалось все, что угодно, вплоть до свежеприготовленных мышей полевок, лягушек, а так же лесных ягод и плодов. А может это было байкой находчивых и острых на язык девиц (кто его знает?), которых порой побаивались даже студенты-«педики», будущие школьные физруки.